Неточные совпадения
Лично
каждый из этих господ может вызвать лишь изумление перед безграничностью человеческого тупоумия, изумление, впрочем, значительно умеряемое опасением: вот-вот сейчас налетит! вот сейчас убьет, сотрет с лица земли этот ураган бессознательного и тупоумного лгания, отстаивающий свое право убивать во имя какой-то личной «искренности», до которой никому нет дела и перед которой, тем
не менее, сотни глупцов останавливаются с разинутыми ртами: это, дескать, «искренность»! — а искренность надобно уважать!
Лично, быть может,
каждый из них во сто крат омерзительнее, нежели лгун-фанатик, но личный характер людей играет далеко
не первостепенную роль в делах мира сего.
Такого рода метаморфозы вовсе
не редкость даже для нас; мы на
каждом шагу встречаем мечущихся из стороны в сторону простецов, и если проходим мимо них в недоумении, то потому только, что ни мы, ни сами мечущиеся
не даем себе труда формулировать
не только источник их отчаяния, но и свойство претерпеваемой ими боли.
Говоря по совести, оно
не только лишено какой бы то ни было согласованности, но все сплошь как бы склеено из кусочков и изолированных теорий, из которых
каждая питает саму себя, организуя таким образом как бы непрекращающееся вавилонское столпотворение.
Стыдно сказать, но делается как-то обидно и больно, когда разом целый кагал смотрит на вас, как на дурака.
Не самое название смущает, а то указывание пальцами, которое вас преследует на
каждом шагу. Вы имели, например, случай обыграть в карты и
не обыграли...
Далее мы пролетели мимо Сокольничьей рощи и приехали в Москву. Вагоны, в которых мы ехали,
не разбились вдребезги, и земля, на которую мы ступили,
не разверзлась под нами. Мы разъехались
каждый по своему делу и на всех перекрестках слышали один неизменный припев: дурррак!
— Эпизодов, ваше высокоблагородие, в жизни
каждого человека довольно бывает-с! а у другого, может быть, и больше их… Говорить только
не хочется, а ежели бы, значит, биографию
каждого из здешних помещиков начертать —
не многим бы по вкусу пришлось!
Каждое утро я приходил к генералу с новым, более и более обильным запасом подробностей, но, увы! уже
не возбуждал ими ни содрогания, ни улыбки.
Разве они
не могли читать «Труды»
каждый в своей квартире?
P. S. Прости, Христа ради, что об Ерофееве так низко заключила. Теперь и сама вижу, что дела о скопцах
не без выгоды. Быть может, провидение нарочно послало его, чтобы тебя утешить. Недаром же ты в
каждом письме об нем писал: должно быть, предчувствие было, что понадобится".
Выйдя из сеней, вы встречали нечто вроде холодного коридора с чуланчиками и кладовушками на
каждом шагу, в котором царствовала такая кромешная тьма, что надо было идти ощупью, чтоб
не стукнуться лбом об какую-нибудь перекладину или
не споткнуться.
Во-вторых, кабаков было
не больше пяти-шести на весь город; теперь на
каждый переулок
не менее пяти-шести кабаков.
— Мы здесь живем в тишине и во всяком благом поспешении, — сказал он солидно, —
каждый при своем занятии находится. Я, например, при торговле состою; другой — рукомесло при себе имеет; третий — от земли питается. Что кому свыше определено. Чтениев для нас
не полагается.
— Опять ежели теперича самим рубить начать, — вновь начал Лукьяныч, — из
каждой березы верно полсажонок выйдет. Ишь какая стеколистая выросла — и вершины-то
не видать! А под парками-то восемь десятин — одних дров полторы тыщи саженей выпилить можно! А молодятник сам по себе! Молодятник еще лучше после вырубки пойдет! Через десять лет и
не узнаешь, что тут рубка была!
Да, это было оно, это было «потрясение», и вот эти люди, которые так охотно бледнеют при произнесении самого невинного из заклейменных преданием"страшных слов", — эти люди, говорю я, по-видимому, даже и
не подозревают, что рядом с ними, чуть ли
не ими самими,
каждый час,
каждую минуту, производится самое действительное из всех потрясений, какое только может придумать человеческая злонамеренность!
