Неточные совпадения
— А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это
ведет только к пошлости и доктринерству; [Доктринерство — узкая, упрямая защита какого-либо учения (доктрины), даже если наука и жизнь противоречат ему.] мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные
общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток
в честных людях, когда самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого
себя обокрасть, чтобы только напиться дурману
в кабаке.
«
Ведет себя нагло и, кажется, хочет вызвать скандал, потому что обозлен неудачами. А может быть, это его способ реабилитировать
себя в глазах
общества».
Редко судьба сталкивала его с женщиною
в обществе до такой степени, чтоб он мог вспыхнуть на несколько дней и почесть
себя влюбленным. От этого его любовные интриги не разыгрывались
в романы: они останавливались
в самом начале и своею невинностью, простотой и чистотой не уступали
повестям любви какой-нибудь пансионерки на возрасте.
Одним, вероятно, благоприятствовали обстоятельства, и они приучились жить
обществом, заниматься честными и полезными промыслами — словом, быть порядочными людьми; другие остаются
в диком, почти
в скотском состоянии, избегают даже друг друга и
ведут себя негодяями.
Катерина Ивановна сейчас же после тогдашней сцены
в суде
велела перенести больного и потерявшего сознание Ивана Федоровича к
себе в дом, пренебрегая всяким будущим и неизбежным говором
общества и его осуждением.
Оно обязано платить, но почему-то не платит; представители другой стороны, ввиду такого явного правонарушения, давно уже обязаны употребить власть, но почему-то медлят и, мало того, продолжают еще расходовать 150 тысяч
в год на охрану доходов
общества, и обе стороны
ведут себя так, что трудно сказать, когда будет конец этим ненормальным отношениям.
Не дерзай никогда исполнять обычая
в предосуждение закона. Закон, каков ни худ, есть связь
общества. И если бы сам государь
велел тебе нарушить закон, не повинуйся ему, ибо он заблуждает
себе и
обществу во вред. Да уничтожит закон, яко же нарушение оного
повелевает, тогда повинуйся, ибо
в России государь есть источник законов.
Средства он имел хорошие, не торопился связывать
себя узами, был настолько сведущ и образован, чтобы
вести солидную беседу на все вкусы, и
в обществе на него смотрели как на приличного и приятного человека.
Первое: вы должны быть скромны и молчаливы, аки рыба,
в отношении наших обрядов, образа правления и всего того, что будут постепенно вам открывать ваши наставники; второе: вы должны дать согласие на полное повиновение, без которого не может существовать никакое
общество, ни тайное, ни явное; третье: вам необходимо
вести добродетельную жизнь, чтобы, кроме исправления собственной души, примером своим исправлять и других, вне нашего
общества находящихся людей; четвертое: да будете вы тверды, мужественны, ибо человек только этими качествами может с успехом противодействовать злу; пятое правило предписывает добродетель, каковою, кажется, вы уже владеете, — это щедрость; но только старайтесь наблюдать за
собою, чтобы эта щедрость проистекала не из тщеславия, а из чистого желания помочь истинно бедному; и, наконец, шестое правило обязывает масонов любить размышление о смерти, которая таким образом явится перед вами не убийцею всего вашего бытия, а другом, пришедшим к вам, чтобы возвести вас из мира труда и пота
в область успокоения и награды.
О чем, бывало, ни заговоришь с ним, он все сводит к одному:
в городе душно и скучно жить, у
общества нет высших интересов, оно
ведет тусклую, бессмысленную жизнь, разнообразя ее насилием, грубым развратом и лицемерием; подлецы сыты и одеты, а честные питаются крохами; нужны школы, местная газета с честным направлением, театр, публичные чтения, сплоченность интеллигентных сил; нужно, чтоб
общество сознало
себя и ужаснулось.
Смотря по различию талантов, и
повести этого рода имели больше или меньше значения; но все они заключали
в себе тот недостаток, что попадали лишь
в небольшую (сравнительно) часть
общества и не имели почтой никакого отношения к большинству.
По всему этому, отпуская семью
в Европу «к мещанам», он сам стоически держался родного края, служа
обществу. Он был сначала выбран дворянством
в посредники полюбовного размежевания и прославился своею полезнейшею деятельностью. Люди, которые испокон века
вели между
собою мелкие и непримиримые вражды и при прежних посредниках выходили на межи только для того, чтобы посчитаться при сторонних людях, застыдились дяди и стали смолкать перед его энергическими словами...
Урмановы
вели довольно общительный образ жизни, принимали у
себя студентов, катались
в лодке, по вечерам на прудах долго раздавалось пение. Она очень радушно играла роль хозяйки, и казалось, что инициатива этой общительности исходила от нее. Она звала меня, но я немного стеснялся. Их
общество составляли «старые студенты»; я чувствовал
себя несколько чужим и на время почти потерял их из виду…
Стал ездить на обеды, сопровождать дам
в галереи и даже на гулянья, щегольски одеваться и утверждать гласно, что художник должен принадлежать к
обществу, что нужно поддержать его званье, что художники одеваются, как сапожники, не умеют прилично
вести себя, не соблюдают высшего тона и лишены всякой образованности.
Но когда гражданин, так сказать, осмотрится
в политическом
обществе; когда, узнав новые потребности, новые выгоды стяжания, он уже привыкнет к власти законов, отнимающих и дающих, тогда рождается охота к тяжбам, рождается ябеда, сия хитрость простых, которая, беспокоя других, сама
себя изнуряет и, стремясь к неправым приобретениям,
ведет за
собою разорение.
Расположившись кружком на траве, эти люди лениво
вели бесконечную беседу о разных разностях, свободно переходя от одной темы к другой и тратя столько внимания к чужим словам, сколько нужно было его для того, чтобы продолжать беседу, не прерывая. Молчать было скучно, но и внимательно слушать тоже скучно. Это
общество бывших людей имело одно великое достоинство:
в нем никто не насиловал
себя, стараясь казаться лучше, чем он есть, и не побуждал других к такому насилию над
собой.
С таким выражением, как будто это не может доставить мне ничего, кроме удовольствия, он взял меня под руку и
повел в столовую. Его наивные глаза, помятый сюртук, дешевый галстук и запах йодоформа произвели на меня неприятное впечатление; я почувствовал
себя в дурном
обществе. Когда сели за стол, он налил мне водки, и я, беспомощно улыбаясь, выпил; он положил мне на тарелку кусок ветчины — и я покорно съел.
В другой раз он
велел отвезти
себя не
в тот дом, куда хотел ехать и где ожидало его целое
общество; он задумался, вошел
в гостиную,
в которой бывал очень редко, и объявил хозяйке, с которой был не коротко, но давно знаком, что приехал прочесть ей по обещанию отрывок из своего романа; хозяйка удивилась и очень обрадовалась, а Загоскин, приметивши наконец ошибку, посовестился признаться
в ней и прочел назначенный отрывок к общему довольствию и хозяев и гостей.
Охотиться по целым часам верхом на полудиком коне
в обществе мужчин, знающих только охоту да игру,
вести с ними разговоры
в самом свободном тоне
в своем доме, всегда наполненном толпой гостей, окружать
себя всяким блеском, обыкновенно идущим рука об руку со страшным упадком имений, обремененных долгами, — вот жизнь, которую знала до сих пор Станислава Свянторжецкая и которая только и соответствовала ее характеру.