Неточные совпадения
— Катрин, разве
ты не видишь: Егор Егорыч Марфин! — сказал с ударением губернский предводитель проходившей в это время мимо них довольно еще молодой девице в розовом креповом, отделанном валянсье-кружевами платье, в брильянтовом ожерелье
на груди и с брильянтовой диадемой
на голове; но при всем этом богатстве и изяществе туалета девица сия была как-то очень аляповата; черты лица имела грубые, с весьма заметными следами пробивающихся усов
на верхней губе, и при этом еще белилась и румянилась: природный цвет лица ее, вероятно, был очень черен!
Она безгрешных сновидений
Тебе на ложе не пошлет
И для небес, как добрый гений.
Твоей души не сбережет!
Вглядись в пронзительные очи —
Не небом светятся они!..
В них есть неправедные ночи,
В них есть мучительные сны!
— Так
ты бы давно это сказал, — забормотал, по обыкновению, Марфин, — с того бы и начал, чем городить околесную;
на, возьми! — закончил он и, вытащив из бокового кармана своего толстую пачку ассигнаций, швырнул ее Ченцову.
— Однако зачем же вы вчера
на бале были так любезны с ней?.. И я, Валерьян, скажу
тебе прямо… я всю ночь проплакала… всю.
—
Ты ляжешь спать? — сказала она, возвратясь к мужу и видя, что он сидит, облокотясь
на стол, мрачный и вместе с тем какой-то восторженный.
— Таким образом, что Егор Егорыч должен будет назначить
тебе жалованье, а это увеличит расходы его
на больницу, которая и без того ему дорого стоит!
Он сам, не менее франтовато одетый и более всех молодцеватый и видный, был с ними со всеми
на «
ты», называя их несколько покровительственным тоном «архивными юношами», причем те, будучи чистокровными петербуржцами, спрашивали его...
— Фу,
ты, боже мой!.. — произнес доктор и принялся
на жене встряхивать капот. — Порасшугайте их, проклятых! — прибавил он хозяевам, показывая
на стену.
— Поди
ты, господи, сколько у нас разных народов есть, и все, значит, они живут и питаются у нас! — подивился Иван Дорофеев и взглянул при этом
на жену, которая тоже, хоть и молча, но дивилась тому, что слышала…
— Нет, я исполнился гневом против всех и всего; но еще божья милость велика, что он скоро затих во мне; зато мною овладели два еще горшие врага: печаль и уныние, которых я до сих пор не победил, и как я ни борюсь, но мне непрестанно набегают
на душу смрадом отчаяния преисполненные волны и как бы ропотом своим шепчут мне: «
Тебе теперь тяжело, а дальше еще тягчее будет…»
— Это не я-с приказывал, а он сам себе, пьяница, требовал! — закричал уже Крапчик
на всю столовую. — И
ты с ним пила, и чокалась, и сидела потом вдвоем до трех часов ночи, неизвестно что делая и о чем беседуя.
«Вот
тебе на! — подумала не без иронии Миропа Дмитриевна. — Каким же это образом адмиральша, — все-таки, вероятно, женщина обеспеченная пенсией и имеющая, может быть, свое поместье, — приехала в Москву без всякой своей прислуги?..» Обо всех этих недоумениях она передала капитану Звереву, пришедшему к ней вечером, и тот, не задумавшись, решил...
— Не плакать, а радоваться надобно, что так случилось, — принялась, Юлия Матвеевна успокаивать дочь. — Он говорит, что готов жениться
на тебе… Какое счастье!.. Если бы он был совершенно свободный человек и посторонний, то я скорее умерла бы, чем позволила
тебе выйти за него.
— Знаю и понимаю это! — подхватила адмиральша, обрадованная, что Сусанна согласно с нею смотрит. —
Ты вообрази одно: он давно был благодетелем всей нашей семьи и будет еще потом, когда я умру, а то
на кого я вас оставлю?.. Кроме его — не
на кого!
Все только хлопочут, как бы потанцевать, в карты,
на бильярде поиграть, а чтобы этак почитать, поучиться, потолковать о чем-нибудь возвышенном, — к этому ни у кого нет ни малейшей охоты, а, напротив, смеются над тем, кто это любит: «ну,
ты, говорят, философ, занесся в свои облака!».
Тогда он воскликнул: «Егда, говорит, не будет
тебе, князь, беды
на земле за неверие твое, то аз простираю руку к небу и призываю
на тебя суд божий: анафема!»
— Помеха есть!..
