Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что, скажи: к твоему барину слишком, я думаю, много ездит графов
и князей?
А по́ лугу,
Что гол, как у подьячего
Щека, вчера побритая,
Стоят «
князья Волконские»
И детки их, что ранее
Родятся, чем отцы.
На первом месте — старый
князь,
Седой, одетый в белое,
Лицо перекошенное
И — разные глаза.
«Тсс! тсс! — сказал Утятин
князь,
Как человек, заметивший,
Что на тончайшей хитрости
Другого изловил. —
Какой такой господский срок?
Откудова ты взял его?»
И на бурмистра верного
Навел пытливо глаз.
А я
князей Утятиных
Холоп —
и весь тут сказ!»
Не может барских милостей
Забыть Ипат!
Однако Клима Лавина
Крестьяне полупьяные
Уважили: «Качать его!»
И ну качать… «Ура!»
Потом вдову Терентьевну
С Гаврилкой, малолеточком,
Клим посадил рядком
И жениха с невестою
Поздравил! Подурачились
Досыта мужики.
Приели все, все припили,
Что господа оставили,
И только поздним вечером
В деревню прибрели.
Домашние их встретили
Известьем неожиданным:
Скончался старый
князь!
«Как так?» — Из лодки вынесли
Его уж бездыханного —
Хватил второй удар...
А
князь опять больнехонек…
Чтоб только время выиграть,
Придумать: как тут быть,
Которая-то барыня
(Должно быть, белокурая:
Она ему, сердечному,
Слыхал я, терла щеткою
В то время левый бок)
Возьми
и брякни барину,
Что мужиков помещикам
Велели воротить!
Поверил! Проще малого
Ребенка стал старинушка,
Как паралич расшиб!
Заплакал! пред иконами
Со всей семьею молится,
Велит служить молебствие,
Звонить в колокола!
В день смерти
князя старого
Крестьяне не предвидели,
Что не луга поемные,
А тяжбу наживут.
И, выпив по стаканчику,
Первей всего заспорили:
Как им с лугами быть?
Ну, дело все обладилось,
У господина сильного
Везде рука; сын Власьевны
Вернулся, сдали Митрия,
Да, говорят,
и Митрию
Нетяжело служить,
Сам
князь о нем заботится.
Прапрадед мой по матери
Был
и того древней:
«
Князь Щепин с Васькой Гусевым
(Гласит другая грамота)
Пытал поджечь Москву,
Казну пограбить думали,
Да их казнили смертию»,
А было то, любезные,
Без мала триста лет.
Затем приказал
князь обнести послов водкою, да одарить по пирогу, да по платку алому,
и, обложив данями многими, отпустил от себя с честию.
И повел их вор-новотор сначала все ельничком да березничком, потом чащей дремучею, потом перелесочком, да
и вывел прямо на поляночку, а посередь той поляночки
князь сидит.
Явился проповедник, который перелагал фамилию"Бородавкин"на цифры
и доказывал, что ежели выпустить букву р, то выйдет 666, то есть
князь тьмы.
Только на осьмой день, около полдён, измученная команда увидела стрелецкие высоты
и радостно затрубила в рога. Бородавкин вспомнил, что великий
князь Святослав Игоревич, прежде нежели побеждать врагов, всегда посылал сказать:"Иду на вы!" —
и, руководствуясь этим примером, командировал своего ординарца к стрельцам с таким же приветствием.
Но в то же время выискались
и другие, которые ничего обидного в словах
князя не видели.
Услыхал
князь бестолковую пальбу бестолкового одоевца
и долго терпел, но напоследок не стерпел: вышел против бунтовщиков собственною персоною
и, перепалив всех до единого, возвратился восвояси.
— Я уж на что глуп, — сказал он, — а вы еще глупее меня! Разве щука сидит на яйцах? или можно разве вольную реку толокном месить? Нет, не головотяпами следует вам называться, а глуповцами! Не хочу я володеть вами, а ищите вы себе такого
князя, какого нет в свете глупее, —
и тот будет володеть вами!
