Неточные совпадения
Настало, наконец, 19 октября — день, назначенный для открытия Лицея. Этот день, памятный нам, первокурсным,
не раз был воспет Пушкиным в незабываемых его для нас стихах, знакомых
больше или меньше и всей читающей публике.
Мы, школьники,
больше всех были рады, что он замолк: гости сидели, а мы должны были стоя слушать его и ничего
не слышать.
Императрица улыбнулась и пошла дальше,
не делая уже
больше любезных вопросов, а наш Корнилов сóника [Устарелый термин: сразу.] же попал на зубок; долго преследовала его кличка: Monsieur.
Таким образом, мы скоро сжились, свыклись. Образовалась товарищеская семья; в этой семье — свои кружки; в этих кружках начали обозначаться,
больше или меньше, личности каждого; близко узнали мы друг друга, никогда
не разлучаясь; тут образовались связи на всю жизнь.
Вот вам выдержки из хроники нашей юности. Удовольствуйтесь ими! Может быть, когда-нибудь появится целый ряд воспоминаний о лицейском своеобразном быте первого курса, с очерками личностей, которые потом заняли свои места в общественной сфере;
большая часть из них уже исчезла, но оставила отрадное памятование в сердцах
не одних своих товарищей.
Мне и на этот раз легко было без
большого обмана доказать ему, что это совсем
не собрание общества, им отыскиваемого, что он может спросить Маслова и что я сам тут совершенно неожиданно.
После этого мы как-то
не часто виделись. Пушкин кружился в
большом свете, а я был как можно подальше от него. Летом маневры и другие служебные занятия увлекали меня из Петербурга. Все это, однако,
не мешало нам, при всякой возможности встречаться с прежней дружбой и радоваться нашим встречам у лицейской братии, которой уже немного оставалось в Петербурге;
большею частью свидания мои с Пушкиным были у домоседа Дельвига.
Кой-как все это тут же уладили, копошась среди отрывистых вопросов: что? как? где? и пр.; вопросы
большею частью
не ожидали ответов; наконец, помаленьку прибрались; подали нам кофе; мы уселись с трубками.
Мне ничего
больше не нужно было — я, в свою очередь, моргнул ему, и все было понятно без всяких слов.
Проходили годы; ничем отрадным
не навевало в нашу даль — там,на нашем западе, все шло тем же тяжелым ходом. Мы, грешные люди, стояли как поверстные столбы на
большой дороге: иные путники, может быть, иногда и взглядывали, но продолжали путь тем же шагом и в том же направлении…
Я часто вспоминаю слова ваши, что
не трудно жить, когда хорошо, а надобно быть довольным, когда плохо. Благодаря бога я во всех положениях довольно спокоен и очень здоров — что бог даст вперед при новом нашем образе жизни в Читинской, что до сих пор от нас под
большим секретом, — и потому я заключаю, что должно быть одно из двух: или очень хорошо, или очень дурно.
Хотя при жизни отца они и
не в
большом порядке, но я с ужасом думаю, что будет, если он скончается.
Тот фас, где братец ваш и мы живем, особенно темен, потому что солнечный луч никогда к нам
не доходит и, следовательно, окна в коридоре очень сильно замерзают при
больших морозах.
Уже с поселения почаще буду всех навещать моими посланиями, ты и Марья будете иметь свою очередь; прошу только
не поскучать многоречием и
большей частью пустословием моим. Между тем, по старой памяти, могу тебе заметить, что ты
не знаешь внутренних происшествий.Поклон твой Митькову остается при тебе по очень хорошей причине: я
не могу передать его в Красноярск, где он с 1836 года. Все здешние твои знакомые тебя приветствуют…
Не могу тебе дать отчета в моих новых ощущениях:
большой беспорядок в мыслях до сих пор и жизнь кочевая. На днях я переехал к ксендзу Шейдевичу; от него, оставив вещи, отправлюсь в Урик пожить и полечиться; там пробуду дней десять и к 1 сентябрю отправлюсь в дальний путь; даст бог доберусь до места в месяц, а что дальше —
не знаю.
В образе жизни моей принята новая система: как можно
больше ходить и
не пить водки перед обедом — последняя статья в действии с выезда из Урика.
До сих пор еще
не основался на зиму — хожу, смотрю, и везде
не то, чего бы хотелось без
больших прихотей: от них я давно отвык, и, верно,
не теперь начинать к ним привыкать.
Пускал из руки кровь, ставил пиявки, но пользы
большой еще
не вижу.
