Неточные совпадения
Ему чудилось, что будто кто-то сильный влез в него и ходил внутри его и
бил молотами
по сердцу,
по жилам… так страшно отдался в нем этот смех!
— Конечно, построжит старик для видимости, — объясняла она старухе Маремьяне, — сорвет
сердце… Может, и
побьет. А только родительское
сердце отходчиво. Сама, поди, знаешь
по своим детям.
Несколько наглая бесцеремонность отношений многих из этих господ и их образ жизни резко
били по чувствительным струнам Райнерова
сердца, но зато постоянно высказываемое ими презрение к формам старого общежития, их равнодушие к карьерам и небрежение о кошельках заставляли Райнера примиряться со всем, что его в них возмущало.
Ее толкали в шею, спину,
били по плечам,
по голове, все закружилось, завертелось темным вихрем в криках, вое, свисте, что-то густое, оглушающее лезло в уши, набивалось в горло, душило, пол проваливался под ее ногами, колебался, ноги гнулись, тело вздрагивало в ожогах боли, отяжелело и качалось, бессильное. Но глаза ее не угасали и видели много других глаз — они горели знакомым ей смелым, острым огнем, — родным ее
сердцу огнем.
Княжна понимает все это и, по-видимому, покоряется своей судьбе; но это только по-видимому, потому что жизнь еще сильным ключом
бьет в ее
сердце и громко предъявляет свои права.
— Ох, князь! Горько вымолвить, страшно подумать! Не
по одним наветам наушническим стал царь проливать кровь неповинную. Вот хоть бы Басманов, новый кравчий царский,
бил челом государю на князя Оболенского-Овчину в каком-то непригожем слове. Что ж сделал царь? За обедом своею рукою вонзил князю нож в
сердце!
Так меня еще два раза потом выводили, и уж злились они, очень на меня злились, а я их еще два раза надул; третью тысячу только одну прошел, обмер, а как пошел четвертую, так каждый удар, как ножом
по сердцу, проходил, каждый удар за три удара шел, так больно
били!
Палубные пассажиры, матросы, все люди говорили о душе так же много и часто, как о земле, — работе, о хлебе и женщинах. Душа — десятое слово в речах простых людей, слово ходовое, как пятак. Мне не нравится, что слово это так прижилось на скользких языках людей, а когда мужики матерщинничают, злобно и ласково, поганя душу, — это
бьет меня
по сердцу.
Но это-то именно и наполняет мое
сердце каким-то загадочным страхом.
По мнению моему, с таким критериумом нельзя жить, потому что он прямо
бьет в пустоту. А между тем люди живут. Но не потому ли они живут, что представляют собой особенную породу людей, фасонированных ad hoc [для этой именно цели (лат.)] самою историей, людей, у которых нет иных перспектив, кроме одной: что, может быть, их и не перешибет пополам, как они того всечасно ожидают…
Судьба меня душит, она меня давит…
То
сердце царапнет, то
бьёт по затылку,
Сударку — и ту для меня не оставит.
Одно оставляет мне — водки бутылку…
Стоит предо мною бутылка вина…
Блестит при луне, как смеётся она…
Вином я сердечные раны лечу:
С вина в голове зародится туман,
Я думать не стану и спать захочу…
Не выпить ли лучше ещё мне стакан?
Я — выпью!.. Пусть те, кому спится, не пьют!
Мне думы уснуть не дают…
— А уж ежели, — продолжал между тем Прокоп, — ты от этих прожектов запьешь, так, значит, линия такая тебе вышла. Оно,
по правде сказать, трудно и не запить. Все
бить да сечь, да стрелять… коли у кого чувствительное
сердце — ну просто невозможно не запить! Ну, а ежели кто закалился — вот как я, например, — так ничего. Большую даже пользу нахожу. Светлые мысли есть ей-богу!
За обедом отец, у которого
сердце было, как я сказал, отходчивое, да и совестно ему немножко стало своей горячности — шестнадцатилетних мальчиков уже не
бьют по щекам, — отец попытался приласкать меня; но я отклонил его ласку не из злопамятства, как он вообразил тогда, а просто я боялся расчувствоваться: мне нужно было в целости сохранить весь пыл мести, весь закал безвозвратного решения!
На обходе я шел стремительной поступью, за мною мело фельдшера, фельдшерицу и двух сиделок. Останавливаясь у постели, на которой, тая в жару и жалобно дыша, болел человек, я выжимал из своего мозга все, что в нем было. Пальцы мои шарили
по сухой, пылающей коже, я смотрел в зрачки, постукивал
по ребрам, слушал, как таинственно
бьет в глубине
сердце, и нес в себе одну мысль: как его спасти? И этого — спасти. И этого! Всех!
Глухо
бьют по воде плицы колес пароходов, надсадно, волками воют матросы на караване барж, где-то
бьет молот
по железу, заунывно тянется песня — тихонько тлеет чья-то душа, — от песни на
сердце пеплом ложится грусть.
— Я знаю эту здешнюю могилку-с, и мы оба
по краям этой могилы стоим, только на моем краю больше, чем на вашем, больше-с… — шептал он как в бреду, все продолжая себя
бить в
сердце, — больше-с, больше-с — больше-с…
При этом сообщаются следующие правила относительно сбережения жены в целости при наказании ее: «А про всякую вину
по уху, ни
по виденью не бити; ни под
сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колоть, никаким железнымиои деревянным не
бить.
Бывало, только восемь
бьет часов,
По мостовой валит народ ученый.
Кто ночь провел с лампадой средь трудов,
Кто в грязной луже, Вакхом упоенный;
Но все равно задумчивы, без слов
Текут… Пришли, шумят… Профессор длинный
Напрасно входит, кланяется чинно, —
Он книгу взял, раскрыл, прочел… шумят;
Уходит, — втрое хуже. Сущий ад!..
По сердцу Сашке жизнь была такая,
И этот ад считал он лучше рая.
Если Минкина замечала, что он говорил с мужиками или намеревался поиграть с крестьянским мальчиком, она секла его непременно, но если он
бил по лицу ногой девушку, его обувавшую, она смеялась от чистого
сердца.
— Какой там
по досужеству, матушка Агафья Тихоновна, иду я на суд грозного царя, за то, что
побил его опричников-охальников; не стерпело
сердце молодецкое, видя их безобразия…
— Значит, есть у тебя, девушка, тятенька… У моей касаточки тоже был тятенька, да сгубили его злодеи-кровопивцы… Ох, девушка, как они палками его дубасили, инда
по всей
по мураши забегали, отдал он душу свою честную Богу под ударами кромешников… Набольшой-то их Малюта, перед казнью таково с
сердцем с ним разговаривал, да и велел
бить его до смерти.
Фить, фить, фить (тут переводчик, приосанясь, начал показывать руками, как будто выступал на противника) и пуф! прямо в
сердце; не жалейте,
бейте, колите, вонзайте без пощады,
по локоть руки вашей, прямо в это кровожадное
сердце, откуда истекло так много горечи на дом, почивавший под благословением божиим.