Неточные совпадения
Один (аристократ) говорит, что хорошо бы обуздать мужика, другой (демократ) возражает, что мужика обуздывать нечего, ибо он «предан», а что следует ли,
нет ли обуздать дворянское вольномыслие; третий (педагог), не соглашаясь ни с первым, ни со вторым, выражает
такое мнение, что ни дворян, ни мужиков обуздывать
нет надобности, потому что дворяне — опора, а мужики — почва, а следует обуздать «науку».
Как ни стараются они провести между собою разграничительную черту, как ни уверяют друг друга, что такие-то мнения может иметь лишь несомненный жулик, а такие-то — бесспорнейший идиот, мне все-таки сдается, что мотив у них один и тот же, что вся разница в том, что один делает руладу вверх, другой же обращает ее вниз, и что
нет даже повода задумываться над тем, кого целесообразнее обуздать: мужика или науку.
Для него лично
нет в мире угла, который не считался бы заповедным, хотя он сам открыт со всех сторон, открыт для всех воздействий, на изобретение которых
так тороват досужий человеческий ум.
— А крестьяне покудова проклажались, покудова что… Да и засилья настоящего у мужиков
нет: всё в рассрочку да в годы — жди тут! А Крестьян Иваныч — настоящий человек! вероятный! Он тебе вынул бумажник, отсчитал денежки — поезжай на все четыре стороны! Хошь — в Москве, хошь — в Питере, хошь — на теплых водах живи! Болотце-то вот, которое просто в придачу, задаром пошло, Крестьян Иваныч нынче высушил да засеял —
такая ли трава расчудесная пошла, что теперича этому болотцу и цены по нашему месту
нет!
— Это ты насчет того, что ли, что лесов-то не будет?
Нет, за им без опаски насчет этого жить можно. Потому, он умный. Наш русский — купец или помещик — это
так. Этому дай в руки топор, он все безо времени сделает. Или с весны рощу валить станет, или скотину по вырубке пустит, или под покос отдавать зачнет, — ну, и останутся на том месте одни пеньки. А Крестьян Иваныч — тот с умом. У него, смотри, какой лес на этом самом месте лет через сорок вырастет!
— Это чтобы обмануть, обвесить, утащить — на все первый сорт. И не то чтоб себе на пользу — всё в кабак! У нас в М. девятнадцать кабаков числится — какие тут прибытки на ум пойдут! Он тебя утром на базаре обманул, ан к полудню, смотришь, его самого кабатчик до нитки обобрал, а там, по истечении времени, гляди, и у кабатчика либо выручку украли, либо безменом по темю — и дух вон.
Так оно колесом и идет. И за дело! потому, дураков учить надо. Только вот что диво: куда деньги деваются, ни у кого их
нет!
—
Нет, выгода должна быть, только птицы совсем ноне не стало. А ежели и есть птица,
так некормна, проестлива. Как ты ее со двора-то у мужичка кости да кожа возьмешь — начни-ка ее кормить, она самоё себя съест.
Нет, тут что-нибудь да не
так.
Нет, хозяин постоялого двора был неправ, объясняя некормность нынешних пеунов
так называемою «слабостью» русского народа.
То же самое должно сказать и о горохах. И прежние мужицкие горохи были плохие, и нынешние мужицкие горохи плохие. Идеал гороха представлял собою крупный и полный помещичий горох, которого нынче
нет, потому что помещик уехал на теплые воды. Но идеал этот жив еще в народной памяти, и вот, под обаянием его, скупщик восклицает: «
Нет нынче горохов! слаб стал народ!» Но погодите! имейте терпение! Придет Карл Иваныч и
таких горохов представит, каких и во сне не снилось помещикам!
Нет, мы не просты. Ямщик соврал. Не прост тот народ, который к простоте относится с
такою язвительностью, который
так решительно бичует ее!
—
Нет, ты вообрази! Все ведь с песком! Семен-то Архипыч даже глаза вытаращил:
так, говорит, хорошие торговцы не делают!
—
Нет, нынче как можно, нынче не в пример нашему брату лучше! А в четвертом году я чуть было даже ума не решился,
так он меня истиранил!