Ты забываешь, — возразила ему предусмотрительная gnadige Frau, — что для того, чтобы быть настоящей масонкой, не
на словах только, надо вступить в ложу, а где нынче ложа?
— Не любит?.. Не любит,
ты говоришь? А разве
ты не видишь, как он
на нее взглядывает? — произнес, лукаво подмигнув, Сверстов.
— Нет врешь,
ты не уйдешь от меня! Лошадей!! — закричал было Петр Григорьич, но
на том и смолк, потому что грохнулся со стула длинным телом своим
на пол. Прибежавшие
на этот стук лакеи нашли барина мертвым.
— Я не понимаю
тебя! Неужели
ты этими словами оплакиваешь смерть Людмилы или жены твоей! — проговорила она с легким укором и вместе с тем смотря жгучим и ревнивым взором
на Ченцова.
— О, господи! — воскликнул Ченцов. — Разве, будучи
тебе мужем, достанет еще силы
на это?
— Но
ты же называл это самым привлекательным наслаждением в жизни! — хотела было Катрин поймать мужа
на его собственных словах.
— Но у
тебя сын есть, сколько я помню! — добиралась далее Катрин. — Он у
тебя на чужой стороне живет?
— Жаль! — проговорила недовольным голосом Катрин и встала. — Я к
тебе еще раз заеду взглянуть
на твою сноху, которой советую
тебе не давать очень воли, а если она не будет слушаться, мне пожалуйся!
— Опомнись, дура
ты этакая! — неистовствовал Ченцов и, подняв ружье, направил его
на Катрин. — Оно заряжено пулей у меня, пойми
ты это!
«Ах, говорит, братец,
на тебе записку, ступай
ты к частному приставу Адмиралтейской части, — я теперь, говорит, ему дом строю
на Васильевском острову, — и попроси
ты его от моего имени разыскать твою жену!..» Господин частный пристав расспросил меня, как и что, и приказал мне явиться к ним дня через два, а тем временем, говорит, пока разыщут; туточе же, словно нарочно, наш один мужик встретился со мной в трактире и говорит мне: «Я, говорит, Савелий, твою жену встретил, идет нарядная-пренарядная!..
Знать, у кого-нибудь в кормилицах живет!» — «
Ты где же, говорю, ее встретил?» — «
На Песках, говорит, вышла из дома, что супротив самых бань»!..
Хочешь,
ты ее возьми
на поруки; хочешь, мы ее отправим по этапу!» Я пожелал ее себе взять.
Мне еще в молодости, когда я ездил по дорогам и смотрел
на звездное небо, казалось, что в сочетании звезд было как бы предначертано: «
Ты спасешься женщиной!» — и прежде я думал найти это спасение в моей первой жене, чаял, что обрету это спасение свое в Людмиле, думал, наконец, что встречу свое успокоение в Вашей любви!»
— Но зачем же
тебе, губернскому почтмейстеру, ехать с каким-то сосланным?! — первое,
на что ударила Миропа Дмитриевна.
— Ах, пожалуйста, не ссылайся
ты на всех этих наших хлыстов, поповцев, беспоповцев! — заговорила с явным неудовольствием и как бы забыв свою сдержанность gnadige Frau. — Все они русские плуты, мужики и больше ничего!
— Но
ты забываешь, — урезонивала его gnadige Frau, — до какой степени Егор Егорыч встревожился, когда только узнал, что племянник женился
на дочери господина Крапчика.
— Вообразите, у вас перед глазами целый хребет гор, и когда вы поднимаетесь, то направо и налево
на каждом шагу видите, что с гор текут быстрые ручьи и даже речки с чистой, как кристалл, водой… А сколько в них форелей и какого вкуса превосходного — описать трудно. Вот
ты до рыбы охотник, —
тебе бы там следовало жить! — отнеслась gnadige Frau в заключение к мужу своему, чтобы сообща с ним развлекать Егора Егорыча.
— Ах, он пан Гологордовский, прощелыга этакий! — произнесла с гневом Екатерина Петровна. — Он смеет колебаться, когда я ему делала столько одолжений: он живет в моем доме в долг; кроме того, у меня
на него тысячи
на три расписок, которые он перебрал у отца в разное время… В случае, если он не будет
тебе содействовать, я подам все это ко взысканию.
— Что ж из того, что она племянница ему? — почти крикнул
на жену Сверстов. — Неужели
ты думаешь, что Егор Егорыч для какой бы ни было племянницы захочет покрывать убийство?.. Хорошо
ты об нем думаешь!.. Тут я думаю так сделать… Слушай внимательно и скажи мне твое мнение!.. Аггей Никитич упомянул, что Тулузов учителем был, стало быть, сведения об нем должны находиться в гимназии здешней… Так?..
