Неточные совпадения
Во-первых, мать давала ему денег ровно столько, сколько требовалось, чтоб
не пропасть с голода; во-вторых, в нем
не оказывалось ни малейшего позыва к труду, а взамен того гнездилась проклятая талантливость, выражавшаяся преимущественно в способности к передразниванью; в-третьих, он постоянно страдал потребностью общества и ни на минуту
не мог оставаться наедине с самим собой.
Арина Петровна много раз уже рассказывала детям эпопею своих
первых шагов на арене благоприобретения, но, по-видимому, она и доднесь
не утратила в их глазах интереса новизны. Порфирий Владимирыч слушал маменьку, то улыбаясь, то вздыхая, то закатывая глаза, то опуская их, смотря по свойству перипетий, через которые она проходила. А Павел Владимирыч даже большие глаза раскрыл, словно ребенок, которому рассказывают знакомую, но никогда
не надоедающую сказку.
— А вы, чай, думаете, даром состояние-то матери досталось! — продолжала Арина Петровна, — нет, друзья мои! даром-то и прыщ на носу
не вскочит: я после первой-то покупки в горячке шесть недель вылежала! Вот теперь и судите: каково мне видеть, что после таких-то, можно сказать, истязаний трудовые мои денежки, ни дай ни вынеси за что, в помойную яму выброшены!
—
Не знаю… Может быть, во мне нет этого великодушия… этого, так сказать, материнского чувства… Но все как-то сдается: а что, ежели брат Степан, по свойственной ему испорченности, и с этим вторым вашим родительским благословением поступит точно так же, как и с
первым?
Тем
не менее, когда ей однажды утром доложили, что Степан Владимирыч ночью исчез из Головлева, она вдруг пришла в себя. Немедленно разослала весь дом на поиски и лично приступила к следствию, начав с осмотра комнаты, в которой жил постылый.
Первое, что поразило ее, — это стоявший на столе штоф, на дне которого еще плескалось немного жидкости и который впопыхах
не догадались убрать.
Первый удар властности Арины Петровны был нанесен
не столько отменой крепостного права, сколько теми приготовлениями, которые предшествовали этой отмене.
Таким образом, на
первый раз дело кончилось ничем. Но есть разговоры, которые, раз начавшись, уже
не прекращаются. Через несколько часов Арина Петровна вновь возвратилась к прерванной беседе.
Арина Петровна так и ахнула. Во-первых, ее поразила скупость Иудушки: она никогда и
не слыхивала, чтоб крыжовник мог составлять в Головлеве предмет отчетности, а он, по-видимому, на этом предмете всего больше и настаивал; во-вторых, она очень хорошо поняла, что все эти формы
не что иное, как конституция, связывающая ее по рукам и по ногам.
Он принял ее довольно сносно, то есть обязался кормить и поить ее и сирот-племянниц, но под двумя условиями: во-первых,
не ходить к нему на антресоли, а во-вторых —
не вмешиваться в распоряжения по хозяйству.
Всем в доме Павла Владимирыча заправляли: во-первых, ключница Улитушка, женщина ехидная и уличенная в секретной переписке с кровопивцем Порфишкой, и, во-вторых, бывший папенькин камердинер Кирюшка, ничего
не смысливший в полеводстве и ежедневно читавший Павлу Владимирычу холуйского свойства поучения.
Он
не слыхал ни скрипа лестницы, ни осторожного шарканья шагов в
первой комнате — как вдруг у его постели выросла ненавистная фигура Иудушки.
Никогда
не приходило Арине Петровне на мысль, что может наступить минута, когда она будет представлять собой «лишний рот», — и вот эта минута подкралась и подкралась именно в такую пору, когда она в
первый раз в жизни практически убедилась, что нравственные и физические ее силы подорваны.
Тем
не менее
первое время по переселении в Погорелку она еще бодрилась, хлопотливо устроивалась на новом месте и выказывала прежнюю ясность хозяйственных соображений.
Проводивши внучек, она, может быть, в
первый раз почувствовала, что от ее существа что-то оторвалось и что она разом получила какую-то безграничную свободу, до того безграничную, что она уже ничего
не видела перед собой, кроме пустого пространства.
