Неточные совпадения
Кругом, теряясь в золотом тумане утра, теснились вершины гор, как бесчисленное стадо, и Эльбрус на юге
вставал белою громадой, замыкая
цепь льдистых вершин, между которых уж бродили волокнистые облака, набежавшие с востока.
«Вероятно — лавочник, мясник какой-нибудь», — определил Самгин, когда лысый оратор
встал в
цепь круга и трубным голосом крикнул...
Гляжу, а на меня тройка вороных мчится, и дородный такой черт в красном колпаке колом торчит, правит ими, на облучок
встал, руки вытянул, держит вожжи из кованых
цепей.
На другой день Лаврецкий
встал довольно рано, потолковал со старостой, побывал на гумне, велел снять
цепь с дворовой собаки, которая только полаяла немного, но даже не отошла от своей конуры, — и, вернувшись домой, погрузился в какое-то мирное оцепенение, из которого не выходил целый день.
Она забыла осторожность и хотя не называла имен, но рассказывала все, что ей было известно о тайной работе для освобождения народа из
цепей жадности. Рисуя образы, дорогие ее сердцу, она влагала в свои слова всю силу, все обилие любви, так поздно разбуженной в ее груди тревожными толчками жизни, и сама с горячей радостью любовалась людьми, которые
вставали в памяти, освещенные и украшенные ее чувством.
Бухнул выстрел, отец, окутавшись синим дымом, покачнулся и сел, — пегий лохматый пёс
встал на задние лапы, натянув
цепь, зарычал, судорожно отирая передними овлажённую кровью морду, потом свернулся набок, громко щёлкнув зубами. Толкнув собаку сапогом в морду, отец сказал Созонту...
— Это шалят на
цепи, — перервал Зарецкой, — и, верно, задирают наши. Пойдем, братец! — продолжал он,
вставая. — Посмотрим, что там эти озорники делают.
Маша. У лукоморья дуб зеленый, златая
цепь на дубе том… Златая
цепь на дубе том… (
Встает и напевает тихо.)
Молнии, слепя глаза, рвали тучи… В голубом блеске их вдали
вставала горная
цепь, сверкая синими огнями, серебряная и холодная, а когда молнии гасли, она исчезала, как бы проваливаясь в тёмную пропасть. Всё гремело, вздрагивало, отталкивало звуки и родило их. Точно небо, мутное и гневное, огнём очищало себя от пыли и всякой мерзости, поднявшейся до него с земли, и земля, казалось, вздрагивала в страхе пред гневом его.
Господи! Что тут произошло! Точно дикий зверь, который до тех пор лишь изредка ворчал и шевелился в нас, вдруг сорвался с
цепи и
встал на дыбы, во всей безобразной красе своего взъерошенного загривка. Казалось, все втайне ожидали «скандала», как естественной принадлежности и разрешения пира, и так и ринулись все, так и подхватили… Тарелки, стаканы зазвенели, покатились, стулья опрокинулись, поднялся пронзительный крик, руки замахали по воздуху, фалды взвились, и завязалась драка!
Изумленными глазами,
И, качаясь над
цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
И
встает она из гроба…
Ax!.. и зарыдали оба.
В руки он ее берет
И на свет из тьмы несет,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!
Вскипел великий бой,
Священный бой за веру и свободу:
Испании владыка
встал войной,
Грозя
цепями вольному народу.
Благодаренье Господу! Да будет
В сей светлый день нам знамением добрым
Благая весть!
Встань, воевода Тарский,
И
цепь сию, в знак милости великой,
От нас прими!
По мере того как он свыкался с своей одинокой жизнию, по мере того как страсть к двору и к улице у него делалась сильнее и доходила до того, что он
вставал раза два, три ночью и осматривал двор с пытливым любопытством собаки, несмотря на то, что вороты были заперты и две настоящих собаки спущены с
цепи, — в нем пропадала и живость и развязность, круг его понятий становился уже и уже, мысли смутнее, тусклее.
Осип (
встает). Какую
цепь?
— Панер [Положение якорной
цепи, перпендикулярное к воде при выхаживании якоря, когда последний еще не
встал, т. е., не отделился от грунта.]! — крикнули с бака.
После ночи, которою заключился вчерашний день встреч, свиданий, знакомств, переговоров и условий, утро
встало неласковое, ветреное, суровое и изменчивое. Солнце, выглянувшее очень рано, вскоре же затем нырнуло за серую тучу, и то выскакивало на короткое время в прореху облаков, то снова завешивалось их темною завесой. Внизу было тихо, но вверху ветер быстро гнал бесконечную
цепь тяжелых, слоистых облаков, набегавших одно на другое, сгущавшихся и плывших предвестниками большой тучи.
То протягиваются они в прямой
цепи, подобно волнам, которых ряды гонит дружно умеренный ветер; то свивают эту
цепь кольцом, захватывая между себя зеленую долину или служа рамой зеркальному озеру, в котором облачка мимолетом любят смотреться; то
встают гордо, одинокие, в пространной равнине, как боец, разметавший всех противников своих и оставшийся один господином поприща; то пересекают одна другую, забегают и выглядывают одна за другой, высятся далее и далее амфитеатром и, наконец, уступают первенство исполину этих мест, чернеющему Тейфельсбергу.
Тения
встала и вздрогнула, потому что в это мгновение в стороне темной впадины, где сидел злодей Анастас, вдруг загремели все его пять
цепей и к ногам Тении что-то упало.
С этим Тения быстро
встала и совершенно неожиданно очутилась у лаза в прокаженную яму, и через мгновение она была бы уже там, но в это же самое мгновение зазвенели
цепи Анастаса и его скованные руки обхватили стан Тении.
Опять прикосновение руки, и опять молодой царь очнулся еще в новом месте. Место это была камера мирового судьи. Мировой судья — жирный, плешивый человек, с висящим двойным подбородком, в
цепи, только что
встал и читал громким голосом свое решение. Толпа мужиков стояла за решеткой. Оборванная женщина сидела на лавочке и не
встала. Сторож толкнул ее.