— Ну, вот! вот он самый и есть!
Так жил-был этот самый Скачков, и остался он после родителя лет двадцати двух, а состояние получил — счету
нет! В гостином дворе пятнадцать лавок, в Зарядье два дома, на Варварке дом, за Москвой-рекой дом, в Новой Слободе… Чистоганом миллион… в товаре…
—
Нет,
так, по своей охоте ратуем. А впрочем, и то сказать, горевые мы ратники! Вот кабы тузы-то наши козырные живы были — ну, и нам бы поповаднее было заодно с ними помериться. Да от них, вишь, только могилки остались, а нам-то, мелкоте, не очень и доверяют нынешние правители-то!
— Нет-с, до краев еще далеко будет. Везде нынче этот разврат пошел, даже духовные — и те неверующие какие-то сделались. Этта, доложу вам, затесался у нас в земские гласные поп один,
так и тот намеднись при всей публике
так и ляпнул: цифру мне подайте! цифру! ни во что, кроме цифры, не поверю! Это духовное-то лицо!
— Гм… значит, и я уж сделался в ваших глазах подозрительным… Скоренько!
Нет, коли
так, то рассказывайте. Поймите, что ведь до сих пор вы ничего еще не сказали, кроме того, что дождь — от облаков.
— По здешнему месту эти концы очень часто, сударь, бывают. Смотришь, это, на человека: растет, кажется… ну,
так растет!
так растет! Шире да выше, краше да лучше, и конца-краю, по видимостям, деньгам у него
нет. И вдруг, это, — прогорит. Словно даже свечка, в одну минуту истает. Либо сам запьет, либо жена сбесится… разумеется, больше от собственной глупости. И пойдет, это, книзу, да книзу, уже да хуже…
— Кажется,
таких правилов
нет, чтобы мужикам господ учить! Они здесь всех учат, а не то чтобы что-с!
— Сделайте ваше одолжение! зачем же им сообщать! И без того они ко мне ненависть питают!
Такую, можно сказать, мораль на меня пущают: и закладчик-то я, и монетчик-то я! Даже на каторге словно мне места
нет! Два раза дело мое с господином Мосягиным поднимали! Прошлой зимой, в самое, то есть, бойкое время, рекрутский набор был, а у меня, по их проискам, два питейных заведения прикрыли! Бунтуют против меня — и кончено дело! Стало быть, ежели теперича им еще сказать — что же
такое будет!
"Да поймите же вы меня, говорит: ведь я доподлинно знаю, что ничего этого
нет, а между тем вот сижу с вами и четки перебираю!"
Так это нас с сестрицей офраппировало, что мы сейчас же за отцом Федором гонца послали.
Нет, как хотите, а Ерофеев, право, не
так глуп, как до сих пор о нем думали!"
Но
так как в Петербурге
нет такого количества способных на защиту скопцов адвокатов, то некоторым из защитников предоставлено будет участвовать в нескольких парах и,
таким образом, кюмюлировать несколько гонораров.
— Я тоже родителей чтил, — продолжал он прерванную беседу, — за это меня и бог благословил. Бывало, родитель-то гневается, а я ему в ножки! Зато теперь я с домком; своим хозяйством живу. Всё у меня как следует; пороков за мной не состоит. Не пьяница, не тать, не прелюбодей. А вот братец у меня,
так тот перед родителями-то фордыбаченьем думал взять — ан и до сих пор в кабале у купцов состоит. Курицы у него своей
нет!
Пошли в дом; лестница отличная, светлая; в комнатах — благолепие. Сначала мне любопытно было взглянуть, каков-то покажется Осип Иванович среди всей этой роскоши, но я тотчас же убедился, что для моего любопытства
нет ни малейшего повода: до
такой степени он освоился со своею новою обстановкой.
— Да не забыл-таки. И знаете ли, Осип Иваныч, как подходил к вашему дому да увидел, что прежнего постоялого двора
нет — как будто жаль стало!
