Неточные совпадения
Она, не выпуская руки его, вошла в гостиную. Княгиня, увидав их, задышала часто и тотчас же заплакала и тотчас же засмеялась и таким энергическим шагом, какого не
ждал Левин, подбежала к ним и, обняв голову Левину, поцеловала его и обмочила его щеки
слезами.
Но ласки матери и сына, звуки их голосов и то, что они говорили, — всё это заставило его изменить намерение. Он покачал головой и, вздохнув, затворил дверь. «
Подожду еще десять минут», сказал он себе, откашливаясь и утирая
слезы.
«Сыны мои, сыны мои милые! что будет с вами? что
ждет вас?» — говорила она, и
слезы остановились в морщинах, изменивших ее когда-то прекрасное лицо.
Однажды, когда Варвара провожала Самгина, он, раздраженный тем, что его провожают весело, обнял ее шею, запрокинул другой рукою голову ее и крепко, озлобленно поцеловал в губы. Она, задыхаясь, отшатнулась, взглянула на него, закусив губу, и на глазах ее как будто выступили
слезы. Самгин вышел на улицу в настроении человека, которому удалась маленькая месть и который честно предупредил врага о том, что его
ждет.
Клим видел, как под рубахой трясутся ноги Лютова, и
ждал, что из его вывихнутых глаз потекут
слезы.
У него шевельнулась странная мысль. Она смотрела на него с спокойной гордостью и твердо
ждала; а ему хотелось бы в эту минуту не гордости и твердости, а
слез, страсти, охмеляющего счастья, хоть на одну минуту, а потом уже пусть потекла бы жизнь невозмутимого покоя!
— Что? — сказала она, и
слезы отхлынули от груди; она
ждала напряженно. Они подошли к крыльцу.
Теперь он ехал с ее запиской в кармане. Она его вызвала, но он не скакал на гору, а ехал тихо, неторопливо
слез с коня, терпеливо ожидая, чтоб из людской заметили кучера и взяли его у него, и робко брался за ручку двери. Даже придя в ее комнату, он боязливо и украдкой глядел на нее, не зная, что с нею, зачем она его вызвала, чего ему
ждать.
— Очень рад! — отозвался Тушин,
слезая с лошади, — не торопитесь, я
подожду хоть час!
Слезы человечества восходят к нему по-прежнему,
ждут его, любят его, надеются на него, жаждут пострадать и умереть за него, как и прежде…
Приди, приди ко мне на луг,
Где
жду тебя напрасно;
Приди, приди ко мне на луг,
Где
слезы лью всечасно…
Увы, придешь ко мне на луг,
Но будет поздно, милый друг!
Коль правда то, что девку не минует
Пора любви и
слез по милом,
ждите,
Придет она.
Не стыдись!
Преклонные лета равняют старца
С девицею. Стыдливость неуместна
Пред старыми потухшими глазами.
Откройся мне: кого порой вечерней
На зыбкое крылечко
поджидаешь?
Кого вдали, прикрывши ручкой глазки,
На полотне зари румяной ищешь?
Кого бранишь за медленность, кому
Навстречу шлешь и радости улыбку,
И
слез поток, и брань, и поцелуй?
Кому, скажи, девица!
Стойте!
Обманщик Лель, зачем же я
ждала,
Плела венок? Ведь не затем, чтоб после
Смочить его
слезами. Ты уж так бы
Сказал тогда: Снегурочка, плети,
Плети венок и плачь, роняй слезинки
На каждый лист, на каждый лепесток!
А ты манил.
…Р. страдала, я с жалкой слабостью
ждал от времени случайных разрешений и длил полуложь. Тысячу раз хотел я идти к Р., броситься к ее ногам, рассказать все, вынести ее гнев, ее презрение… но я боялся не негодования — я бы ему был рад, — боялся
слез. Много дурного надобно испытать, чтоб уметь вынести женские
слезы, чтоб уметь сомневаться, пока они, еще теплые, текут по воспаленной щеке. К тому же ее
слезы были бы искренние.
