Неточные совпадения
Ехал он в
вагоне второго класса, пассажиров было немного, и сквозь железный
грохот поезда звонким ручейком пробивался знакомый голос Пыльникова.
«Все считает, считает… Странная цель жизни — считать», — раздраженно подумал Клим Иванович и перестал слушать сухой шорох слов Тагильского, они сыпались, точно песок. Кстати — локомотив коротко свистнул, дернул поезд, тихонько покатил его минуту, снова остановил, среди
вагонов, в
грохоте, скрежете, свисте, резко пропела какой-то сигнал труба горниста, долетел отчаянный крик...
Локомотив снова свистнул, дернул
вагон, потащил его дальше, сквозь снег, но
грохот поезда стал как будто слабее, глуше, а остроносый — победил: люди молча смотрели на него через спинки диванов, стояли в коридоре, дымя папиросами. Самгин видел, как сетка морщин, расширяясь и сокращаясь, изменяет остроносое лицо, как шевелится на маленькой, круглой голове седоватая, жесткая щетина, двигаются брови. Кожа лица его не краснела, но лоб и виски обильно покрылись потом, человек стирал его шапкой и говорил, говорил.
Со странным очарованием, взволнованно следил он, как к станции, стремительно выскочив из-за поворота, подлетал на всех парах этот поезд, состоявший всего из пяти новеньких, блестящих
вагонов, как быстро росли и разгорались его огненные глаза, бросавшие вперед себя на рельсы светлые пятна, и как он, уже готовый проскочить станцию, мгновенно, с шипением и
грохотом, останавливался — «точно великан, ухватившийся с разбега за скалу», — думал Ромашов.
Звон якорных цепей,
грохот сцеплений
вагонов, подвозящих груз, металлический вопль железных листов, откуда-то падающих на камень мостовой, глухой стук дерева, дребезжание извозчичьих телег, свистки пароходов, то пронзительно резкие, то глухо ревущие, крики грузовиков, матросов и таможенных солдат — все эти звуки сливаются в оглушительную музыку трудового дня и, мятежно колыхаясь, стоят низко в небе над гаванью, — к ним вздымаются с земли всё новые и новые волны звуков — то глухие, рокочущие, они сурово сотрясают всё кругом, то резкие, гремящие, — рвут пыльный знойный воздух.
Затем вокзал, темный трясущийся
вагон, утомление и дрожь в ногах от дальнего переезда, свистки паровозов,
грохот рельсов, удушливый запах дыма, скучный свет качающегося фонаря.
И
грохоту поезда отвечали раскаты грома из тучи, охватившей мраком уже почти две трети неба. Через несколько минут Тихон Павлович сидел в
вагоне и мчался степью, следя глазами за мелькавшими мимо окон полосами хлеба и вспаханной земли.
А по низу, под
вагонами, стелется разноголосый
грохот и шум: то как песня, то как музыка, то как чей-то чужой и непонятный разговор — и все о чужом, все о далеком.
Печки на откосе нет, солдаты ныряют под
вагоны, в одном из
вагонов с
грохотом передвигается что-то тяжелое.
Отходил этот поезд, бесшумно качаясь на мягких рессорах, — и ему на смену с неуклюжим
грохотом становился другой, сплошь состоявший из простых товарных
вагонов.
— Ур-ра-а!!! — гремело в воздухе под учащавшийся
грохот колес. В переднем
вагоне хор солдат нестройно запел «Отче наш». Вдоль пути, отставая от поезда, быстро шел широкобородый мужик с блаженным красным лицом; он размахивал руками и, широко открывая темный рот, кричал «ура».