Неточные совпадения
И поэтому, как для того, чтобы вернее обеспечить
жизнь, собственность, свободу, общественное спокойствие и частное благо
людей, так и для того, чтобы исполнить волю того, кто есть царь царствующих и господь господствующих, мы от всей души принимаем основное учение непротивления злу злом, твердо веруя, что это учение, отвечая всем возможным случайностям и выражая волю бога, в конце концов должно восторжествовать над всеми злыми силами.
Такой
человек, стараясь спасти свою
жизнь, потеряет ее.
Несравненно безопаснее поступать справедливо, чем несправедливо; сносить обиду, чем противиться ей насилием, — безопаснее даже в отношении к настоящей
жизни. Если бы все
люди не противились злу злом, наш мир был бы блажен.
Доктора и магистры и духовное сословие стали заботиться только о том, чтобы покорить весь свет своему владычеству, вооружали
людей друг против друга на убийства и грабежи и совсем уничтожили христианство в вере и в
жизни.
Все
люди равны, и государь тот же
человек, как и мы; зачем мы будем ему подати платить, зачем я буду подвергать свою
жизнь опасности, чтобы убить на войне
человека, мне не сделавшего никакого зла?
Очень много было говорено по случаю моей книги о том, как я неправильно толкую те и другие места Евангелия, о том, как я заблуждаюсь, не признавая троицы, искупления и бессмертия души; говорено было очень многое, но только не то одно, что для всякого христианина составляет главный, существенный вопрос
жизни: как соединить ясно выраженное в словах учителя и в сердце каждого из нас учение о прощении, смирении, отречении и любви ко всем: к ближним и к врагам, с требованием военного насилия над
людьми своего или чужого народа.
«Толстой пришел к убеждению, что мир был грубо обманут, когда
людей уверили, что учение Христа «не противься злу или злом» совместимо с войной, судами, смертною казнью, разводами, клятвой, народными пристрастиями и вообще с большинством учреждений гражданской и общественной
жизни.
Он верит теперь, что царство бога наступит тогда, когда
люди будут исполнять 5 заповедей Христа, именно: 1) жить в мире со всеми
людьми; 2) вести чистую
жизнь; 3) не клясться; 4) никогда не противиться злу и 5) отказываться от народных различий».
Кому в самом деле придет в голову то, что всё то, что с такой уверенностью и торжественностью повторяется из века в век всеми этими архидиаконами, епископами, архиепископами, святейшими синодами и папами, что всё это есть гнусная ложь и клевета, взводимая ими на Христа для обеспечения денег, которые им нужны для сладкой
жизни на шеях других
людей, — ложь и клевета до такой степени очевидная, особенно теперь, что единственная возможность продолжать эту ложь состоит в том, чтобы запугивать
людей своей уверенностью, своей бессовестностью.
В этом состоит пятый и самый действительный способ устранения того противоречия, в которое поставило себя церковное христианство, исповедуя на словах Христа и отрицая в
жизни его учение и научая этому
людей.
Очевидно, что явившееся среди еврейского и языческого мира учение это не могло быть принято большинством
людей, живших совершенно иною
жизнью, чем та, которой требовало это учение; и что даже теми, которыми оно было принято, оно, как совершенно противоположное всем прежним взглядам, не могло быть понято во всем его значении.
Люди всё дальше и дальше постигали смысл христианства и более и более осуществляли его в
жизни.
Главное же,
человек, верующий в спасение
людей верою в искупление или в таинства, не может уже все силы свои полагать на исполнение в
жизни нравственного учения Христа.
В наше время только
человек совершенно невежественный или совершенно равнодушный к вопросам
жизни, освящаемым религией, может оставаться в церковной вере.
Как отдельный
человек не может жить, не имея известного представления о смысле своей
жизни, и всегда, хотя часто и бессознательно, соображает свои поступки с этим придаваемым им своей
жизни смыслом, так точно и совокупности
людей, живущих в одинаковых условиях — народы, не могут не иметь представления о смысле их совокупной
жизни и вытекающей из нее деятельности.