С таким убеждением высказал он это, что головотяпы послушались
и призвали новото́ра-вора. Долго он торговался с ними, просил за розыск алтын да деньгу, [Алтын да деньга — старинные монеты: алтын в 6 денег, или в 3 копейки (ср. пятиалтынный — 15 коп.), деньга — полкопейки.] головотяпы же давали грош [Грош — старинная монета в 2 копейки, позднее — полкопейки.] да животы свои в придачу. Наконец, однако, кое-как сладились
и пошли искать
князя.
— Что вы за люди?
и зачем ко мне пожаловали? — обратился к ним
князь.
Бросились они все разом в болото,
и больше половины их тут потопло («многие за землю свою поревновали», говорит летописец); наконец, вылезли из трясины
и видят: на другом краю болотины, прямо перед ними, сидит сам
князь — да глупый-преглупый! Сидит
и ест пряники писаные. Обрадовались головотяпы: вот так
князь! лучшего
и желать нам не надо!
Очевидно, он копировал в этом случае своего патрона
и благодетеля, который тоже был охотник до разъездов (по краткой описи градоначальникам, Фердыщенко обозначен так:"бывый денщик
князя Потемкина")
и любил, чтоб его везде чествовали.
— Слыхал, господа головотяпы! — усмехнулся
князь («
и таково ласково усмехнулся, словно солнышко просияло!» — замечает летописец), — весьма слыхал!
И о том знаю, как вы рака с колокольным звоном встречали — довольно знаю! Об одном не знаю, зачем же ко мне-то вы пожаловали?
Пчела роилась необыкновенно, так что меду
и воску было отправлено в Византию почти столько же, сколько при великом
князе Олеге.
Тогда
князь выпучил глаза
и воскликнул...
11) Фердыщенко, Петр Петрович, бригадир. Бывший денщик
князя Потемкина. При не весьма обширном уме был косноязычен. Недоимки запустил; любил есть буженину
и гуся с капустой. Во время его градоначальствования город подвергся голоду
и пожару. Умер в 1779 году от объедения.
Но ничего не вышло. Щука опять на яйца села; блины, которыми острог конопатили, арестанты съели; кошели, в которых кашу варили, сгорели вместе с кашею. А рознь да галденье пошли пуще прежнего: опять стали взаимно друг у друга земли разорять, жен в плен уводить, над девами ругаться. Нет порядку, да
и полно. Попробовали снова головами тяпаться, но
и тут ничего не доспели. Тогда надумали искать себе
князя.
—
И будете вы платить мне дани многие, — продолжал
князь, — у кого овца ярку принесет, овцу на меня отпиши, а ярку себе оставь; у кого грош случится, тот разломи его начетверо: одну часть мне отдай, другую мне же, третью опять мне, а четвертую себе оставь. Когда же пойду на войну —
и вы идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!
— Посылал я сущего вора — оказался вор, — печаловался при этом
князь, — посылал одоевца по прозванию «продай на грош постных яиц» —
и тот оказался вор же. Кого пошлю ныне?
Затем
князь еще раз попробовал послать «вора попроще»
и в этих соображениях выбрал калязинца, который «свинью за бобра купил», но этот оказался еще пущим вором, нежели новотор
и орловец. Взбунтовал семендяевцев
и заозерцев
и, «убив их, сжег».
14) Микаладзе,
князь, Ксаверий Георгиевич, черкашенин, потомок сладострастной княгини Тамары. Имел обольстительную наружность
и был столь охоч до женского пола, что увеличил глуповское народонаселение почти вдвое. Оставил полезное по сему предмету руководство. Умер в 1814 году от истощения сил.
Задумались головотяпы над словами
князя; всю дорогу шли
и все думали.
Но как пришло это баснословное богатство, так оно
и улетучилось. Во-первых, Козырь не поладил с Домашкой Стрельчихой, которая заняла место Аленки. Во-вторых, побывав в Петербурге, Козырь стал хвастаться;
князя Орлова звал Гришей, а о Мамонове
и Ермолове говорил, что они умом коротки, что он, Козырь,"много им насчет национальной политики толковал, да мало они поняли".
Ему нужны были бунты, ибо усмирением их он надеялся
и милость
князя себе снискать,
и собрать хабару [Хабара́ — барыши, взятка.] с бунтующих.
