Неточные совпадения
Княгиня Бетси, не дождавшись
конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти
в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай
в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
— Могу сказать, что получите первейшего сорта, лучше которого <нет>
в обеих столицах, — говорил купец, потащившись доставать сверху штуку; бросил ее ловко на стол, разворотил с другого
конца и поднес к свету. — Каков отлив-с! Самого модного,
последнего вкуса!
Конечно, вы не раз видали
Уездной барышни альбом,
Что все подружки измарали
С
конца, с начала и кругом.
Сюда, назло правописанью,
Стихи без меры, по преданью,
В знак дружбы верной внесены,
Уменьшены, продолжены.
На первом листике встречаешь
Qu’écrirez-vous sur ces tablettes;
И подпись: t. á. v. Annette;
А на
последнем прочитаешь:
«Кто любит более тебя,
Пусть пишет далее меня».
Надев приготовленный капот и чепчик и облокотившись на подушки, она до самого
конца не переставала разговаривать с священником, вспомнила, что ничего не оставила бедным, достала десять рублей и просила его раздать их
в приходе; потом перекрестилась, легла и
в последний раз вздохнула, с радостной улыбкой, произнося имя Божие.
Остап тут же, у его же седла, отвязал шелковый шнур, который возил с собою хорунжий для вязания пленных, и его же шнуром связал его по рукам
в по ногам, прицепил
конец веревки к седлу и поволок его через поле, сзывая громко всех козаков Уманского куреня, чтобы шли отдать
последнюю честь атаману.
Нехаева жила
в меблированных комнатах,
последняя дверь
в конце длинного коридора, его слабо освещало окно, полузакрытое каким-то шкафом, окно упиралось
в бурую, гладкую стену, между стеклами окна и стеною тяжело падал снег, серый, как пепел.
Он шел и смотрел, как вырастают казармы; они строились тремя корпусами
в форме трапеции, средний был доведен почти до
конца, каменщики выкладывали
последние ряды третьего этажа, хорошо видно было, как на краю стены шевелятся фигурки
в красных и синих рубахах,
в белых передниках, как тяжело шагают вверх по сходням сквозь паутину лесов нагруженные кирпичами рабочие.
Он глядит, разиня рот от удивления, на падающие вещи, а не на те, которые остаются на руках, и оттого держит поднос косо, а вещи продолжают падать, — и так иногда он принесет на другой
конец комнаты одну рюмку или тарелку, а иногда с бранью и проклятиями бросит сам и
последнее, что осталось
в руках.
Наконец — всему бывает
конец.
В книге оставалось несколько глав; настал
последний вечер. И Райский не ушел к себе, когда убрали чай и уселись около стола оканчивать чтение.
Начинает тихо, нежно: «Помнишь, Гретхен, как ты, еще невинная, еще ребенком, приходила с твоей мамой
в этот собор и лепетала молитвы по старой книге?» Но песня все сильнее, все страстнее, стремительнее; ноты выше:
в них слезы, тоска, безустанная, безвыходная, и, наконец, отчаяние: «Нет прощения, Гретхен, нет здесь тебе прощения!» Гретхен хочет молиться, но из груди ее рвутся лишь крики — знаете, когда судорога от слез
в груди, — а песня сатаны все не умолкает, все глубже вонзается
в душу, как острие, все выше — и вдруг обрывается почти криком: «
Конец всему, проклята!» Гретхен падает на колена, сжимает перед собой руки — и вот тут ее молитва, что-нибудь очень краткое, полуречитатив, но наивное, безо всякой отделки, что-нибудь
в высшей степени средневековое, четыре стиха, всего только четыре стиха — у Страделлы есть несколько таких нот — и с
последней нотой обморок!
Конец, что ли? нет, опять коридор направо, точно западня для волков, еще налево — и мы очутились
в маленьком садике перед домиком, огороженным еще третьим, бамбуковым, и
последним забором.