Груды тщательно подшитых, но
не обревизованных рапортичек постоянно валялись на его письменном столе, и в том числе целая годовая отчетность скотницы Феклы, деятельность которой с
первого раза показалась ему подозрительной и которую он тем
не менее никак
не мог найти свободную минуту учесть.
И она знала это и
не обижалась, так что когда Иудушка в
первый раз слегка потрепал ее по жирному загривку, то она только лопатками передернула.
— Чего
не можно! Садись! Бог простит!
не нарочно ведь,
не с намерением, а от забвения. Это и с праведниками случалось! Завтра вот чем свет встанем, обеденку отстоим, панихидочку отслужим — все как следует сделаем. И его душа будет радоваться, что родители да добрые люди об нем вспомнили, и мы будем покойны, что свой долг выполнили. Так-то, мой друг. А горевать
не след — это я всегда скажу:
первое, гореваньем сына
не воротишь, а второе — грех перед Богом!
Вот он и приехал, да, вместо того чтоб закалить себя и быть готовым перенести все, чуть было с
первого шагу
не разругался с отцом.
— А потому, во-первых, что у меня нет денег для покрытия твоих дрянных дел, а во-вторых — и потому, что вообще это до меня
не касается. Сам напутал — сам и выпутывайся. Любишь кататься — люби и саночки возить. Так-то, друг. Я ведь и давеча с того начал, что ежели ты просишь правильно…
Напротив того, с
первого же взгляда можно было заподозрить, что в ней происходит что-то
не совсем обыкновенное и что, может быть, настала минута, когда перед умственным ее оком предстали во всей полноте и наготе итоги ее собственной жизни.
Нет, это была девица вполне определившаяся, с резкими и даже развязными манерами, по
первому взгляду на которую можно было без ошибки заключить, что она за словом в карман
не полезет.
— Ну,
не с гитарой, а около того. С торбаном, что ли. Впрочем, ведь ты меня
первая обидела, глупым назвала, а мне, старику, и подавно можно правду тебе высказать.
Первые проходили в виде обрывков, мимолетно и
не задерживаясь; вторые оседали плотно.
Ах! великая вещь — жизнь труда! Но с нею сживаются только сильные люди да те, которых осудил на нее какой-то проклятый прирожденный грех. Только таких он
не пугает.
Первых потому, что, сознавая смысл и ресурсы труда, они умеют отыскивать в нем наслаждение; вторых — потому, что для них труд есть прежде всего прирожденное обязательство, а потом и привычка.
Влияние этого ощущения свободы было так сильно, что когда она вновь посетила воплинское кладбище, то в ней уже
не замечалось и следа той нервной чувствительности, которую она обнаружила при
первом посещении бабушкиной могилы.
— Впрочем, сударыня, и во всяком звании и приятности и неприятности бывают, — наконец высказался он, — но человек, по слабости своей,
первыми восхищается, а последние старается позабыть. Для чего позабыть? а именно для того, сударыня, дабы и сего последнего напоминовения о долге и добродетельной жизни, по возможности,
не иметь перед глазами.
— Чай-то еще бабенькин, —
первый начал разговор Федулыч, — от покойницы на донышке остался. Порфирий Владимирыч и шкатулочку собрались было увезти, да я
не согласился. Может быть, барышни, говорю, приедут, так чайку испить захочется, покуда своим разживутся. Ну, ничего! еще пошутил: ты, говорит, старый плут, сам выпьешь! смотри, говорит, шкатулочку-то после в Головлево доставь! Гляди, завтра же за нею пришлет!
Когда замечены
первые признаки? имеется ли на примете бабушка-повитушка? знает ли Порфирий Владимирыч об ожидающей его радости? бережет ли себя Евпраксеюшка,
не поднимает ли чего тяжелого? и т. д.
В виде особенной милости за то, что она «за братцем в последние минуты ходила», Иудушка отделил ей угол в избе, где вообще ютились оставшиеся, по упразднении крепостного права, заслуженные дворовые. Там Улитушка окончательно смирилась, так что когда Порфирий Владимирыч облюбовал Евпраксеюшку, то она
не только
не выказала никакой строптивости, но даже
первая пришла к «бариновой сударке» на поклон и поцеловала ее в плечико.
