Неточные совпадения
Лиодор оглянулся и, презрительно смерив бродягу
с ног до
головы, толкнул его локтем.
— Ну, ну, ладно! — оборвала ее Анфуса Гавриловна. — Девицы, вы приоденьтесь к обеду-то. Не то штоб уж совсем на отличку, а как порядок требовает. Ты, Харитинушка, барежево платье одень, а ты, Серафимушка, шелковое, канаусовое, которое тебе отец из Ирбитской ярманки привез… Ох, Аграфена, сняла ты
с меня
голову!.. Ну, надо ли было дурище наваливаться на такого человека, а?.. Растерзать тебя мало…
Гость охотно исполнил это желание и накрыл свои пожитки шляпой. В своей синей рубахе, понитке и котах он походил не то на богомольца, не то на бродягу, и хозяин еще раз пожал плечами, оглядывая его
с ног до
головы. Юродивый какой-то.
Они жеманно переглянулись, оглядев гостя
с ног до
головы.
— Харитон Артемьич, будет тебе, — со слезами в голосе молила Анфуса Гавриловна. —
Голову ты
с дочерей снял.
Старик шел не торопясь. Он читал вывески, пока не нашел то, что ему нужно. На большом каменном доме он нашел громадную синюю вывеску, гласившую большими золотыми буквами: «Хлебная торговля Т.
С.Луковникова». Это и было ему нужно. В лавке дремал благообразный старый приказчик. Подняв
голову, когда вошел странник, он машинально взял из деревянной чашки на прилавке копеечку и, подавая, сказал...
Прочухавшийся приказчик еще раз смерил странного человека
с ног до
головы, что-то сообразил и крикнул подрушного. Откуда-то из-за мешков
с мукой выскочил молодец, выслушал приказ и полетел
с докладом к хозяину. Через минуту он вернулся и объявил, что сам придет сейчас. Действительно, послышались тяжелые шаги, и в лавку заднею дверью вошел высокий седой старик в котиковом картузе. Он посмотрел на странного человека через старинные серебряные очки и проговорил не торопясь...
Старик приподнял
голову, еще раз внимательно рассмотрел мудреного человека и
с прежним спокойствием проговорил...
Когда исправничий экипаж покатил дальше, Вахрушка снял шапку и перекрестился. Он еще долго потом оглядывался и встряхивал
головой.
С этого момента он проникся безграничным удивлением к смелости Михея Зотыча: уж если исправника Полуянова не испугался, так чего же ему бояться больше?
В сущности Харитина вышла очертя
голову за Полуянова только потому, что желала хотя этим путем досадить Галактиону. На, полюбуйся, как мне ничего не жаль! Из-за тебя гибну. Но Галактион, кажется, не почувствовал этой мести и даже не приехал на свадьбу, а послал вместо себя жену
с братом Симоном. Харитина удовольствовалась тем, что заставила мужа выписать карету, и разъезжала в ней по магазинам целые дни. Пусть все смотрят и завидуют, как молодая исправница катается.
Странное было пробуждение Галактиона. Он
с трудом открыл глаза.
Голова была точно налита свинцом. Он
с удивлением посмотрел кругом. Комната совершенно незнакомая, слабо освещенная одною свечой под зеленым абажуром. Он лежал на широком кожаном диване. Над его
головой на стене было развешано всевозможное оружие.
Галактион
с трудом перекатил
голову на подушке, закрыл глаза и ответил шепотом...
Она своею грациозною, легкою походкой вышла и через минуту вернулась
с мокрым полотенцем, бутылкой сельтерской воды и склянкой нашатырного спирта. Когда он
с жадностью выпил воду, она велела ему опять лечь, положила мокрое полотенце на
голову и дала понюхать спирта. Он сразу отрезвел и безмолвно смотрел на нее. Она так хорошо и любовно ухаживала за ним, как сестра, и все выходило у нее так красиво, каждое движение.
— А вот и нет… Сама Прасковья Ивановна. Да… Мы
с ней большие приятельницы. У ней муж горький пьяница и у меня около того, — вот и дружим… Довезла тебя до подъезда, вызвала меня и говорит: «На, получай свое сокровище!» Я ей рассказывала, что любила тебя в девицах. Ух! умная баба!.. Огонь. Смотри, не запутайся… Тут не ты один
голову оставил.
