Неточные совпадения
Пятый способ, самый тонкий, самый употребительный и самый могущественный, состоит в уклонении от ответа, в делании вида, что вопрос этот кем-то давным-давно разрешен
вполне ясно и удовлетворительно и что говорить об этом
не стоит.
Христианство понимается теперь исповедующими церковные учения как сверхъестественное, чудесное откровение обо всем том, что сказано в символе веры; неверующими же, — как пережитое человечеством проявление его потребности веры в сверхъестественное; как историческое явление,
вполне выразившееся в католичестве, православии, протестантстве и
не имеющее уже для нас никакого жизненного значения. Для верующих значение учения скрывается церквью, для неверующих — наукою.
В так называемом православном катехизисе сказано: Под единой церковью Христовой разумеется только православная, которая остается
вполне согласною с церковью вселенской. Что же касается римской церкви и других исповеданий (лютеран и других
не называют даже церковью), то они
не могут быть относимы к единой истинной церкви, так как сами отделились от нее.
Между прочим, высказывая в этих вопросах мысль о том, что словесное выражение сущности веры, которое требовалось церковью и отступление от которого считалось ересью, никогда
не могло
вполне покрывать самого миросозерцания верующего и что потому требование выражения веры известными словами и производило ереси, он в вопросе 21-м и 33-м говорит...
«И что если человеку божественные дела и мысли представляются столь великими и глубокими, что он
не находит соответствующих слов для их выражения, то следует ли его признать еретиком, если он
не может
вполне точно выразить свое понятие?
Ученик Христа, учение которого состоит в вечном большем и большем постигновении учения и большем и большем исполнении его, в движении к совершенству,
не может именно потому, что он ученик Христа, утверждать про себя или про другого, что он понимает
вполне учение Христа и исполняет его; еще менее может утверждать это про какое-либо собрание.
Обыкновенно говорят, что нравственное учение христианства хорошо, но преувеличено, — что для того, чтобы оно было
вполне хорошо, надо откинуть от него излишнее,
не подходящее к нашему строю жизни.
Идеал состоит в том, чтобы
не иметь зла ни на кого,
не вызвать недоброжелательства ни в ком, любить всех; заповедь же, указывающая степень, ниже которой
вполне возможно
не спускаться в достижении этого идеала, — в том, чтобы
не оскорблять людей словом. И это составляет первую заповедь.
Идеал — полное целомудрие даже в мыслях; заповедь, указывающая степень достижения, ниже которой
вполне возможно
не спускаться в достижении этого идеала, — чистота брачной жизни, воздержание от блуда. И это составляет вторую заповедь.
Идеал —
не заботиться о будущем, жить настоящим часом; заповедь, указывающая степень достижения, ниже которой
вполне возможно
не спускаться, —
не клясться, вперед
не обещать ничего людям. И это — третья заповедь.
Идеал — никогда ни для какой цели
не употреблять насилия; заповедь, указывающая степень, ниже которой
вполне возможно
не спускаться, —
не платить злом за зло, терпеть обиды, отдавать рубаху. И это четвертая заповедь.
Идеал — любить врагов, ненавидящих нас; заповедь, указывающая степень достижения, ниже которой
вполне возможно
не спускаться, —
не делать зла врагам, говорить о них доброе,
не делать различия между ними и своими согражданами.
Позитивисты, коммунисты и все проповедники научного братства проповедуют расширять ту любовь, которую люди имеют к себе и к своим семьям и к государству, на всё человечество, забывая то, что любовь, которую они проповедуют, есть любовь личная, которая могла, разжижаясь, распространиться до семьи; еще более разжижаясь, распространиться до естественного отечества; которая совершенно исчезает, касаясь искусственного государства, как Австрия, Англия, Турция, и которой мы даже
не можем себе представить, когда дело касается всего человечества, предмета
вполне мистического.
Люди верили, как чему-то
вполне доказанному и потому
не требующему доказательств, тому, что, так как до сих пор все народы развивались в государственной форме, то эта форма и навсегда есть необходимое условие развития человечества.
Широко развившиеся средства общения и передачи мыслей сделали то, что для образования обществ, собраний, корпораций, конгрессов, ученых, экономических, политических учреждений люди нашего времени
не только
вполне могут обходиться без правительств, но что правительства в большей части случаев скорее мешают, чем содействуют достижению этих целей.
Хорош ли, дурен ли он, мы знаем его недостатки и привыкли к нему, знаем, как вести себя, что делать в теперешних условиях; но что будет тогда, когда мы откажемся от него и положимся на что-то невидимое, неосязаемое и
вполне не известное?
Если бы жизнь отдельного человека при переходе от одного возраста к другому была бы
вполне известна ему, ему незачем бы было жить. То же и с жизнью человечества: если бы у него была программа той жизни, которая ожидает его при вступлении в новый возраст его, то это было бы самым верным признаком того, что оно
не живет,
не движется, а толчется на месте.
Когда же всё это совсем и всем сделается
вполне ясным, естественно будет людям спросить себя: «Да зачем же нам кормить и содержать всех этих королей, императоров, президентов и членов разных палат и министерств, ежели от всех их свиданий и разговоров ничего
не выходит?
Не лучше ли, как говорил какой-то шутник, сделать королеву из гуттаперчи?
«Стало быть, нашли такой закон. Я, чай, архиереи
не хуже нашего знают», — сказал мне на это один русский солдат. И, сказав это, солдат, очевидно, почувствовал себя успокоенным,
вполне уверенный, что руководители его нашли закон, тот самый, по которому служили его предки, служат цари, наследники царей и миллионы людей и служит он сам, и что то, что я ему говорил, была какая-нибудь хитрость или тонкость вроде загадки.
На высшей ступени — цари, президенты, министры, палаты предписывают эти истязания, и убийства, и вербовку в солдаты и
вполне уверены в том, что так как они или от бога поставлены на свое место, или то общество, которым они управляют, требует от них того самого, что они предписывают, то они и
не могут быть виноваты.
Так,
вполне душевно здоровый и старый уже человек, только оттого, что на него надета какая-нибудь побрякушка или шутовской наряд, ключи на заднице или голубая лента, приличная только для наряжающейся девочки, и ему внушено при этом, что он генерал, камергер, андреевский кавалер или тому подобная глупость, вдруг делается от этого самоуверен, горд и даже счастлив, или, наоборот оттого, что лишается или
не получает ожидаемой побрякушки и клички, становится печальным и несчастным, так что даже заболевает.
Или, что еще поразительнее,
вполне в остальном здоровый душевно, молодой, свободный и даже обеспеченный человек только оттого, что он назвался и его назвали судебным следователем или земским начальником, хватает несчастную вдову от ее малолетних детей и запирает или устраивает ее заключение в тюрьме, оставляя без матери ее детей, и всё это из-за того, что эта несчастная тайно торговала вином и этим лишила казну 25 рублей дохода, и
не чувствует при этом ни малейшего раскаяния.
Кроме того, он
не может быть
вполне уверен в том, послушаются ли его в последнюю минуту исполнители.