И как отдельный
человек, вступая в новый возраст, неизбежно изменяет свое понимание
жизни, и взрослый
человек видит смысл ее в ином, чем ребенок, так точно и совокупность
людей, народа, неизбежно, соответственно возрасту своему, изменяет свое понимание
жизни и вытекающую из этого понимания деятельность.
Различие в этом отношении отдельного
человека от всего человечества состоит в том, что, тогда как отдельный
человек в определении, свойственного тому новому периоду
жизни, в который он вступает, понимания
жизни и вытекающей из него деятельности пользуется указаниями прежде живших его
людей, переживших уже тот возраст, в который он вступает, человечество не может иметь этих указаний, потому что оно всё подвигается по не исследованному еще пути и не у кого спросить, как надо понимать
жизнь и действовать в тех новых условиях, в которые оно вступает и в которых еще никто никогда не жил.
А между тем как
человеку женатому и с детьми невозможно продолжать понимать
жизнь так же, как он понимал ее, будучи ребенком, так и человечеству нельзя уже, при совершившихся разнообразных изменениях: и густоты населения, и установившегося общения между разными народами, и усовершенствования способов борьбы с природой, и накопления знаний, — продолжать понимать
жизнь попрежнему, а необходимо установить новое жизнепонимание, из которого и вытекла бы и деятельность, соответствующая тому новому состоянию, в которое оно вступило или вступает.
На это-то требование и отвечает особенная способность человечества выделять из себя
людей, дающих новый смысл всей
жизни человеческой, — смысл, из которого вытекает вся иная, чем прежняя, деятельность. Установление этого, свойственного человечеству в тех новых условиях, в которые оно вступает, жизнепонимания и вытекающей из него деятельности и есть то, что называется религия.
Сущность всякого религиозного учения — не в желании символического выражения сил природы, не в страхе перед ними, не в потребности к чудесному и не во внешних формах ее проявления, как это думают
люди науки. Сущность религии в свойстве
людей пророчески предвидеть и указывать тот путь
жизни, по которому должно идти человечество, в ином, чем прежнее, определении смысла
жизни, из которого вытекает и иная, чем прежняя, вся будущая деятельность человечества.
Свойство этого провидения того пути, по которому должно идти человечество, в большей или меньшей степени обще всем
людям; но всегда во все времена были
люди, в которых это свойство проявлялось с особенной силой, и
люди эти ясно и точно выражали то, что смутно чувствовали все
люди, и устанавливали новое понимание
жизни, из которого вытекала иная, чем прежняя, деятельность, на многие сотни и тысячи лет.
Таких пониманий
жизни мы знаем три: два уже пережитых человечеством, и третье, которое мы теперь переживаем в христианстве. Пониманий таких три, и только три, не потому, что мы произвольно соединили различные жизнепонимания в эти три, а потому, что поступки всех
людей имеют всегда в основе одно из этих трех жизнепониманий, потому что иначе, как только этими тремя способами, мы не можем понимать
жизнь.
Человек языческий, общественный признает
жизнь уже не в одном себе, но в совокупности личностей — в племени, семье, роде, государстве, и жертвует для этих совокупностей своим личным благом.
Человек божеского жизнепонимания признает
жизнь уже не в своей личности и не в совокупности личностей (в семье, роде, народе, отечестве или государстве), а в источнике вечной, неумирающей
жизни — в боге; и для исполнения воли бога жертвует и своим личным, и семейным, и общественным благом. Двигатель его
жизни есть любовь. И религия его есть поклонение делом и истиной началу всего — богу.
Вот это-то последнее жизнепонимание и основанное на нем христианское учение, руководящее всей нашей
жизнью и лежащее в основе всей нашей деятельности, как практической, так и научной,
люди мнимой науки, рассматривая его только по его внешним признакам, признают чем-то отжившим и не имеющим для нас значения.