Сильный дождь лил недолго. Туча частью вылилась, частью пронеслась, и на мокрую землю падали уже
последние прямые, частые, мелкие капли. Солнце опять выглянуло, всё заблестело, а на востоке загнулась над горизонтом не высокая, но яркая с выступающим фиолетовым цветом, прерывающаяся только
в одном
конце радуга.
Оставалось одно
последнее действие, состоявшее
в том, что священник взял с большого стола лежавший на нем золоченый крест с эмалевыми медальончиками на
концах и вышел с ним на середину церкви.
Привалов остался и побрел
в дальний
конец сцены, чтобы не встретиться с Половодовым, который торопливо бежал
в уборную вместе с Давидом. Теперь маленькая грязная и холодная уборная служила продолжением театральной сцены, и публика с такой же жадностью лезла смотреть на
последнюю агонию умиравшей певицы, как давеча любовалась ее полными икрами и бесстыдными жестами.
Знали еще, что молодая особа, особенно
в последний год, пустилась
в то, что называется «гешефтом», и что с этой стороны она оказалась с чрезвычайными способностями, так что под
конец многие прозвали ее сущей жидовкой.
Он почувствовал
в себе какую-то бесконечную твердость:
конец колебаниям его, столь ужасно его мучившим всё
последнее время!
Где-то
в стороне заревел изюбр, но вяло и, не дотянув до
конца, оборвал
последние ноты.
Спустя немного времени один за другим начали умирать дети. Позвали шамана.
В конце второго дня камлания он указал место, где надо поставить фигурное дерево, но и это не помогло. Смерть уносила одного человека за другим. Очевидно, черт поселился
в самом жилище. Оставалось
последнее средство — уступить ему фанзу. Та к и сделали. Забрав все имущество, они перекочевали на реку Уленгоу.
Теперь
в отряде осталось только 7 человек: я, Дерсу, Чжан Бао, Захаров, Аринин, Туртыгин и Сабитов.
Последние не пожелали возвращаться во Владивосток и добровольно остались со мной до
конца экспедиции. Это были самые преданные и самые лучшие люди
в отряде.
Что же делать?
В конце концов выходило, что предстоят только два занятия: поругаться с Лопуховым до
последней степени удовольствия и отстоять от его требований верочкины вещи, а средством к тому употребить угрозу подачею жалобы. Но поругаться надобно очень сильно,
в полную сласть.
Теперь я привык к этим мыслям, они уже не пугают меня. Но
в конце 1849 года я был ошеломлен ими, и, несмотря на то что каждое событие, каждая встреча, каждое столкновение, лицо — наперерыв обрывали
последние зеленые листья, я еще упрямо и судорожно искал выхода.
Сам Красовский был тоже любитель этого спорта, дававшего ему большой доход по трактиру. Но
последнее время,
в конце столетия, Красовский сделался ненормальным, больше проводил время на «Голубятне», а если являлся
в трактир, то ходил по залам с безумными глазами, распевал псалмы, и… его, конечно, растащили: трактир, когда-то «золотое дно», за долги перешел
в другие руки, а Красовский кончил жизнь почти что нищим.
Последний кинулся на стихи так же страстно, как недавно на выклейку фрегатов, и ему удалось
в конце концов передать изрядным стихом меланхолические размышления о листочке, уносимом потоком
в неведомые пределы.
Часов
в пять чудного летнего утра
в конце июня 1870 года с книжками филаретовского катехизиса и церковной истории я шел за город к грабовой роще.
В этот день был экзамен по «закону божию», и это был уже
последний.
Лишь
в последний период, под
конец жизни, у Белинского выработалось совершенно определенное миросозерцание, и он стал представителем социалистических течений второй половины XIX
в.
Когда же этому
конец?» «Поймут ли, оценят ли грядущие люди весь ужас, всю трагическую сторону нашего существования?»
В последней записи «Дневника» написано: «Страшная эпоха для России,
в которой мы живем и не видим никакого выхода».
Тайна всякой индивидуальности узнается лишь любовью, и
в ней всегда есть что-то непостижимое до
конца, до
последней глубины.
