Неточные совпадения
Пускай, мол, хоть малый прыщ вначале вскочит, а потом,
не торопясь да богу помолясь, и
большого волдыря дождемся…
Как я уже сказал выше, мне пришлось поместиться в одном спальном отделении с бесшабашными советниками. Натурально, мы некоторое время дичились друг друга. Старики вполголоса переговаривались между собой и, тихо воркуя, сквернословили. Оба были недовольны, оба ссылались на графа Михаила Николаевича и на графа Алексея Андреича, оба сетовали
не то на произвол власти,
не то на умаление ее —
не поймешь, на что именно. Но что меня всего
больше огорчило — оба искали спасения… в конституции!!
Мальчик высказал это солидно, без похвальбы, и без всякого глумления над странностью моего вопроса. По-видимому, он понимал, что перед ним стоит иностранец (кстати: ужасно странно звучит это слово в применении к русскому путешественнику; по крайней мере, мне
большого труда стоило свыкнуться с мыслью, что я где-нибудь могу быть… иностранцем!!), которому простительно
не знать немецких обычаев.
Система быстрого и немедленного заезжания пользуется у нас уж чересчур
большим доверием, и, право, она этого доверия
не заслуживает.
Там, где эти свойства отсутствуют, где чувство собственного достоинства заменяется оскорбительным и в сущности довольно глупым самомнением, где шовинизм является обнаженным, без всякой примеси энтузиазма, где
не горят сердца ни любовью, ни ненавистью, а воспламеняются только подозрительностью к соседу, где нет ни истинной приветливости, ни искренней веселости, а есть только желание похвастаться и расчет на тринкгельд, [чаевые] — там, говорю я,
не может быть и
большого хода свободе.
Но чем
больше живешь и вглядываешься, тем
больше убеждаешься, что, несмотря на всякие ненормальности, никаких «историй» нет, что все кругом испокон веков намуштровано и теперь само собой так укладывается, чтоб никто никому
не мешал.
Правда, я со всех сторон слышу, что недоразумений
больше уж
не будет, и вполне верю, что, в дополнение к прежним эмансипациям, возможна и эмансипация от недоразумений.
Тут и милая старушка, которая уже теперь
не может прийти в себя от умиления при виде той массы панталон, которая все
больше и
больше увеличивается, по мере приближения к центру городка.
Да уж
не слишком ли прямолинейно смотрел я на вещи там, на берегах Хопра? думается вам, и самое
большое, что вы делаете, — и то для того, чтоб
не совсем погрязнуть в тине уступок, — это откладываете слишком щекотливые определения до возвращения в"свое место".
Времена уже настолько созрели, (полтинники-то ведь тоже
не сладость!), что"загадка"с каждым днем приобретает все
большую и
большую рельефность, все выпуклее и выпуклее выступает наружу… и, разумеется, вводит людей в искушение.
Эти"новые жизненные строи"
не только
не освежают и
не облегчают, а, напротив, еще
больше замучивают.
Ваше сиятельство!
не смею
больше утруждать вас!
Он вновь пытливо взглянул на меня, как бы подозревая,
не расставляю ли я ему ловушку. Но в голосе моем
не слышалось и тени озорства; одна душевная теплота — и ничего
больше. Он понял это.
И
не только теперь, в эту минуту, а
больше полустолетия сряду все начиналось, и опять и опять начиналось, и
не заявляло ни малейшего желания кончиться…
Судьбы министра Бароша интересовали
не в пример
больше, нежели судьбы министра Клейнмихеля; судьбы парижского префекта МопЮ —
больше, нежели судьбы московского обер-полициймейстера Цынского, имя которого нам было известно только из ходившего по рукам куплета о брандмайоре Тарновском [Вот этот куплет: Этими немногими строками, по-видимому, исчерпывались все «отличные заслуги» и Тарновского и Цынского: один представил (может быть, при рапорте), другой — получил.
И какую еще
большую массу уверенности нужно иметь в том, что этот товар
не залежится, а дойдет до потребителя!
Адвокат, который ничего
не получил вперед, всегда защищает порученное ему дело с
большим азартом, нежели адвокат, который половину денег взял вперед, а насчет остальной половины обеспечил себя хорошею неустойкой.
