Неточные совпадения
Никто не решится утверждать того, чтобы власти, существующие в
какой бы то
ни было стране, действовали по отношению
к своим врагам в духе учения и по примеру Христа.
Мы будем стараться распространять свои взгляды среди всех людей,
к каким бы народам, исповеданиям и слоям общества они
ни принадлежали.
Но другой вопрос, о том, имеют ли право отказаться от военной службы лица, не отказывающиеся от выгод, даваемых насилием правительства, автор разбирает подробно и приходит
к заключению, что христианин, следующий закону Христа, если он не идет на войну, не может точно так же принимать участия
ни в
каких правительственных распоряжениях:
ни в судах,
ни в выборах, — не может точно так же и в личных делах прибегать
к власти, полиции или суду.
Такой взгляд на Христа и его учение вытекает из моей книги. Но,
к удивлению моему, из числа в большом количестве появившихся на мою книгу критик, не было
ни одной,
ни русской,
ни иностранной, которая трактовала бы предмет с той самой стороны, с которой он изложен в книге, т. е. которая посмотрела бы на учение Христа
как на философское, нравственное и социальное (говоря опять языком научных людей) учение.
Ни в одной критике этого не было.
Иностранные светские критики тонким манером, не оскорбляя меня, старались дать почувствовать, что суждения мои о том, что человечество может руководиться таким наивным учением,
как нагорная проповедь, происходит отчасти от моего невежества, незнания истории, незнания всех тех тщетных попыток осуществления в жизни принципов нагорной проповеди, которые были делаемы в истории и
ни к чему не привели, отчасти от непонимания всего значения той высокой культуры, на которой со своими крупповскими пушками, бездымным порохом, колонизацией Африки, управлением Ирландии, парламентом, журналистикой, стачками, конституцией и Эйфелевой башней стоит теперь европейское человечество.
Рассуждения всех светских писателей,
как русских, так и иностранных,
как ни различен их тон и манера доводов, все в сущности сводятся
к одному и тому же странному недоразумению, именно
к тому, что учение Христа, одно из последствий которого есть непротивление злу насилием, непригодно нам, потому что оно требует изменения нашей жизни.
Всякое состояние по этому учению есть только известная ступень на пути
к недостижимому внутреннему и внешнему совершенству и потому не имеет значения. Благо только в движении
к совершенству, остановка же на
каком бы то
ни было состоянии есть прекращение блага.
Как ни странно это кажется для нас, людей воспитанных в ложном учении о церкви
как о христианском учреждении и в презрении
к ереси, — но только в том, что называлось ересью и было истинное движение, т. е. истинное христианство, и только тогда переставало быть им, когда оно в этих ересях останавливалось в своем движении и так же закреплялось в неподвижные формы церкви.
Но мы, с своей стороны, не можем разделять подобных сомнений, которые привели бы
ни к чему другому,
как к отнятию у христианства его отличительного характера.]
На
какой бы ступени понимания и совершенства
ни находился ученик Христа, он всегда чувствует недостаточность своего и понимания и исполнения и всегда стремится
к большему и пониманию и исполнению. И потому утверждение про себя или про какое-либо собрание, что я или мы находимся в обладании совершенного понимания и исполнения учения Христа, есть отречение от духа учения Христа.
Церковь
как церковь,
какая бы она
ни была — католическая, англиканская, лютеранская, пресвитерианская, всякая церковь, насколько она церковь, не может не стремиться
к тому же,
к чему и русская церковь,
к тому, чтобы скрыть настоящий смысл учения Христа и заменить его своим учением, которое
ни к чему не обязывает, исключает возможность понимания истинного, деятельного учения Христа и, главное, оправдывает существование жрецов, кормящихся на счет народа.
Всё та же деятельность, направленная на то, чтобы скрыть настоящие требования христианства и на место их поставить
ни к чему не обязывающую внешность и cant,
как прекрасно определяют англичане то самое занятие, которому они особенно подвержены.
Недоразумение состоит именно в том, что учение Христа руководит людьми иным способом, чем руководят учения, основанные на низшем жизнепонимании. Учения общественного жизнепонимания руководят только требованием точного исполнения правил или законов. Учение Христа руководит людьми указанием им того бесконечного совершенства отца небесного,
к которому свойственно произвольно стремиться всякому человеку, на
какой бы степени несовершенства он
ни находился.
То же происходит и теперь в нашем человечестве при переходе, переживаемом нами, от языческого жизнепонимания
к христианскому. Общественный человек нашего времени приводится самою жизнью
к необходимости отречься от языческого понимания жизни, не свойственного теперешнему возрасту человечества, и подчиниться требованиям христианского учения, истины которого,
как бы они
ни были извращены и перетолкованы, все-таки известны ему и одни представляют разрешение тех противоречий, в которых он путается.