— Что жалеть-то! Вони да грязи мало, что ли, было? После постоялого-то у меня тут другой домок, чистый, был, да и в том тесно стало. Скоро пять лет будет, как вот эти палаты выстроил. Жить надо
так, чтобы и светло, и тепло, и во всем чтоб приволье было. При деньгах да не пожить? за это и люди осудят! Ну, а теперь побеседуемте, сударь, закусимте; я уж вас от себя не пущу! Сказывай, сударь, зачем приехал? нужды
нет ли какой?
— Крестьяне? крестьянину, сударь, дани платить надо, а не о приобретении думать. Это не нами заведено, не нами и кончится. Всем он дань несет; не только казне-матушке, а и мне, и тебе, хоть мы и не замечаем того.
Так ему свыше прописано. И по моему слабому разуму, ежели человек бедный,
так чем меньше у него, тем даже лучше. Лишней обузы
нет.
— Да ведь на грех мастера
нет. Толковал он мне много, да мудрено что-то. Я ему говорю:"Вот рубль — желаю на него пятнадцать копеечек получить". А он мне:"Зачем твой рубль? Твой рубль только для прилику, а ты просто задаром еще другой
такой рубль получишь!"Ну, я и поусомнился. Сибирь, думаю. Вот сын у меня, Николай Осипыч, — тот сразу эту механику понял!
— Вот это самое и он толковал, да вычурно что-то. Много, ах, много нынче безместных-то шляется! То с тем, то с другим. Намеднись тоже Прокофий Иваныч — помещик здешний, Томилиным прозывается — с каменным углем напрашивался: будто бы у него в имении не есть этому углю конца. Счастливчики вы, господа дворяне! Нет-нет да что-нибудь у вас и окажется! Совсем было капут вам — ан вдруг на лес потребитель явился. Леса извели — уголь явился. Того гляди, золото окажется — ей-богу,
так!
—
Нет, благодарение богу, окромя нас, еще никого не видать. А
так, промежду мужичков каприз сделался. Цену, кажется, давали им настоящую, шесть гривен за пуд — ан
нет:"нынче, видишь ты, и во сне
таких цен не слыхано"!
— А я
так денно и нощно об этом думаю! Одна подушка моя знает, сколь много я беспокойств из-за этого переношу! Ну, да ладно. Давали христианскую цену — не взяли,
так на предбудущее время и пятидесяти копеек напроситесь.
Нет ли еще чего нового?
— Поступков не было. И становой, сказывают, писал: поступков, говорит,
нет, а ни с кем не знакомится, книжки читает…
так и ожидали, что увезут! Однако ответ от вышнего начальства вышел: дожидаться поступков. Да барин-то сам догадался, что нынче с становым шутка плохая: сел на машину — и айда в Петербург-с!
А"кандауровский барин"между тем плюет себе в потолок и думает, что это ему пройдет даром. Как бы не
так! Еще счастлив твой бог, что начальство за тебя заступилось,"поступков ожидать"велело, а то быть бы бычку на веревочке! Да и тут ты не совсем отобоярился, а вынужден был в Петербург удирать! Ты надеялся всю жизнь в Кандауровке, в халате и в туфлях, изжить, ни одного потолка неисплеванным не оставить — ан
нет! Одевайся, обувайся, надевай сапоги и кати, неведомо зачем, в Петербург!
Когда давеча Николай Осипыч рассказывал, как он ловко мужичков окружил, как он и в С., и в Р. сеть закинул и довел людей до того, что хоть задаром хлеб отдавай, — разве Осип Иваныч вознегодовал на него? разве он сказал ему:"Бездельник! помни, что мужику точно
так же дорога его собственность, как и тебе твоя!"?
Нет, он даже похвалил сына, он назвал мужиков бунтовщиками и накричал с три короба о вреде стачек, отнюдь, по-видимому, не подозревая, что «стачку», собственно говоря, производил он один.
— Теперь, брат, не то, что прежде! — говорили одни приезжие, — прежде, бывало, живешь ты в деревне, и никому
нет дела, в потолок ли ты плюешь, химией ли занимаешься, или Поль де Кока читаешь! А нынче, брат, ау! Химию-то изволь побоку, а читай Поль де Кока, да ещё
так читай, чтобы все твои домочадцы знали, что ты именно Поль де Кока, а не"Общепонятную физику"Писаревского читаешь!