В религии социализма, этом
последнем слове учения о прогрессе, есть
конец.
Процесс истории не есть прогрессирующее возвращение человечества к Богу по прямой линии, которое должно закончиться совершенством этого мира: процесс истории двойствен; он есть подготовление к
концу,
в котором должно быть восстановлено творение
в своей идее,
в своем смысле, освобождено и очищено человечество и мир для
последнего выбора между добром и злом.
Хвостовые перья сверху пестрые, а снизу почти белые; над хвостом, под коричневыми длинными перьями, уже с половины спины лежат ярко-белые перья с небольшими копьеобразными крапинками; на шее, под горлышком, перышки светлы, даже белесоваты; глаза небольшие, темные, шея длиною
в три вершка; нос темно-рогового цвета, довольно толстый, загнутый книзу,
в два вершка с половиною; крылья очень большие, каждое длиною
в две четверти с вершком, если мерить от плечевого сустава до
конца последнего пера; хвост коротенький; ноги
в четверть длиною, пальцы соразмерные; цвет кожи на ногах темный, пальцы еще темнее, ногти совсем черные, небольшие и крепкие.
Господа стихотворцы и прозаики, одним словом поэты,
в конце прошедшего столетия и даже
в начале нынешнего много выезжали на страстной и верной супружеской любви горлиц, которые будто бы не могут пережить друг друга, так что
в случае смерти одного из супругов другой лишает себя жизни насильственно следующим образом: овдовевший горлик или горлица, отдав покойнику
последний Долг жалобным воркованьем, взвивается как выше над кремнистой скалой или упругой поверхностыо воды, сжимает свои легкие крылья, падает камнем вниз и убивается.
Уже несколько раз мы делали инспекторский осмотр нашему инвентарю, чтобы лишнее бросить
в тайге, и каждый раз убеждались, что бросить ничего нельзя. Было ясно, что если
в течение ближайших дней мы не убьем какого-нибудь зверя или не найдем людей, мы погибли. Эта мысль появлялась все чаще и чаще. Неужели судьба уготовила нам ловушку?.. Неужели Хунгари будет местом нашего
последнего упокоения? И когда!
В конце путешествия и, может быть, недалеко от жилья.
Позднее я
в нем полюбила отца
Малютки, рожденного мною.
Разлука тянулась меж тем без
конца.
Он твердо стоял под грозою…
Вы знаете, где мы увиделись вновь —
Судьба свою волю творила! —
Последнюю, лучшую сердца любовь
В тюрьме я ему подарила!
Самолюбивый и тщеславный до мнительности, до ипохондрии; искавший во все эти два месяца хоть какой-нибудь точки, на которую мог бы опереться приличнее и выставить себя благороднее; чувствовавший, что еще новичок на избранной дороге и, пожалуй, не выдержит; с отчаяния решившийся наконец у себя дома, где был деспотом, на полную наглость, но не смевший решиться на это перед Настасьей Филипповной, сбивавшей его до
последней минуты с толку и безжалостно державшей над ним верх; «нетерпеливый нищий», по выражению самой Настасьи Филипповны, о чем ему уже было донесено; поклявшийся всеми клятвами больно наверстать ей всё это впоследствии, и
в то же время ребячески мечтавший иногда про себя свести
концы и примирить все противоположности, — он должен теперь испить еще эту ужасную чашу, и, главное,
в такую минуту!
Он выслушал ее до
конца, стоя к ней боком и надвинув на лоб шляпу; вежливо, но измененным голосом спросил ее:
последнее ли это ее слово и не подал ли он чем-нибудь повода к подобной перемене
в ее мыслях? потом прижал руку к глазам, коротко и отрывисто вздохнул и отдернул руку от лица.
А мне, после сегодняшнего дня, после этих ощущений, остается отдать вам
последний поклон — и хотя с печалью, но без зависти, без всяких темных чувств сказать,
в виду
конца,
в виду ожидающего бога: „Здравствуй, одинокая старость!
Работы
в последней подвигались к
концу, что вызывало общее возбуждение.
