Неточные совпадения
Змея к Крестьянину пришла проситься в
дом,
Не по-пустому жить без дела,
Нет, няньчить у него детей она хотела...
Он проехал, не глядя на солдат, рассеянных по улице, — за ним, подпрыгивая в седлах, снова потянулись казаки; один из последних, бородатый, покачнулся в седле, выхватил из-под мышки солдата узелок, и узелок превратился в толстую
змею мехового боа; солдат взмахнул винтовкой, но бородатый казак и еще двое заставили лошадей своих прыгать, вертеться, — солдаты рассыпались, прижались к стенам
домов.
И — вздохнул, не без досады, —
дом казался ему все более уютным, можно бы неплохо устроиться. Над широкой тахтой — копия с картины Франца Штука «Грех» — голая женщина в объятиях
змеи, — Самгин усмехнулся, находя, что эта устрашающая картина вполне уместна над тахтой, забросанной множеством мягких подушек. Вспомнил чью-то фразу: «Женщины понимают только детали».
Мы пришли на торговую площадь; тут кругом теснее толпились
дома, было больше товаров вывешено на окнах, а на площади сидело много женщин, торгующих виноградом, арбузами и гранатами. Есть множество книжных лавок, где на окнах, как в Англии, разложены сотни томов, брошюр, газет; я видел типографии, конторы издающихся здесь двух газет, альманахи, магазин редкостей, то есть редкостей для европейцев: львиных и тигровых шкур, слоновых клыков, буйволовых рогов,
змей, ящериц.
Я помню его, когда еще пустыри окружали только что выстроенный цирк. Здесь когда-то по ночам «всякое бывало». А днем ребята пускали бумажные
змеи и непременно с трещотками. При воспоминании мне чудится звук трещотки. Невольно вскидываю глаза в поисках
змея с трещоткой. А надо мной выплывают один за другим три аэроплана и скрываются за
Домом крестьянина на Трубной площади.
— О чем говорить-то? Весь тут.
Дома ничего не осталось… А где у тебя змей-то кривой?
— Ты и молчи, — говорила Агафья. — Солдат-то наш на што? Как какой лютой
змей… Мы его и напустим на батюшку-свекра, а ты только молчи. А я в куренную работу не пойду… Зачем брали сноху из богатого
дому? Будет с меня и орды: напринималась горя.
Так, например, я рассказывал, что у меня в
доме был пожар, что я выпрыгнул с двумя детьми из окошка (то есть с двумя куклами, которых держал в руках); или что на меня напали разбойники и я всех их победил; наконец, что в багровском саду есть пещера, в которой живет
Змей Горыныч о семи головах, и что я намерен их отрубить.
Он ненавидел Иудушку и в то же время боялся его. Он знал, что глаза Иудушки источают чарующий яд, что голос его, словно
змей, заползает в душу и парализует волю человека. Поэтому он решительно отказался от свиданий с ним. Иногда кровопивец приезжал в Дубровино, чтобы поцеловать ручку у доброго друга маменьки (он выгнал ее из
дому, но почтительности не прекращал) — тогда Павел Владимирыч запирал антресоли на ключ и сидел взаперти все время, покуда Иудушка калякал с маменькой.
Вода тоже сера и холодна; течение ее незаметно; кажется, что она застыла, уснула вместе с пустыми
домами, рядами лавок, окрашенных в грязно-желтый цвет. Когда сквозь облака смотрит белесое солнце, все вокруг немножко посветлеет, вода отражает серую ткань неба, — наша лодка висит в воздухе между двух небес; каменные здания тоже приподнимаются и чуть заметно плывут к Волге, Оке. Вокруг лодки качаются разбитые бочки, ящики, корзины, щепа и солома, иногда мертвой
змеей проплывет жердь или бревно.
И мистер Борк пошел дальше. Пошли и наши, скрепя сердцем, потому что столбы кругом дрожали, улица гудела, вверху лязгало железо о железо, а прямо над головами лозищан по настилке на всех парах летел поезд. Они посмотрели с разинутыми ртами, как поезд изогнулся в воздухе
змеей, повернул за угол, чуть не задевая за окна
домов, — и полетел опять по воздуху дальше, то прямо, то извиваясь…
Ядовитые эти
змеи, остановясь у брата в
доме, с первой же минуты начали вливать свой яд в его простую душу и делали это так искусно, что Алексей Степаныч не подозревал их ухищрений.
Полина. Другие девушки плачут, Юлинька, как замуж идут: как же это с
домом расстаться! Каждый уголок оплачут. А мы с тобой — хоть за тридевять земель сейчас, хоть бы какой змей-горыныч унес. (Смеется.)
Боже!
Зачем ты дал мне дочь, зачем послал
Ты с ней бесчестье на главу мою?
О! накажи ее! прошу тебя,
Молю тебя! — Из древнего семейства —
И так бежать с Фернандо! — ныне вижу:
Я воскормил
змею в
дому своем…
Она звалась Варюшею. Но я
Желал бы ей другое дать названье:
Скажу ль, при этом имени, друзья,
В груди моей шипит воспоминанье,
Как под ногой прижатая
змея;
И ползает, как та среди развалин,
По жилам сердца. Я тогда печален,
Сердит, — молчу или браню весь
дом,
И рад прибить за слово чубуком.
Итак, для избежанья зла, мы нашу
Варюшу здесь перекрестим в Парашу.
— Головоньку с плеч снесли! Без ножа вы, злодеи… меня зарезали!.. Погубители вы мои!.. Срам такой на
дом честной навели!.. На то ль я ростила тебя, паскудная, на то ль я кормила-поила тебя!.. Взростила я, бедная,
змею подколодную, вспоила, вскормила свою погубительницу!
— Теперь мне, как говорится, море по колено! — бормотала она, идя со мной к
дому и судорожно сжимая мой локоть. — Утром я не знала, куда деваться от ужаса, а сейчас… сейчас, мой хороший великан, я не знаю, куда деваться от счастья! Там сидит и ждет меня муж… Ха-ха! Мне-то что? Хоть бы он даже был крокодил, страшная
змея… ничего не боюсь! Я тебя люблю и знать ничего не хочу.
Ему, как и многим из таковых, недоставало самой необходимой способности «различать между добром и злом», и раз что последнее приходило к нему в
дом с почтительным искательством, генерал растворял перед ним двери и грел его, как
змею у сердца.
Надо наказать дерзкого хищника, вползающего
змеей в
дом его благодетелей…
Теперь решилась мстить Хабару, какими бы орудиями ни было, и для того, пользуясь его отсутствием, вползла
змеей в
дом Образца.
— Афоня! это ты? — радостно спросил он; но, увидав, что принял вошедшего за другого, присовокупил с грустью: — Ах, это ты, Небогатый!.. Что ж нейдет Афоня?.. Мне скучно, мне тошнехонько, меня тоска гложет, будто
змея подколодная лежит у сердца. Ведь ты сказал, что будет Афоня, когда огни зажгут в
домах?