Конечно, кражи тут
нет, но, как хотите, есть нечто до
такой степени похожее, что самая неопределительность факта возбуждает чувство, еще более тревожное, нежели настоящая кража.
— Хорошо-то хорошо, — подался порицатель, — а все-таки… Помните, Шнейдер в «Dites-lui» [«Скажите ему» (франц.)] вот это… масло!
Нет, воля твоя! мне в «Буфф» добродетели не нужно! Добродетель — я ее уважаю, это опора, это,
так сказать, основание… je n'ai rien a dire contra cela! [мне нечего возразить! (франц.)] Но в «Буфф»…
— А я
так, право, дивлюсь на вас, господа"калегварды"! — по своему обыкновению, несколько грубо прервал эти споры Осип Иваныч, — что вы за скус в этих Жюдиках находите! Смотрел я на нее намеднись: вертит хвостом ловко — это
так! А настоящего фундаменту, чтоб, значит, во всех статьях состоятельность чувствовалась — ничего
такого у нее
нет! Да и не может быть его у французенки!
— Я, сударыня, настоящий разговор веду. Я натуральные виды люблю, которые, значит, от бога
так созданы. А что создано, то все на потребу, и никакой в том гнусности или разврату
нет, кроме того, что говорить об том приятно. Вот им, «калегвардам», натуральный вид противен — это точно. Для них главное дело, чтобы выверт был, да погнуснее чтобы… Настоящего бы ничего, а только бы подлость одна!
—
Нет, я ничего! По мне что! пожалуй, хоть до завтрева языком мели! Я вот только насчет срамословия: не то, говорю, срамословие, которое от избытка естества, а то, которое от мечтания.
Так ли я, сударь, говорю? — обратился Осип Иваныч ко мне.
Все мелкие виды грабежа, производимые над живым материалом и потому сопровождаемые протестом в форме оханья и криков, он предоставляет сыну Николашеньке и приказчикам, сам же на будущее время исключительно займется грабежом «отвлеченным», не сопряженным с оханьями и криками, но дающим в несколько часов рубль на рубль."И голова у тебя слободка, и совесть чиста — потому"разговоров
нет!" —
так, я уверен, рассуждает он в настоящее время.
— Ну, нет-с; я вам скажу, это женщина… это, как по-испански говорится, salado… salada… [пикантная (исп.)]
Так, кажется?
— Хмель-то! Позвольте вам, ваше сиятельство, доложить! Хмелю у нас в одном здешнем городе
так довольно,
так довольно, что, можно сказать, не одна тыща пудов сгниет его… потому сбыта ему у нас
нет.
— Еще бы! Разумеется, кому же лучше знать! Я об том-то и говорю: каковы в Петербурге сведения! Да-с, вот извольте с
такими сведениями дело делать! Я всегда говорил:"Господа! покуда у вас
нет живогоисследования, до тех пор все равно, что вы ничего не имеете!"Правду я говорю? правду?
— Да, батюшка! — говорил он Антошке, — вы правду сказывали! Это не промышленник, а истукан какой-то! Ни духа предприимчивости, ни понимания экономических законов… ничего! Нет-с! нам не
таких людей надобно! Нам надобно совсем других людей… понимаете? Вот как мы с вами, например! А? Понимаете? вот как мы с вами?
—
Нет, мой друг, не говори этого! не в
таком я звании, чтоб это дело втуне оставить! Не Анпетов важен, а тот яд, который он разливает! вот что я прошу тебя понять!
—
Нет, мой друг, это слишком важно! это
так важно!
так важно! Знаешь ли ты, чем
такие поступки пахнут?
— В ответе — это
так точно, другому некому быть! Ах! только посмотрю я, ваше превосходительство, на чины на эти! Почет от них — это слова
нет! ну, однако, и ответу на них лежит много! то есть — столько ответу! столько ответу!
— Стыдно, сударь! звание дворянина унижаете! — крикнул ему Утробин, но
так как в эту минуту Анпетов находился на другом конце полосы, то неизвестно, слышал ли он генеральское вразумление или
нет.