Прощайте, Петр Николаевич, обнимаю вас дружески. Поздравляю с новым неожиданным гостем, на этот раз
не завидую вам. Если что узнаете об наших от Ив. Сем., расскажите: мысленно часто переношусь на восток. Имел известия от Волконских и Юшневских — вы
больше теперь знаете. Я давно порадовался за Сутгофа — это Ребиндер устроил, объяснив матери обстоятельства, как они были.
Во всяком случае, ты из них узнаешь
больше или меньше, что со мной делается, и увидишь, что моя новая жизнь как-то
не клеится, нездоровье мое сильно мне наскучает, я никак
не думал, чтобы пришлось так долго хворать: прежде все эти припадки были слабее и проходили гораздо скорей.
Предполагаемое упорство в мнениях Вадковского может быть для него к лучшему — в Иркутске ему жизнь предстоит приятнее, но этот способ отказывать меня удивляет, почему он упорствует
больше другого. Я думаю, онисами
не знают?
Бобрищеву-Пушкину Ивашев скоро пошлет копию с образа спасителя, о котором давно П. С. просил его. Она готова, но Ивашев медлен
больше, нежели прежде. Скоро Бобрищев-Пушкин должен получить от Юшневских остальную сумму? Душевно рад, что Якубовича дела поправились и что он действует
не как простой потребитель.
…Мне очень живо представил тебя Вадковский: я недавно получил от него письмо из Иркутска, в котором он говорит о свидании с тобой по возвращении с вод.
Не повторяю слов его, щажу твою скромность, сам один наслаждаюсь ими и благословляю бога, соединившего нас неразрывными чувствами, понимая, как эта связь для меня усладительна. Извини, любезный друг, что невольно сказал
больше, нежели хотел: со мной это часто бывает, когда думаю сердцем, — ты
не удивишься…
У нас теперь жаркое время,
большею частью дождливое; однако это
не мешает мне по вечерам в прохладные часы ходить по окрестностям нашего городка.
Странно, что на лицо он чрезвычайно свеж, чего я обыкновенно
не замечал в детях, подверженных этой болезни, Марья Петровна занимается огородом и цветами —
большая до них охотница и знает хорошо это дело.
Марья Николаевна говорит, что Зиночка в
большой дружбе с Нелинькой; воображаю их вместе, воображаю всех вас в семейном вашем кругу, только
не умею себе представить новой сцены.
Разбирайте, как знаете, мои клетки. [Листок исписан также поперек текста — за отсутствием бумаги; имеются и другие письма такого вида.] Отыщите в них только то чувство, которое без выражения существует, —
больше ничего
не желает верный вам П.
Одна тяжелая для меня весть: Алекс. Поджио хворает
больше прежнего. Припадки часто возвращаются, а силы слабеют. Все другие здоровы попрежнему. Там уже узнали о смерти Ивашева, но еще
не получили моего письма отсюда. M. H.
не пишет, С. Г. говорит, что она уверена, что я еду. Мнения, как видите, разделены.
Я сам здесь немного педагогствовал, но это
большею частию кончается тем, что ученик получает нанки на шаровары и
не новые сведения в грамматике и географии. Вероятно, легче обмундировать юношество, нежели научать.
Не убеждают ли тебя твои опыты в той же истине?
Кажется, вы
не можете пожаловаться, чтоб я к вам
не писал, лишь бы
не сказали:
не худо бы ему
больше думать, а меньше болтать.
Мне ужасно досадно, что у бедной женщины отнимают единственное ее богатство, и по этому случаю еще
больше жалею, что
не застал в Ялуторовске К. К. Надеюсь, что вы теперь получили подробные известия от Якушкина.
Фонвизины ко мне пишут: я всем им
не даю времени лениться. Поневоле отвечают на мои послания. У меня
большой расход на почтовую бумагу. Заболтался я с тобой, любезный друг…
…Новая семья, [Семья Н. В. Басаргина.] с которой я теперь под одной крышей, состоит из добрых людей, но женская половина, как вы можете себе представить, — тоска
больше или меньше и служит к убеждению холостяка старого, что в Сибири лучше
не жениться. Басаргин доволен своим состоянием. Ночью и после обеда спит. Следовательно, остается меньше времени для размышления.
…Наш триумвират, несколько вам знакомый, совершенно сибирская проза нараспев. Признаюсь, издали мне эта компания казалась сноснее, а как вижу ближе, то никак бы
не хотел ими командовать. Надобно иметь
большую храбрость или
большое упрямство, чтобы тут находить счастие. Впрочем, я этим еще более убеждаюсь в ничтожестве сибирских супружеств. [Речь идет о Басаргине, его жене и ее матери.]