Они не понимают того, что учение это есть установление нового понимания
жизни, соответствующего тому новому состоянию, в которое вот уже 1800 лет вступили
люди, и определение той новой деятельности, которая из него вытекает.
Все эти положения кажутся
людям, стоящим на низшем жизнепонимании, выражением какого-то восторженного увлечения, не имеющего никакого прямого приложения к
жизни. А между тем эти положения так же строго вытекают из жизнепонимания христианского, как положение об отдаче своего труда для общего дела, о жертве своей
жизни для защиты отечества вытекает из жизнепонимания общественного.
Только
жизнь совокупности и последовательности личностей: племени, семьи, рода, государства продолжается и живет, и потому
человек должен жертвовать своей личностью для
жизни семьи, государства.
Жизнь истинная, разумная возможна для
человека только в той мере, в которой он может быть участником не семьи или государства, но источника
жизни, отца; в той мере, в которой он может слить свою
жизнь с
жизнью отца.
Первое недоразумение о неисполнимости учения состоит в том, что
люди общественного жизнепонимания, не понимая того способа, которым руководит
людей христианское учение, и принимая христианское указание совершенства за правила, определяющие
жизнь, думают и говорят, что следование учению Христа невозможно, потому что полное исполнение требований этого учения уничтожает
жизнь.
«Если бы
человек исполнил то, что проповедуется Христом, то он уничтожил бы свою
жизнь; и если бы все
люди исполнили это, то прекратился бы и род человеческий», — говорят они.
«Не заботясь о завтрашнем дне, — о том, что есть, и что пить, и во что одеться; не защищая свою
жизнь, не противясь злу насилием, отдавая свою
жизнь за други своя и соблюдая полное целомудрие,
человек и человеческий род не могут существовать», — думают и говорят они.
Христос учит не ангелов, но
людей, живущих животной
жизнью, движущихся ею. И вот к этой животной силе движения Христос как бы прикладывает новую, другую силу сознания божеского совершенства, — направляет этим движение
жизни по равнодействующей из двух сил.
Учение христианское кажется исключающим возможность
жизни только тогда, когда
люди указание идеала принимают за правило. Только тогда представляются уничтожающими
жизнь те требования, которые предъявляются учением Христа. Требования эти, напротив, одни дают возможность истинной
жизни. Без этих требований невозможна бы была истинная
жизнь.
Учение Христа только тогда имеет силу, когда оно требует полного совершенства, т. е. слияния божеской сущности, находящейся в душе каждого
человека, с волей бога, — соединения сына с отцом. Только это освобождение сына божия, живущего в каждом
человеке, из животного и приближение его к отцу и составляет
жизнь по учению Христа.
Существование в
человеке животного, только животного, не есть
жизнь человеческая.
Жизнь по одной воле бога тоже не есть
жизнь человеческая.
Жизнь человеческая есть составная из
жизни животной и
жизни божеской. И чем более приближается эта составная к
жизни божеской, тем больше
жизни.
Научные
люди теоретически учат тому, что
жизнь осмысленная и добрая есть только
жизнь служения всему человечеству, и в этом самом учении видят смысл христианского учения; к этому учению сводят христианское учение; для этого своего учения отыскивают подтверждение в христианском учении, предполагая, что их учение и христианское — одно и то же.
«
Человек любит себя (свою животную
жизнь), любит семью, любит даже отечество. Отчего же бы ему не полюбить и человечество? Так бы это хорошо было. Кстати же это самое проповедует и христианство». Так думают проповедники позитивного, коммунистического, социалистического братства. Действительно это бы было очень хорошо, но никак этого не может быть, потому что любовь, основанная на личном и общественном жизнепонимании, дальше любви к государству идти не может.
Люди, привыкшие к существующему порядку вещей, любящие его, боящиеся изменить его, стараются понять учение как собрание откровений и правил, которые можно принять, не изменяя своей
жизни, тогда как учение Христа не есть только учение о правилах, которым должен следовать
человек, но — выяснение нового смысла
жизни, определяющего всю, совсем иную, чем прежняя, деятельность человечества в тот период, в который оно вступает.