— Сняла ты
с меня
голову, — корил ее потом Луковников. — Из настоящих он жидов и даже некрещеный.
Здесь Галактиона нашла Харитина. Она шла, обмахиваясь веером,
с развязностью и шиком настоящей клубной дамы. Великолепное шелковое платье тащилось длинным шлейфом, декольтированные плечи,
голые руки — все было в порядке. Но красивое лицо было бледно и встревожено. Она сначала прошла мимо, не узнав Галактиона, а потом вернулась и строго спросила...
Галактион вышел от Стабровского
с каким-то сладким туманом в
голове.
Этот разговор
с Ермилычем засел у писаря в
голове клином. Вот тебе и банк!.. Ай да Ермилыч, ловко! В Заполье свою линию ведут, а Ермилыч свои узоры рисует. Да, штучка тепленькая, коли на то пошло. Писарю даже сделалось смешно, когда он припомнил родственника Карлу, мечтавшего о своем кусочке хлеба
с маслом. Тут уж дело пахло не кусочком и не маслом.
Это уже окончательно взбесило писаря. Бабы и те понимают, что попрежнему жить нельзя. Было время, да отошло… да… У него опять заходил в
голове давешний разговор
с Ермилычем. Ведь вот человек удумал штуку. И как еще ловко подвел. Сам же и смеется над городским банком. Вдруг писаря осенила мысль. А что, если самому на манер Ермилыча, да не здесь, а в городе? Писарь даже сел, точно его кто ударил, а потом громко засмеялся.
— А вот помру, так все поправитесь, — ядовито ответил Михей Зотыч, тряхнув
головой. — Умнее отца будете жить. А сейчас-то надо бы тебя, милый сынок, отправить в волость, да всыпать горячих штук полтораста, да прохладить потом в холодной недельки
с две. Эй, Вахрушка!
— Да ты
с кем разговариваешь-то, путаная
голова? — неожиданно закричал старик. — Вот сперва свою дочь вырасти… да. А у меня
с тобой короткий разговор: вон!
Когда Харитон Артемьич вышел
с террасы, наступила самая томительная пауза, показавшаяся Галактиону вечностью. Анфуса Гавриловна присела к столу и тихо заплакала. Это было самое худшее, что только можно было придумать. У Галактиона даже заныло под ложечкой и вылетели из
головы все слова, какие он хотел сказать теще.
Англичанка на этот немой вопрос поднимала свои сухие плечи и рыжие брови, а потом кивала
головой с грацией фарфоровой куклы, что в переводе значило: мужик.
Ей сделалось и обидно и стыдно за него, за то, что он ничего не понимает, что он мог обедать
с своими банковскими, когда она здесь мучилась одна, что и сейчас он пришел в это страшное место
с праздничным хмелем в
голове.
— Тебя не спрошу. Послушай, Галактион, мне надоело
с тобой ссориться. Понимаешь, и без тебя тошно. А тут ты еще пристаешь… И о чем говорить: нечем будет жить — в прорубь
головой. Таких ненужных бабенок и хлебом не стоит кормить.
В другой раз Анфуса Гавриловна отвела бы душеньку и побранила бы и дочерей и зятьев, да опять и нельзя: Полуянова ругать — битого бить, Галактиона — дочери досадить, Харитину —
с непокрытой
головы волосы драть, сына Лиодора — себя изводить. Болело материнское сердце день и ночь, а взять не
с кого. Вот и сейчас, налетела Харитина незнамо зачем и сидит, как зачумленная. Только и радости, что суслонский писарь, который все-таки разные слова разговаривает и всем старается угодить.
По наружности учителя греческого языка трудно было предположить о существовании такой энергии. Это был золотушный малорослый субъект
с большою
головой рахитика и кривыми ногами. К удивлению доктора, в этом хохлацком выродке действительно билась общественная жилка. Сначала он отнесся к нему
с недоверием, а потом был рад, когда учитель завертывал потолковать.