Как бы с переводом Ентальцевых в Тобольск нас
не обнесли этой чаркой. Она
больше нас имеет право приехать к вам. Может быть, скажут, что слишком много сумасшедших будет вместе, если и нас двоих приобщить к Андрею Васильевичу. [В Тобольске жил тогда душевнобольной Н. С. Бобрищев-Пушкин.]
Горько слышать, что наше 19 октября пустеет: видно, и чугунное кольцо истирается временем. Трудная задача так устроить, чтоб оно
не имело влияние на здешнее хорошее. Досадно мне на наших звездоносцев; кажется, можно бы сбросить эти пустые регалии и явиться запросто в свой прежний круг. [Имеются в виду лицеисты 1-го выпуска, получившие по своей чиновничьей службе
большие ордена.]
В несчастных наших чиновниках и здесь есть страсть, только что дослужатся до коллежского асессора, тотчас заводят дворню; но
большею частью эта дворня по смерти кол[лежского] асессора получает свободу, потому что дети
не имеют права владеть, родившись прежде этого важного чина.
Народ смышленый, довольно образованный сравнительно с Россией за малыми исключениями, и вообще состояние уравнено:
не встречаете
большой нищеты. Живут опрятно, дома очень хороши; едят как нельзя лучше.
Не забудьте, что край наводняется ссыльными: это зло, но оно
не так велико при условиях местных Сибири, хотя все-таки правительству следовало бы обратить на это внимание. Может быть, оно
не может потому улучшить положения ссыльных, чтобы
не сделать его приманкою для крепостных и солдат.
Эти заботы, налагая новую обязанность, облегчают горе и мирят с жизнью, которая вряд ли
не тяжелым делается мила для
большей части.
С будущим месяцем начнем копаться в огороде. Только вряд ли я буду
большой помощник Евгению и Михеевне, кашей доброй dame de palais. [Домашней работнице (франц.).] Нога в жары как-то сильно напоминает об себе: заставляет сидеть, поднявши ее вверх; а в этом положении
не годишься в огородники.
Гости будут самые близкие люди; но давно ему
не удается собрать тех, кого бы хотелось зазвать и без
больших затей угостить в своем углу.
Масса принимает за лекарей всех нас и скорее к нам прибегает, нежели к штатному доктору, который всегда или
большею частью пьян и даром
не хочет пошевелиться.
Климат вообще здоровый, сухой;
больших болезней
не бывает, только в сильные жары хворают дети, и то
не всегда.
Совестно видеть, что государственные люди, рассуждая в нынешнее время о клеймах, ставят их опять на лицо с корректурною поправкою; уничтожая кнут, с неимоверной щедростию награждают плетьми, которые гораздо хуже прежнего кнута, и, наконец, раздробляя или, так сказать, по словам высочайшего указа, определяя с
большею точностью и род преступлений и степень наказаний,
не подумали, что дело
не в издании законов, а в отыскании средств, чтобы настоящим образом исполнялись законы.
Здоровье мое несколько лучше, хотя все еще я сижу дома. Это продолжительное домовничество, кажется,
большие волнует других, нежели меня самого. Я
не скучаю, и время незаметно проходит среди занятий и добрых друзей, которые меня навещают с уверенностию всегда застать хозяина.
Писать
больше об этом тебе
не буду, потому что отнюдь
не намерен волновать тебя, к тому же ты видишь какие-то оттенки богатства, о которых я никогда
не помышлял.
У нас все в известном тебе порядке. В жары я
большею частью сижу дома, вечером только пускаюсь в поход. Аннушка пользуется летом сколько возможно, у нее наверху прохладно и мух нет. Видаемся мы между собой попрежнему, у каждого свои занятия — коротаем время, как кто умеет. Слава богу, оно
не останавливается.
Следовательно, ты
не хлопочи
больше об нем.
Скажи мамаше
большой поклон, поцелуй ручки за меня, а папаше [Так Аннушка должна была называть М. К. и М, И. Муравьевых-Апостолов.] скажи, что я здесь сейчас узнал, что Черносвитова поймали в Тюкале и повезли в Петербург. Я думал про него, когда узнал, что послали кого-то искать в Красноярск по петербургскому обществу, но, признаюсь,
не полагал, чтобы он мог принадлежать к комюнизму, зная, как он делил собственность, когда был направником.