Жизнь человеческая движется, проходит, как
жизнь отдельного
человека, возрасты, и каждый возраст имеет соответствующее ему жизнепонимание, и жизнепонимание это неизбежно усваивается
людьми.
То, что происходит с изменением взглядов на
жизнь отдельных
людей, то же происходит и с изменением взглядов на
жизнь народов и всего человечества.
Если
человек семейный продолжает руководствоваться в своей деятельности ребяческим жизнепониманием, то
жизнь его сделается так трудна ему, что он невольно будет искать иного жизнепонимания и охотно усвоит то, которое свойственно его возрасту.
То же происходит и теперь в нашем человечестве при переходе, переживаемом нами, от языческого жизнепонимания к христианскому. Общественный
человек нашего времени приводится самою
жизнью к необходимости отречься от языческого понимания
жизни, не свойственного теперешнему возрасту человечества, и подчиниться требованиям христианского учения, истины которого, как бы они ни были извращены и перетолкованы, все-таки известны ему и одни представляют разрешение тех противоречий, в которых он путается.
«Неразумно, — говорит
человек общественный, — жертвовать благом своим, своей семьи, своего отечества для исполнения требований какого-то высшего закона, требующего от меня отречения от самых естественных и добрых чувств любви к себе, к своей семье, к родине, к отечеству, и, главное, опасно отвергать обеспечение
жизни, даваемое государственным устройством».
Но приходит время, когда, с одной стороны, смутное сознание в душе своей высшего закона любви к богу и ближнему, с другой — страдания, вытекающие из противоречий
жизни, заставляют
человека отречься от жизнепонимания общественного и усвоить новое, предлагаемое ему, разрешающее все противоречия и устраняющее страдания его
жизни, — жизнепонимание христианское. И время это пришло теперь.
Жизнепонимание общественное потому и служило основанием религий, что в то время, когда оно предъявлялось
людям, оно казалось им вполне непонятным, мистическим и сверхъестественным. Теперь, пережив уже этот фазис
жизни человечества, нам понятны разумные причины соединения
людей в семьи, общины, государства; но в древности требования такого соединения предъявлялись во имя сверхъестественного и подтверждались им.
Точно так же и теперь христианское учение представляется
людям общественного или языческого миросозерцания в виде сверхъестественной религии, тогда как в действительности в нем нет ничего ни таинственного, ни мистического, ни сверхъестественного; а оно есть только учение о
жизни, соответствующее той степени материального развития, тому возрасту, в котором находится человечество и которое поэтому неизбежно должно быть принято им.
Придет время и приходит уже, когда христианские основы
жизни — равенства, братства
людей, общности имуществ, непротивления злу насилием — сделаются столь же естественными и простыми, какими теперь нам кажутся основы
жизни семейной, общественной, государственной.
Как очень редко отдельный
человек изменяет свою
жизнь только по указаниям разума, а большей частью, несмотря на новый смысл и новые цели, указываемые разумом, продолжает жить прежнею
жизнью и изменяет ее только тогда, когда
жизнь его становится совсем противоречащей его сознанию и вследствие того мучительной, точно так же человечество, узнав через своих религиозных руководителей новый смысл
жизни, новые цели, к которым ему нужно стремиться, долго еще и после этого познания продолжает в большинстве
людей жить прежней
жизнью и приводится к принятию нового жизнепонимания только сознанием невозможности продолжения прежней
жизни.
Несмотря на требования изменения
жизни, сознанные, высказанные религиозными руководителями и принятые разумнейшими
людьми, большинство
людей, несмотря на религиозное отношение к этим руководителям, т. е. веру в их учение, продолжает в усложнившейся
жизни руководствоваться прежним учением, подобно тому как поступал бы семейный
человек, если бы, зная о том, как следует жить в его возрасте, по привычке и по легкомыслию продолжал бы жить ребяческою
жизнью.