Последняя вспышка старой крепостной энергии произошла
в Луке Назарыче, когда до Мурмоса дошла весть о переселении мочеган и о толках
в Кержацком
конце и на Самосадке о какой-то своей земле.
Из Туляцкого
конца дорога поднималась
в гору. Когда обоз поднялся, то все возы остановились, чтобы
в последний раз поглядеть на остававшееся
в яме «жило». Здесь провожавшие простились. Поднялся опять рев и причитания. Бабы ревели до изнеможения, а глядя на них, голосили и ребятишки. Тит Горбатый надел свою шляпу и двинулся: дальние проводы — лишние слезы. За ним хвостом двинулись остальные телеги.
Обедали все свои.
В дальнем
конце стола скромно поместилась Таисья, а с ней рядом какой-то таинственный старец Кирилл. Этот
последний в своем темном раскольничьем полукафтанье и с подстриженными по-раскольничьи на лбу волосами невольно бросался
в глаза. Широкое, скуластое лицо, обросшее густою бородой, с плутоватыми темными глазками и приплюснутым татарским носом, было типично само по себе, а пробивавшаяся
в темных волосах седина придавала ему какое-то иконное благообразие.
Такие разговоры повторялись каждый день с небольшими вариациями, но
последнего слова никто не говорил, а всё ходили кругом да около. Старый Тит стороной вызнал, как думают другие старики. Раза два, закинув какое-нибудь заделье, он объехал почти все покосы по Сойге и Култыму и везде сталкивался со стариками. Свои туляки говорили все
в одно слово, а хохлы или упрямились, или хитрили. Ну, да хохлы сами про себя знают, а Тит думал больше о своем Туляцком
конце.
Отец Сергей проводил толпу
в Туляцкий
конец, дождался, когда запрягут лошадей, и
в последний раз благословил двинувшийся обоз.
— Вот и
конец! — сказала Тамара подругам, когда они остались одни. — Что ж, девушки, — часом позже, часом раньше!.. Жаль мне Женьку!.. Страх как жаль!.. Другой такой мы уже не найдем. А все-таки, дети мои, ей
в ее яме гораздо лучше, чем нам
в нашей… Ну,
последний крест — и пойдем домой!..
Конца повести она долго не могла дослушать и все разражалась такими искренними горячими слезами, что приходилось прерывать чтение, и
последнюю главу они одолели только
в четыре приема. И сам чтец не раз прослезился при этом.
Я только еще успел немножко почестней пошевелиться
в этом омуте всевозможных гадостей и мерзостей, как на меня сейчас же пошли доносы и изветы, но я дал себе слово биться до
конца — пусть даже ссылают меня за то
в Сибирь, ибо без благоприятного ответа вашего на
последнее письмо мое — мне решительно это все равно.
Под
конец обеда гостей прибавилось: три девицы Корочкины поспели к мороженому. Наконец еда кончилась: отдавши приказание немедленно закладывать лошадей, я решился сделать
последнюю попытку
в пользу Короната и с этою целью пригласил Промптова и Машеньку побеседовать наедине.
Сведет негоциант к
концу года счеты — все убыток да убыток, а он ли, кажется, не трудился, на пристани с лихими людьми ночи напролет не пропивывал, да
последней копейки
в картеж не проигрывал, все
в надежде увеличить родительское наследие!
Я, говорит, не за тем век изжила, чтоб под
конец жизни
в панёвщицы произойти; мне, говорит, окромя твоего капиталу, тоже величанье лестно, а какой же я буду человек за твоим за Андрюшкой? — просто
последний человек!"На том и порешили, что быть
в здешнем месте Андрюшке только наездом и ни во что, без согласия Мавры Кузьмовны, не вступаться.
И еще говорят, что
в последнее время
в Париже уже начинается движение, имеющее положить
конец владычеству буржуазии.
Весьма может статься, что я не прав (охотно сознаюсь
в моей некомпетентности), но мне кажется, что именно для этой
последней цели собраны
в берлинском университете ученые знаменитости со всех
концов Германии.