— Горестей
не имею — от этого, — ответил я, и,
не знаю отчего, мне вдруг сделалось так весело, точно я целый век был знаком с этою милою особою."Сколько тут хохоту должно быть, в этой маленькой гостиной, и сколько вранья!" — думалось мне при взгляде на этих краснощеких крупитчатых «калегвардов», из которых
каждый, кажется, так и готов был ежеминутно прыснуть со смеху.
— Да вы спросите, кто медали-то ему выхлопотал! — ведь я же! — Вы меня спросите, что эти медали-то стоят! Может, за
каждою не один месяц, высуня язык, бегал… а он с грибками да с маслицем! Конечно, я за большим
не гонюсь… Слава богу! сам от царя жалованье получаю… ну, частная работишка тоже есть… Сыт, одет… А все-таки, как подумаешь: этакой аспид, а на даровщину все норовит! Да еще и притесняет! Чуть позамешкаешься — уж он и тово… голос подает: распорядись… Разве я слуга… помилуйте!
Остальное время он проводил в нумере гостиницы Демут,
каждый день все более и более убеждаясь, что его «но ежели»
не выгорит.
Эти люди ничего
не покупали и
не законтрактовывали, а нюхали, расспрашивали встречных и поперечных, шатались по базарам и торгам и уверяли всех и
каждого, что полагают основание для каких-то сношений, отыскивают новые рынки и новые истоки для отечественной производительности.
Так проходили дни за днями, и
каждый день генерал становился серьезнее. Но он
не хотел начать прямо с крутых мер. Сначала он потребовал Анпетова к себе — Анпетов
не пришел. Потом, под видом прогулки верхом, он отправился на анпетовское поле и там самолично убедился, что «негодяй» действительно пробивает борозду за бороздой.
Ответ:Реальное, с таким, впрочем, расчетом, чтобы
каждый был обучаем в пределах своей специальности,
не вторгаясь в специальности других.
— Пытал тоже судиться, да смех один вышел: хоть
каждый день ты с курицей судись, а она все пойдет, где ей лакомо. Надзору у него нет; самому досмотреть нет возможности, а управителя нанять — три полсотни отдать ему надо. Да и управителю тут ни в жизнь
не углядеть, потому, в одном месте он смотрит, а в другом, гляди, озоруют!
— Верное слово говорю. Чтобы ему на ум пришло, что он чужое добро жжет — ни в жизнь! Иной даже похваляется, чтоб его боялись. И
не токма что похвальба эта с рук ему сходит, а еще
каждый день пьян бывает!
— Уж такая-то выжига сделался — наскрозь на четыре аршина в землю видит! Хватает, словно у него
не две, а четыре руки. Лесами торгует — раз, двенадцать кабаков держит — два, да при
каждом кабаке у него лавочка — три. И везде обманывает. А все-таки, помяните мое слово,
не бывать тому, чтоб он сам собой от сытости
не лопнул! И ему тоже голову свернут!
Если б
не было полной свободы воззрений на гражданскую истину,
не существовало бы целой громады сочинений по
каждому вопросу гражданского права,
не было бы, наконец, и самого процесса.
Но, с другой стороны, я очень хорошо понимаю, что на дело моей доверительницы можно, было взглянуть и с иной точки зрения (поощренный успехом, адвокат до того разыгрался, что с самою любезною откровенностью, казалось, всем и
каждому говорил:"Я шалопай очень разносторонний, господа! я и
не такие штуки проделать согласен!").
Впоследствии, идя постепенно, потихоньку да помаленьку, исподволь да
не торопясь, мы, с божьею помощью, все их по очереди переберем, а быть может, по
каждому издадим сто один том «Трудов», но теперь мы должны проникнуться убеждением, что нам следует глядеть в одну точку, а
не во множество-с.
Одним словом, встречаясь в жизни на
каждом шагу, они
не только
не могли ни в чем сойтись, но положительно и постоянно точили друг друга.