В этих приютах останавливались по
большей части иногородные купцы, приезжавшие в Москву по делам, с своей квашеной капустой, с соленой рыбой, огурцами и прочей соленой и копченой снедью, ничего
не требуя от гостиницы, кроме самовара, и ни за что
не платя, кроме как за"тепло".
Вообще француз-буржуа как нельзя
больше доволен, что он занял"надлежащее"место в концерте европейских держав, и
не нарадуется на своих дипломатов.
Однако ж и он
не сразу удовлетворил буржуа (казался слишком трудным), так что романы его долгое время пользовались гораздо
большею известностью за границей (особенно в России), нежели во Франции."Ассомуар"[«Западня»] был первым произведением, обратившим на Зола серьезное внимание его соотечественников, да и то едва ли
не потому, что в нем на первом плане фигурируют представители тех «новых общественных наслоений»59, о близком нашествии которых, почти в то же самое время, несколько рискованно возвещал сфинкс Гамбетта (Наполеон III любил, чтоб его называли сфинксом; Гамбетта — тоже) в одной из своих речей.
Воротившись из экскурсии домой, он как-то пришипился и ни о чем
больше не хотел говорить, кроме как об королях. Вздыхал, чесал поясницу, повторял:"ему же дань — дань!","звезда бо от звезды","сущие же власти"15 и т. д. И в заключение предложил вопрос: мазанные ли были французские короли, или немазанные, и когда получил ответ, что мазанные, то сказал...
Ясно, что он Капочке поправиться хотел, думал, что за"периоды"она еще
больше любить станет. А того
не сообразил, милый человек, что бывают такие строгие времена, когда ни любить нельзя, ни любимым быть
не полагается, а надо встать, уставившись лбом, и закоченеть.
Заходит
больше средний русский человек, и
не в обычный парижский обеденный час, а так, между двумя и тремя часами.
Тоска настигла меня немедленно, как только Блохины и Старосмысловы оставили Париж. Воротившись с проводин, я ощутил такое глубокое одиночество, такую неслыханную наготу, что чуть было сейчас же
не послал в русский ресторан за бесшабашными советниками. Однако на этот раз воздержался. Во-первых, вспомнил, что я уж
больше трех недель по Парижу толкаюсь, а ничего еще порядком
не видал; во-вторых, меня вдруг озарила самонадеянная мысль: а что, ежели я и независимо от бесшабашных советников сумею просуществовать?
Со вступлением на престол Луи-Филиппа сердца Капоттов на мгновение оживились надеждою; но хотя Луи-Филипп был возведен на трон
не parceque, [потому что] a quoique [хотя (он был)] Бурбон, однако ж, в отношении к Маратовским преданиям оказался еще
больше Бурбоном, нежели самые истые Бурбоны.
— Прежде всего разуверьтесь, — начал он, — я человек правды — и
больше ничего. И я полагаю, что если мы все, люди правды, столкуемся, то весь этот дурной сон исчезнет сам собою.
Не претендуйте же на меня, если я повторю, что в такое время, какое мы переживаем, церемонии нужно сдать в архив.
Неточные совпадения
Хлестаков. Черт его знает, что такое, только
не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)
Больше ничего нет?
Городничий. Я бы дерзнул… У меня в доме есть прекрасная для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую сам, это уж слишком
большая честь…
Не рассердитесь — ей-богу, от простоты души предложил.
Хлестаков. Вы, как я вижу,
не охотник до сигарок. А я признаюсь: это моя слабость. Вот еще насчет женского полу, никак
не могу быть равнодушен. Как вы? Какие вам
больше нравятся — брюнетки или блондинки?
Хлестаков. Покорно благодарю. Я сам тоже — я
не люблю людей двуличных. Мне очень нравится ваша откровенность и радушие, и я бы, признаюсь,
больше бы ничего и
не требовал, как только оказывай мне преданность и уваженье, уваженье и преданность.
Городничий. И
не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и
не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь
не прилгнувши
не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем
больше думаешь… черт его знает,
не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.