Тарас Семеныч скрепя сердце согласился. Ему в первый раз пришло в
голову, что ведь Устенька уже большая и до известной степени может иметь свое мнение. Затем у него своих дел было по горло: и
с думскою службой и
с своею мельницей.
На этот крик в окне показалась
голова Харитона Артемьича. Он, очевидно, не узнал зятя и смотрел на него
с удивлением, как на сумасшедшего.
— Мне бы, главное, зятьев всех в бараний рог согнуть, а в первую
голову проклятого писаря. Он меня подвел
с духовной… и ведь как подвел, пес! Вот так же, как ты, все наговаривал: «тятенька… тятенька»… Вот тебе и тятенька!.. И как они меня ловко на обе ноги обули!.. Чисто обделали — все равно, как яичко облупили.
Он приходил теперь в редакцию
с красными глазами, опухшим лицом и запойным туманом в
голове.
Через минуту в спальню вошел
с только что откупоренною бутылкой вина Галактион, налил рюмку и подал больной. Она взглянула на него, отрицательно покачала
головой и проговорила слабым голосом...
Девушка зарыдала, опустилась на колени и припала
головой к слабо искавшей ее материнской руке. Губы больной что-то шептали, и она снова закрыла глаза от сделанного усилия. В это время Харитина привела только что поднятую
с постели двенадцатилетнюю Катю. Девочка была в одной ночной кофточке и ничего не понимала, что делается. Увидев плакавшую сестру, она тоже зарыдала.
Харитина старалась не думать об этом, даже принималась со страха молиться, а в
голове стояла одна мысль, эта же мысль наполняла всю комнату и, как ночная птица, билась
с трепетом в окно.
Устенька не без ловкости перевела разговор на другую тему, потому что Стабровскому, видимо, было неприятно говорить о Галактионе. Ему показалось в свою очередь, что девушка чего-то не договаривает. Это еще был первый случай недомолвки. Стабровский продумал всю сцену и пришел к заключению, что Устенька пришла специально для этого вопроса. Что же, это ее дело. Когда девушка уходила, Стабровский
с особенной нежностью простился
с ней и два раз поцеловал ее в
голову.
Прасковья Ивановна находилась в кокетливом настроении и
с намерением старалась побесить Мышникова, начинавшего ревновать ее даже к Штоффу. Да, этих мужчин всегда следует немного выдерживать, а то они привыкают к женщинам, как ребенок к своей кукле, которую можно колотить
головой о пол и по целым дням забывать где-нибудь под диваном. Живой пример — Харитина.
Отдельные сцены производили потрясающее впечатление. Горело десятками лет нажитое добро, горело благосостояние нескольких тысяч семей. И тут же рядом происходили те комедии, когда люди теряют от паники
голову. Так, Харитон Артемьич бегал около своего горевшего дома
с кипой газетной бумаги в руках — единственное, что он успел захватить.
Старики уселись и поехали. Михей Зотыч продолжал ворчать, а старец Анфим только встряхивал
головой и вздыхал. Когда поезд углевозов скрылся из виду, он остановил лошадь, слез
с облучка, подошел к Михею Зотычу, наклонился к его уху и шепотом заговорил...
В Кукарский завод скитники приехали только вечером, когда начало стемняться. Время было рассчитано раньше. Они остановились у некоторого доброхота Василия, у которого изба стояла на самом краю завода. Старец Анфим внимательно осмотрел дымившуюся паром лошадь и только покачал
головой. Ведь, кажется, скотина, тварь бессловесная, а и ту не пожалел он, — вон как упарил, точно
с возом, милая, шла.
Девушка посмотрела на отца почти
с улыбкой сожаления, от которой у него защемило на душе. У него в
голове мелькнула первая тень подозрения. Начато не обещало ничего хорошего. Прежде всего его обезоруживало насмешливое спокойствие дочери.
Да, все было рассчитано вперед и даже процент благодеяния на народную нужду, и вдруг прошел слух, что Галактион самостоятельно закупил где-то в Семипалатинской области миллионную партию хлеба, закупил в свою
голову и даже не подумал о компаньонах. Новость была ошеломляющая, которая валила
с ног все расчеты. Штофф полетел в Городище, чтоб объясниться
с Галактионом.