Я мешкал в трактире всеми способами, жандарм не хотел больше
ждать, ямщик трогал коней — вдруг несется тройка и прямо к трактиру, я бросился к двери… двое незнакомых гуляющих купеческих сынков шумно
слезали с телеги.
… С ужасом открывается мало-помалу тайна, несчастная мать сперва старается убедиться, что ей только показалось, но вскоре сомнение невозможно; отчаянием и
слезами сопровождает она всякое движение младенца, она хотела бы остановить тайную работу жизни, вести ее назад, она
ждет несчастья, как милосердия, как прощения, а неотвратимая природа идет своим путем, — она здорова, молода!
Не знала я, что впереди меня
ждет!
Я утром в Нерчинск прискакала,
Не верю глазам, — Трубецкая идет!
«Догнала тебя я, догнала!»
— «Они в Благодатске!» — Я бросилась к ней,
Счастливые
слезы роняя…
В двенадцати только верстах мой Сергей,
И Катя со мной Трубецкая!
Я тебя как провидение
ждала (не стоил ты того!), я подушку мою
слезами по ночам обливала, — не по тебе, голубчик, не беспокойся, у меня свое, другое горе, вечное и всегда одно и то же.
Илюшка молчал и только смотрел на Пашку широко раскрытыми глазами. Он мог, конечно, сейчас же исколотить приятеля, но что-то точно связывало его по рукам и по ногам, и он
ждал с мучительным любопытством, что еще скажет Пашка. И злость, и
слезы, и обидное щемящее чувство захватывали ему дух, а Пашка продолжал свое, наслаждаясь мучениями благоприятеля. Ему страстно хотелось, чтобы Илюшка заревел и даже побил бы его. Вот тебе, хвастун!
Пожалуйста, почтенный Иван Дмитриевич, будьте довольны неудовлетворительным моим листком — на первый раз. Делайте мне вопросы, и я разговорюсь, как бывало прежде, повеселее. С востока нашего ничего не знаю с тех пор, как уехал, — это тяжело: они
ждут моих писем. Один Оболенский из уединенной Етанцы писал мне от сентября. В Верхнеудинске я в последний раз пожал ему руку; горькая
слеза навернулась, хотелось бы как-нибудь с ним быть вместе.
— Нелли, — сказал я, — вот ты теперь больна, расстроена, а я должен тебя оставить одну, взволнованную и в
слезах. Друг мой! Прости меня и узнай, что тут есть тоже одно любимое и непрощенное существо, несчастное, оскорбленное и покинутое. Она
ждет меня. Да и меня самого влечет теперь после твоего рассказа так, что я, кажется, не перенесу, если не увижу ее сейчас, сию минуту…
Воротился я все-таки поздно. Александра Семеновна рассказала мне, что Нелли опять, как в тот вечер, очень много плакала «и так и уснула в
слезах», как тогда. «А уж теперь я уйду, Иван Петрович, так и Филипп Филиппыч приказал.
Ждет он меня, бедный».
Поравнявшись с высокой грудой сложенных старых бревен, он проворно соскочил с Электрика, велел мне
слезть и, отдав мне поводья своего коня, сказал, чтобы я
подождал его тут же, у бревен, а сам повернул в небольшой переулок и исчез.
Я гулял — то в саду нашей дачи, то по Нескучному, то за заставой; брал с собою какую-нибудь книгу — курс Кайданова, например, — но редко ее развертывал, а больше вслух читал стихи, которых знал очень много на память; кровь бродила во мне, и сердце ныло — так сладко и смешно: я все
ждал, робел чего-то и всему дивился и весь был наготове; фантазия играла и носилась быстро вокруг одних и тех же представлений, как на заре стрижи вокруг колокольни; я задумывался, грустил и даже плакал; но и сквозь
слезы и сквозь грусть, навеянную то певучим стихом, то красотою вечера, проступало, как весенняя травка, радостное чувство молодой, закипающей жизни.
