Неточные совпадения
«В сущности, есть много оснований думать, что именно эти люди — основной материал
истории, сырье, из которого вырабатывается все остальное человеческое, культурное. Они и — крестьянство. Это — демократия, подлинный демос — замечательно живучая, неистощимая сила. Переживает все социальные и стихийные
катастрофы и покорно, неутомимо ткет паутину жизни. Социалисты недооценивают значение демократии».
— Был там Гурко, настроен мрачно и озлобленно, предвещал
катастрофу, говорил, точно кандидат в Наполеоны. После
истории с Лидвалем и кражей овса ему, Гурко, конечно, жить не весело. Идиот этот, октябрист Стратонов, вторил ему, требовал: дайте нам сильного человека! Ногайцев вдруг заявил себя монархистом. Это называется: уверовал в бога перед праздником. Сволочь.
Вера сообщала, бывало, своей подруге мелочной календарь вседневной своей жизни, событий, ощущений, впечатлений, даже чувств, доверила и о своих отношениях к Марку, но скрыла от нее
катастрофу, сказав только, что все кончено, что они разошлись навсегда — и только. Жена священника не знала
истории обрыва до конца и приписала болезнь Веры отчаянию разлуки.
Все это впоследствии выяснилось в самом подробном и документальном виде, но теперь мы наметим фактически лишь самое необходимое из
истории этих ужасных двух дней в его жизни, предшествовавших страшной
катастрофе, так внезапно разразившейся над судьбой его.
Я также думаю, что методический, мирный шаг, незаметными переходами, как того хотят экономические науки и философия
истории, невозможен больше для революции; нам надобно делать страшные скачки. Но в качестве публицистов, возвещая грядущую
катастрофу, нам не должно представлять ее необходимой и справедливой, а то нас возненавидят и будут гнать, а нам надобно жить…»
Этот же хаос Тютчев чувствует и за внешними покровами
истории и предвидит
катастрофы. Он не любит революцию и не хочет ее, но считает ее неизбежной. Русской литературе свойствен профетизм, которого нет в такой силе в других литературах. Тютчев чувствовал наступление «роковых минут»
истории. В стихотворении, написанном по совсем другому поводу, есть изумительные строки...
Мировая социальная
катастрофа, наступление социалистического рая — все это вывернутая наизнанку религиозная идея конца
истории, начало уже сверхисторического.
Религиозное сознание видит в
истории трагедию, которая должна кончиться
катастрофой.
Радость римских газет, узнавших, что Я не погиб при
катастрофе и не потерял ни ноги, ни миллиардов, равнялась радости иерусалимских газет в день неожиданного воскресения Христа… впрочем, у тех было меньше основания радоваться, насколько Я помню
историю.
Но об этом речь впереди; я могу себя утешить, что, занимаясь
историей моей жизни, я еще не раз встречу удобный случай обратиться к этим мыслям, — а теперь буду непрерывно продолжать мое повествование, дошедшее до события, которое я должен назвать первою моею
катастрофою.
Не только в природе, но и в
истории есть эта хаотическая, буйная стихия. И Тютчев предчувствует исторические
катастрофы, торжество сил хаотических, которые опрокинут космос. Тютчев консерватор, который не верит в прочность консервативных начал и устоев. Он строит реакционную утопию для спасения мира от хаотической революции. Он воображал, что христианством можно пользоваться как консервативной силой. Его чисто политические стихотворения слабы, замечательны лишь его космические стихотворения.
Переход власти к этому классу будет означать прыжок в царство необходимости, в царство свободы, мировую
катастрофу, после которой и начнется истинная
история или сверхистория.
День
истории перед сменой ночью всегда кончается великими потрясениями и
катастрофами, он не уходит мирно.