Ни на чем так не видно это направление деятельности передовых людей нашего времени,
как на отношении их
к тому явлению, в котором в наше время в концентрированной форме выразилась вся несостоятельность общественного жизнепонимания, —
к войне,
к всеобщему вооружению и общей воинской повинности.
«С тех пор,
как я живу на свете, мне часто приходится слышать от многих частных людей возмущение против этой ужасающей привычки международного убиения. Все признают и оплакивают это зло; но
как ему помочь? Очень часто пытались уничтожить дуэли: это казалось так легко! Так нет же! Все усилия, сделанные для достижения этой цели,
ни к чему не послужили и никогда
ни к чему не послужат.
И тогда-то и было проповедуемо Христом его учение, состоящее не в том только, что не надо противиться злу насилием, а учение о новом понимании жизни, частью или, скорее, приложением которого
к общественной жизни и было учение о средстве уничтожения борьбы между всеми людьми не тем, чтобы обязать только одну часть людей без борьбы покоряться тому, что известными авторитетами будет предписано им, а тем, чтобы никому, следовательно и тем (и преимущественно тем), которые властвуют, не употреблять насилия
ни против кого
ни в
каком случае.
Посмотрите на частную жизнь отдельных людей, прислушайтесь
к тем оценкам поступков, которые люди делают, судя друг о друге, послушайте не только публичные проповеди и речи, но те наставления, которые дают родители и воспитатели своим воспитанникам, и вы увидите, что,
как ни далека государственная, общественная, связанная насилием жизнь людей от осуществления христианских истин в частной жизни, хорошими всеми и для всех без исключения и бесспорно считаются только христианские добродетели; дурными всеми и для всех без исключения и бесспорно считаются антихристианские пороки.
Ни одно из заблуждений людей не удаляет их столько от той цели,
к которой они стремятся,
как именно это. Люди для достижения поставленной себе цели делают всякие, самые разнообразные дела, но только не то одно, простое и прямое дело, которое предстоит каждому. Люди придумывают самые хитрые способы изменения того положения, которое тяготит их, но только не тот самый простой, чтобы каждому не делать того самого, чтò и производит это положение.
Ведь правительство — это цари, министры, чиновники с перьями, которые меня
ни к чему,
как тот становой мужиков, принудить не могут: поведут меня насильно в суд, в тюрьму, на казнь не цари и чиновники с перьями, а те самые люди, которые находятся в таком же положении,
как и я.
И нельзя доказать
ни того,
как это утверждают защитники государства, что уничтожение государства повлечет за собой общественный хаос, взаимные грабежи, убийства и уничтожение всех общественных учреждений и возвращение человечества
к варварству;
ни того,
как это утверждают противники государства, что люди уже стали настолько разумны и добры, что не грабят и не убивают друг друга, предпочитают мирное общение вражде, что сами без помощи государства учредят всё то, что им будет нужно, а что поэтому государство не только не содействует всему этому, а, напротив, под видом ограждения людей производит на них вредное и ожесточающее влияние.
Какие бы доводы
ни приводили люди в пользу того, что вредно упразднить государственную власть и что упразднение это может породить бедствия, люди, выросшие уже из государственной формы, уже не могут вместиться в ней. И, сколько бы и
какие бы доводы
ни приводили человеку, выросшему из государственной формы, о необходимости ее, он не может вернуться
к ней, не может принимать участия в делах, отрицаемых его сознанием,
как не могут выросшие птенцы вернуться в скорлупу, из которой они выросли.
Если насилие правительственное уничтожится, то насилия будут совершаться, может быть, другими людьми, а не теми, которыми они совершались прежде; но сумма насилия
ни в
каком случае не может увеличиться оттого, что власть перейдет от одних людей
к другим.
Как в России и Турции, так в Америке и Франции, сколько правительства
ни переменяют своих чиновников, большинство их люди корыстные и продажные, стоящие на такой низкой степени нравственности, что они не удовлетворяют даже и тем низким требованиям простой неподкупности, которые предъявляются
к ним правительствами.
Как ни скрыта для каждого его ответственность в этом деле,
как ни сильно во всех этих людях внушение того, что они не люди, а губернаторы, исправники, офицеры, солдаты, и что,
как такие существа, они могут нарушать свои человеческие обязанности, чем ближе они будут подвигаться
к месту своего назначения, тем сильнее в них будет подниматься сомнение о том: нужно ли сделать то дело, на которое они едут, и сомнение это дойдет до высшей степени, когда они подойдут
к самому моменту исполнения.
Всякий человек в своей жизни находится по отношению
к истине в положении путника, идущего в темноте при свете впереди двигающегося фонаря: он не видит того, что еще не освещено фонарем, не видит и того, что он прошел и что закрылось уже темнотою, и не властен изменить своего отношения
ни к тому,
ни к другому; но он видит, на
каком бы месте пути он
ни стоял, то, что освещено фонарем, и всегда властен выбрать ту или другую сторону дороги, по которой движется.