— Меня все обманывают, — шептала несчастная девушка, глотая
слезы. — И теперь мое место занято, как всегда. Директор лжет, он сам приглашал меня… Я буду жаловаться!.. О, я все знаю, решительно все! Но меня не провести! Да, еще немножко
подождите… Ведь уж он приехал и все знает.
Луша молчала; ей тоже хотелось протянуть руку Раисе Павловне, но от этого движения ее удерживала какая-то непреодолимая сила, точно ей приходилось коснуться холодной гадины. А Раиса Павловна все стояла посредине комнаты и
ждала ответа. Потом вдруг, точно ужаленная, выбежала в переднюю, чтобы скрыть хлынувшие из глаз
слезы. Луша быстро поднялась с дивана и сделала несколько шагов, чтобы вернуть Раису Павловну и хоть пожать ей руку на прощанье, но ее опять удержала прежняя сила.
Ей хотелось обнять его, заплакать, но рядом стоял офицер и, прищурив глаза, смотрел на нее. Губы у него вздрагивали, усы шевелились — Власовой казалось, что этот человек
ждет ее
слез, жалоб и просьб. Собрав все силы, стараясь говорить меньше, она сжала руку сына и, задерживая дыхание, медленно, тихо сказала...
Сидел в коридоре на подоконнике против двери — все чего-то
ждал, тупо, долго. Слева зашлепали шаги. Старик: лицо — как проколотый, пустой, осевший складками пузырь — и из прокола еще сочится что-то прозрачное, медленно стекает вниз. Медленно, смутно понял:
слезы. И только когда старик был уже далеко — я спохватился и окликнул его...
Отец тяжело перевел дух. Я съежился еще более, горькие
слезы жгли мои щеки. Я
ждал.
Мы, стало быть,
ждали его
слез.
Или, быть может, в
слезах этих высказывается сожаление о напрасно прожитых лучших годах моей жизни? Быть может, ржавчина привычки до того пронизала мое сердце, что я боюсь, я трушу перемены жизни, которая предстоит мне? И в самом деле, что
ждет меня впереди? новые борьбы, новые хлопоты, новые искательства! а я так устал уж, так разбит жизнью, как разбита почтовая лошадь ежечасною ездою по каменистой твердой дороге!
— Я
подожду, я
подожду, — шептала еле слышно Зиночка. — Я
подожду. — Горячие
слезы закапали на подбородок Александрова, и он с умиленным удивлением впервые узнал, что
слезы возлюбленной женщины имеют соленый вкус.
Егор Егорыч с нервным вниманием начал прислушиваться к тому, что происходило в соседних комнатах. Он
ждал, что раздадутся плач и рыдания со стороны сестер; этого, однако, не слышалось, а, напротив, скоро вошли к нему в комнату обе сестры, со
слезами на глазах, но, по-видимому, сохранившие всю свою женскую твердость. Вслед за ними вошел также и Антип Ильич, лицо которого сияло полным спокойствием.
У Лены на глазах показались
слезы. Вот то, чего она
ждала, прозвучало наконец в словах простого, доброго человека! У нее на мгновение захватило горло, и только через минуту, справившись с волнением, она спросила застенчиво и тихо, чтобы не разбудить отца...
— Побойся ты бога! Ведь женщину нельзя заставлять
ждать целую неделю. Ведь она там изойдет
слезами. — Матвею представлялось, что в Америке, на пристани, вот так же, как в селе у перевоза, сестра будет сидеть на берегу с узелочком, смотреть на море и плакать…
С тем вместе она должна была понять всю несообразную нелепость своего положения; оскорбления,
слезы, горести
ждали ее в бельэтаже, и все это вместе способствовало бы дальнейшему развитию духа, а может быть, с тем вместе, развитию чахотки.
Со
слезами смешано, сказав:
«О сыны, не
ждал я зла такого!
(Она остановилась: видно было, что она хотела переждать поднявшееся в ней волнение, поглотить уже накипавшие
слезы; ей это удалось.) К чему растравливать рану, которую нельзя излечить? Предоставимте это времени. А теперь у меня до вас просьба, Григорий Михайлыч; будьте так добры, я вам дам сейчас письмо: отнесите это письмо на почту сами, оно довольно важно, а нам с тетей теперь некогда… Я вам очень буду благодарна.