Взирая на него, как он хлопочет и надрывается, усматривая на
каждом шагу несомненные доказательства его почтительности, начальство говорило:"О! это молодой человек верный! этот
не выдаст!"Напротив того, Митенька был неприступен и непроницаем; он хранил свою пошлость про себя и совершенно искренно верил, что в ней заключаются истинные задатки будущего государственного человека; он
не хлопотал,
не суетился, но делал свои маленькие нелепости серьезно и методически и поражал при этом благородством манер.
Вообще
каждый приезд Феденьки в родительский дом равнялся неприятельскому погрому, после которого обыватели долго
не могли прийти в себя.
P. S. Лиходеева опять залучила Федьку, дала ему полтинник и сказала, что на днях исправник уезжает в уезд"выбивать недоимки". Кроме того, спросила: есть ли у меня шуба?.. уж
не хочет ли она подарить мне шубу своего покойного мужа… cette naivete! [что за простодушие! (франц.)]
Каждый день она проводит час или полтора на балконе, и я без церемоний осматриваю ее в бинокль. Положительно она недурна, а сложена даже великолепно!"
Я
не могу описать тебе, мой друг, что я почувствовала, когда прочла это известие. С'etait comme une revelation. [Это было словно откровение (франц.)] Помнишь, я писала тебе, что предчувствую катастрофу… et bien, la-voici! [и вот она! (франц.)] Я заперлась в своей комнате и целый час,
каждую минуту повторяла одно и то же: «Базен бежал! Базен бежал!» И потом: «Рюль… Рюль… Рюль…»
Никто явно
не просит, но все, словно по команде, возглашают:"Дай бог счастливо!"Вы чувствуете, что
каждый из этих людей, по-своему, содействовал факту вашего отъезда и, следовательно,
каждый же имеет на вас какое-то право.
—
Не говори, мой родной! люди так завистливы, ах, как завистливы! Ну, он это знал и потому хранил свой капитал в тайне, только пятью процентами в год пользовался. Да и то в Москву
каждый раз ездил проценты получать. Бывало, как первое марта или первое сентября, так и едет в Москву с поздним поездом. Ну, а процентные бумаги — ты сам знаешь, велика ли польза от них?
Мы
не думали, что этому дрянному миришку суждено будет вызвать в
каждом из нас ту интимную подкладку, которая до сих пор оставалась безмолвною.
Нет, он обращается к таким же солидным людям, как и он сам, к членам рейхстага, из которых
каждый отнюдь
не меньше его любит своеотечество.
— Господа! — сказал он, — к удивлению моему, я с
каждым днем все больше и больше убеждаюсь, что как ни беспощадна полемика, которую ведет против меня наш общий друг Плешивцев, но, в сущности, мы ни по одному вопросу ни в чем существенном
не расходимся.
Нет! я знаю одно: в бывалые времена, когда еще чудеса действовали, поступки и речи, подобные тем, которые указаны выше, наверное
не остались бы без должного возмездия. Либо земля разверзлась бы, либо огонь небесный опалил бы — словом сказать, непременно что-нибудь да случилось бы в предостерегательном и назидательном тоне. Но ничего подобного мы нынче
не видим. Люди на
каждом шагу самым несомненным образом попирают идею государственности, и земля
не разверзается под ними. Что же это означает, однако ж?
Зная и видя все это, конечно, ничего другого
не остается, как радоваться и восклицать: вот благословенные страны, для которых ничто
не остается неразъясненным! вот счастливые люди, которые могут с горделивым сознанием сказать себе, что
каждый их поступок,
каждый шаг проникнут идеей государственности!
Несмотря на замечательную ловкость прусских государственных людей и сильную поддержку, доставляемую им печатью, партикуляризм
не только
не успокоивается на юге Германии, но, по-видимому, с
каждым годом приобретает более и более ожесточенный характер.
У
каждой было по нескольку кусков материй, которые надлежало утаить от таможенного надзора, а это, как известно, составляет предмет неистощимейших разговоров для всякой свободномыслящей русской дамы, которая, пользуясь всеми правами культурного срамословия, потому только
не мнит себя кокоткою, что освобождается от взятия желтого билета.
Каждый смотрит на
каждого вопрошающим взглядом, словно хочет сказать:"А что, брат, уж
не твоя ли?"