А вор-новотор этим временем дошел до самого
князя, снял перед ним шапочку соболиную
и стал ему тайные слова на ухо говорить. Долго они шептались, а про что — не слыхать. Только
и почуяли головотяпы, как вор-новотор говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
Задумались головотяпы: надул курицын сын рукосуй! Сказывал, нет этого
князя глупее — ан он умный! Однако воротились домой
и опять стали сами собой устраиваться. Под дождем онучи сушили, на сосну Москву смотреть лазили.
И все нет как нет порядку, да
и полно. Тогда надоумил всех Пётра Комар.
И получил от
князя похвалу великую.
Распалился
князь крепко
и послал неверному рабу петлю.
Как взглянули головотяпы на
князя, так
и обмерли. Сидит, это, перед ними
князь да умной-преумной; в ружьецо попаливает да сабелькой помахивает. Что ни выпалит из ружьеца, то сердце насквозь прострелит, что ни махнет сабелькой, то голова с плеч долой. А вор-новотор, сделавши такое пакостное дело, стоит брюхо поглаживает да в бороду усмехается.
— Кто вы такие?
и зачем ко мне пожаловали? — молвил
князь, жуя пряники.
— Кто вы такие?
и зачем ко мне пожаловали? — вопросил
князь посланных.
Тогда
князь, видя, что они
и здесь, перед лицом его, своей розни не покидают, сильно распалился
и начал учить их жезлом.
Каким образом об этих сношениях было узнано — это известно одному богу; но кажется, что сам Наполеон разболтал о том
князю Куракину во время одного из своих petits levе́s. [Интимных утренних приемов (франц.).]
И вот в одно прекрасное утро Глупов был изумлен, узнав, что им управляет не градоначальник, а изменник,
и что из губернии едет особенная комиссия ревизовать его измену.
— Правда ли, — говорил он, — что ты, Семен, светлейшего Римской империи
князя Григория Григорьевича Орлова Гришкой величал
и, ходючи по кабакам, перед всякого звания людьми за приятеля себе выдавал?
Парамошу нельзя было узнать; он расчесал себе волосы, завел бархатную поддевку, душился, мыл руки мылом добела
и в этом виде ходил по школам
и громил тех, которые надеются на
князя мира сего.
— А были мы у одного
князя глупого да у другого
князя глупого ж —
и те володеть нами не похотели!
— Глупые вы, глупые! — сказал он, — не головотяпами следует вам по делам вашим называться, а глуповцами! Не хочу я володеть глупыми! а ищите такого
князя, какого нет в свете глупее, —
и тот будет володеть вами.
Воротились добры молодцы домой, но сначала решили опять попробовать устроиться сами собою. Петуха на канате кормили, чтоб не убежал, божку съели… Однако толку все не было. Думали-думали
и пошли искать глупого
князя.
Он прошел вдоль почти занятых уже столов, оглядывая гостей. То там, то сям попадались ему самые разнообразные,
и старые
и молодые,
и едва знакомые
и близкие люди. Ни одного не было сердитого
и озабоченного лица. Все, казалось, оставили в швейцарской с шапками свои тревоги
и заботы
и собирались неторопливо пользоваться материальными благами жизни. Тут был
и Свияжский,
и Щербацкий,
и Неведовский,
и старый
князь,
и Вронский,
и Сергей Иваныч.
Разговаривая
и здороваясь со встречавшимися знакомыми, Левин с
князем прошел все комнаты: большую, где стояли уже столы
и играли в небольшую игру привычные партнеры; диванную, где играли в шахматы
и сидел Сергей Иванович, разговаривая с кем-то; бильярдную, где на изгибе комнаты у дивана составилась веселая партия с шампанским, в которой участвовал Гагин; заглянули
и в инфернальную, где у одного стола, за который уже сел Яшвин, толпилось много державших.
И старый
князь,
и Львов, так полюбившийся ему,
и Сергей Иваныч,
и все женщины верили,
и жена его верила так, как он верил в первом детстве,
и девяносто девять сотых русского народа, весь тот народ, жизнь которого внушала ему наибольшее уважение, верили.