Подождите минутку… я сейчас.
— Я знаю, что это нелегко, Ирина, я то же самое говорю тебе в моем письме… Я понимаю твое положение. Но если ты веришь в значение твоей любви для меня, если слова мои тебя убедили, ты должна также понять, что я чувствую теперь при виде твоих
слез. Я пришел сюда как подсудимый и
жду: что мне объявят? Смерть или жизнь? Твой ответ все решит. Только не гляди на меня такими глазами… Они напоминают мне прежние, московские глаза.
Я хотела броситься к князю, хотела просить за Катю, но князь строго повторил свое приказание, и я пошла наверх, похолодев от испуга как мертвая. Придя в нашу комнату, я упала на диван и закрыла руками голову. Я считала минуты,
ждала Катю с нетерпением, хотела броситься к ногам ее. Наконец она воротилась, не сказав мне ни слова, прошла мимо меня и села в угол. Глаза ее были красны, щеки опухли от
слез. Вся решимость моя исчезла. Я смотрела на нее в страхе и от страха не могла двинуться с места.
Негина (сквозь
слезы). Послушайте, Мартын Прокофьич, ведь при вас, при вас, помните, он обещал дать мне сыграть перед бенефисом. Я
жду, я целую неделю не играла, сегодня последний спектакль перед бенефисом; а он, противный, что же делает! Назначает «Фру-Фру» со Смельской.
— Так смотри же, мамочка! — неопределенно попросила Лина, помогая матери
слезть. — Я тебя
жду.
По низу медлительно и тяжко плывут слова; оковала их земная тяга и долу влечет безмерная скорбь, — но еще не дан ответ, и
ждет, раскрывшись, настороженная душа. Но ахает Петруша и в одной звенящей
слезе раскрывает даль и ширь, высоким голосом покрывает низовый, точно смирившийся бас...
— Смотри, вот твоя земля, плачет она в темноте. Брось гордых, смирись, как я смирился, Саша, ее горьким хлебом покормись, ее грехом согреши, ее
слезами, того-этого, омойся! Что ум! С умом надо
ждать, да рассчитывать, да выгадывать, а разве мы можем
ждать? Заставь меня
ждать, так я завтра же, того-этого, сбешусь и на людей кидаться начну. В палачи пойду!
Он передал девушку, послушную, улыбающуюся, в
слезах, мрачному капитану, который спросил: «Голубушка, хотите, посидим с вами немного?» — и увел ее. Уходя, она приостановилась, сказав: «Я буду спокойной. Я все объясню, все расскажу вам, — я вас
жду. Простите меня!»
Она не
ждет еще пришествия Товия, который должен сжечь в ее опочивальне рыбье сердце: она одна теперь с умершей надеждой жить и с улетевшими желаньями; она застыла, и ее
слезы падают оледенелыми.
Долго
ждала красавица своего суженого; наконец вышла замуж за другого; на первую ночь свадьбы явился призрак первого жениха и лег с новобрачными в постель; «она моя», говорил он — и слова его были ветер, гуляющий в пустом черепе; он прижал невесту к груди своей — где на месте сердца у него была кровавая рана; призвали попа со крестом и святой водою; и выгнали опоздавшего гостя; и выходя он заплакал, но вместо
слез песок посыпался из открытых глаз его.
Я вам хочу сказать… вы не думайте, чтоб эти
слезы — это так, от слабости,
подождите, пока пройдет…» Наконец она перестала, отерла
слезы, и мы снова пошли.
Вышел я из трактира смущенный и взволнованный, прямо домой, а на другой день продолжал мой развратик еще робче, забитее и грустнее, чем прежде, как будто со
слезой на глазах, — а все-таки продолжал. Не думайте, впрочем, что я струсил офицера от трусости: я никогда не был трусом в душе, хотя беспрерывно трусил на деле, но —
подождите смеяться, на это есть объяснение; у меня на все есть объяснение, будьте уверены.