В
первый раз в жизни Иудушка серьезно и искренно возроптал на свое одиночество, в
первый раз смутно понял, что окружающие люди —
не просто пешки, годные только на то, чтоб морочить их.
— Чему больше быть: Евпраксеюшка мучится, разродиться
не может! точно в
первый раз слышите… ах, вы! хоть бы взглянули!
— Я, батя, книжку одну читал, так там именно сказано: услугами ума, ежели оный верою направляется, отнюдь
не следует пренебрегать, ибо человек без ума в скором времени делается игралищем страстей. А я даже так думаю, что и
первое грехопадение человеческое оттого произошло, что дьявол, в образе змия, рассуждение человеческое затмил.
Иудушка слегка вздрогнул от неожиданности, но на
первый раз, однако,
не придал этому случаю особенного значения.
— А ты знаешь ли, как Бог за неблагодарность-то наказывает? — как-то нерешительно залепетал он, надеясь, что хоть напоминание о Боге сколько-нибудь образумит неизвестно с чего взбаламутившуюся бабу. Но Евпраксеюшка
не только
не пронялась этим напоминанием, но тут же на
первых словах оборвала его.
Анниньке вдруг вспомнилось, как в
первый приезд ее в Головлево дяденька спрашивал: «Телятинки хочется? поросеночка? картофельцу?» — и она поняла, что никакого другого утешения ей здесь
не сыскать.
Так произошло это
первое родственное свидание. С окончанием его Аннинька вступила в новую жизнь в том самом постылом Головлеве, из которого она, уж дважды в течение своей недолгой жизни,
не знала как вырваться.
К осени Аннинька с изумлением увидела, что ее заставляют играть Ореста в «Прекрасной Елене» и что из прежних
первых ролей за ней оставлена только Перикола, да и то потому, что сама девица Налимова
не решилась соперничать с ней в этой пьесе. Сверх того, антрепренер объявил ей, что, ввиду охлаждения к ней публики, жалованье ее сокращается до 75 рублей в месяц с одним полубенефисом в течение года.
Любинька
первая очнулась, или, лучше сказать,
не очнулась, а инстинктивно почувствовала, что жить довольно.
Благодаря этим случайно сложившимся условиям, удача так и плывет навстречу захудалой семье.
Первые удачники, бодро выдержавши борьбу, в свою очередь воспитывают новое чистенькое поколение, которому живется уже легче, потому что главные пути
не только намечены, но и проторены. За этим поколением вырастут еще поколения, покуда, наконец, семья естественным путем
не войдет в число тех, которые, уже без всякой предварительной борьбы, прямо считают себя имеющими прирожденное право на пожизненное ликование.
И прежде бывало, что от времени до времени на горизонте появлялась звезда с «косицей», но это случалось редко, во-первых, потому, что стена, окружавшая ту беспечальную область, на вратах которой написано: «Здесь во всякое время едят пироги с начинкой», почти
не представляла трещин, а во-вторых, и потому, что для того, чтобы, в сопровождении «косицы», проникнуть в эту область, нужно было воистину иметь за душой что-либо солидное.
(Примеч. М.Е. Салтыкова-Щедрина.)] зауморыши, которые при
первом же натиске жизни
не выдерживают и гибнут.
Первое время Иудушка как бы
не поспевал, но достаточно было недолговременной практики, чтоб он вполне сравнялся с Аннинькой.
Хмельные беседы продолжались далеко за полночь, и если б их
не смягчала хмельная же беспорядочность мыслей и речей, то они, на
первых же порах, могли бы разрешиться чем-нибудь ужасным.
В конце концов постоянные припоминания старых умертвий должны были оказать свое действие. Прошлое до того выяснилось, что малейшее прикосновение к нему производило боль. Естественным последствием этого был
не то испуг,
не то пробуждение совести, скорее даже последнее, нежели
первое. К удивлению, оказывалось, что совесть
не вовсе отсутствовала, а только была загнана и как бы позабыта. И вследствие этого утратила ту деятельную чуткость, которая обязательно напоминает человеку о ее существовании.