— Почему же не дадут? Что
ты такое говоришь? Государственная тайна, что ли, это? — горячился Сверстов. — Ведь понимаешь ли
ты, что это мой нравственный долг!.. Я клятву тогда над трупом мальчика дал, что я разыщу убийцу!.. И как мне бог-то поспособствовал!.. Вот уж справедливо, видно, изречение, что кровь человеческая вопиет
на небо…
— Вследствие того-с, — начал Аггей Никитич неторопливо и как бы обдумывая свои слова, — что я, ища этого места, не знал себя и совершенно забыл, что я человек военный и привык служить
на воздухе, а тут целый день почти сиди в душной комнате, которая, ей-богу, нисколько не лучше нашей полковой канцелярии, куда я и заглядывать-то всегда боялся, думая, что эти стрекулисты-писаря так
тебе сейчас и впишут в формуляр какую-нибудь гадость…
— Я думал, Егор Егорыч, много думал, но справедливо говорят, что женщины хитрее черта… Хоть бы насчет тех же денег… Миропа Дмитриевна притворилась такой неинтересанткой, что и боже
ты мой, а тут вот что вышло
на поверку. Вижу уж я теперь, что погиб безвозвратно!
—
Ты меня оставь
на несколько времени с глазу
на глаз с Миропой Дмитриевной и с мужем ее!
— А вот
тебе Егор Егорыч скажет, чем я тут недоволен! — произнес многознаменательно Аггей Никитич. Он сваливал в этом случае ответ
на Егора Егорыча не по трусости, а потому, что приливший к сердцу его гнев мешал ему говорить.
— Не с неба, а со всего Колосовского переулка! — говорил Максинька, все более и более раскрывая свои глаза. — Идея у него в том была: как из подсолнечников посыпались зернышки, курицы все к нему благим матом в сад, а он как которую поймает: «Ах,
ты, говорит, в мой огород забралась!» — и отвернет ей голову. Значит, не ходя
на рынок и не тратя денег, нам ее в суп. Благородно это или нет?
—
Ты велик, Максинька, в твоем ответе! — воскликнул
на это Углаков. — Протягиваю
тебе руку, как собрату моему по каламбурству, и жму твою руку, как сто тысяч братьев не могли бы пожать ее!.. Хорошо сказано, Максинька?
— Вот драть-то бы
тебя да драть! — сказала
на это Аграфена Васильевна.
Князь непременно ожидал, что дворяне предложат ему жалованье тысяч в десять, однако дворяне
на это промолчали: в то время не так были тороваты
на всякого рода пожертвования, как ныне, и до князя даже долетали фразы вроде такой: «Будь доволен тем, что и отчета с
тебя по постройке дома не взяли!» После этого, разумеется, ему оставалось одно: отказаться вовсе от баллотировки, что он и сделал, а ныне прибыл в Москву для совершения, по его словам, каких-то будто бы денежных операций.
— Да вот выиграл же я нынешней весной у
тебя на мухах пятьсот рублей.
—
Ты взгляни
на меня! Разве можно с таким цветом лица быть здоровою?! — отвечала, грустно усмехнувшись, Муза Николаевна.
— Может, вначале я успела бы это сделать, но
ты знаешь, какая я была молодая и неопытная; теперь же и думать нечего: он совершенно в их руках. Последнее время у него появился еще новый знакомый, Янгуржеев, который, по-моему, просто злодей: он убивает молодых людей
на дуэлях, обыгрывает всех почти наверное…
— Ах, Сусанна,
ты после этого не знаешь, что значит быть несчастною в замужестве! Говорить об этом кому бы то ни было бесполезно и совестно… Кроме того, я хорошо знаю, что Лябьев, несмотря
на все пороки свои, любит меня и мучается ужасно, что заставляет меня страдать; но если еще он узнает, что я жалуюсь
на него, он убьет себя.
Он меня действительно нагоняет, оглядел меня и тут же говорит: «Углаков, встань ко мне
на запятки, я свезу
тебя на гауптвахту!» Я, конечно, встал; но не дурак же я набитый, — я калоши мои преспокойно сбросил.
— Да что ж в маскараде? Я опять тут тоже прав… Великий князь встретил меня и говорит: «
Ты, Углаков, службой совсем не занимаешься! Я
тебя всюду встречаю!» Что ж я мог ему
на это сказать?.. Я говорю: «Мне тоже, ваше высочество, удивительно, что я всюду с вами встречаюсь!»