Неточные совпадения
— Больно занятный! — вмешались
другие голоса. —
На словах-то, как гусь
на воде… А блаженненьким он прикидывается, старый хрен!
Описываемая сцена происходила
на улице, у крыльца суслонского волостного правления. Летний вечер был
на исходе, и возвращавшийся с покосов народ не останавливался около волости: наработавшиеся за день рады были месту. Старика окружили только те мужики, которые привели его с покоса, да несколько
других, страдавших неизлечимым любопытством. Село было громадное, дворов в пятьсот, как все сибирские села, но в страду оно безлюдело.
На него с одной стороны глядит большими окнами двухэтажный нештукатуренный каменный дом с террасой, а с
другой — расположился плотный ряд хозяйственных пристроек: амбары, конюшни, каретники, сеновалы.
Другой кучер, башкир Ахметка, скуластый молодой парень с лоснящимся жирным лицом, молча смотрит
на лошадь, точно впился в нее своими черными глазами.
Это был тот самый бродяга, который убежал из суслонского волостного правления. Нахлобучив свою валеную шляпу
на самые глаза, он вышел
на двор.
На террасе в это время показались три разодетых барышни. Они что-то кричали старику в халате, взвизгивали и прятались одна за
другую, точно взбесившаяся лошадь могла прыгнуть к ним
на террасу.
Все девицы взвизгнули и стайкой унеслись в горницы, а толстуха Аграфена заковыляла за ними. «Сама» после утреннего чая прилегла отдохнуть в гостиной и долго не могла ничего понять, когда к ней влетели дочери всем выводком. Когда-то красивая женщина, сейчас Анфуса Гавриловна представляла собой типичную купчиху, совсем заплывшую жиром. Она сидела в ситцевом «холодае» и смотрела испуганными глазами то
на дочерей, то
на стряпку Аграфену, перебивавших
друг друга.
— Ваши-то запольские невесты
на слуху, — поддакивал гость. — Богатые да щеголихи. Далеко слава-то прошла. По
другим местам девки сидят да завидуют запольским невестам.
— Ах, аспид! ах, погубитель! — застонал старик. — Видел, Михей Зотыч? Гибель моя, а не сын… Мы с Булыгиным
на ножах, а он, слышь, к Булыгиным. Уж я его, головореза, три раза проклинал и
на смирение посылал в степь, и своими руками терзал — ничего не берет. У
других отцов сыновья — замена, а мне нож вострый. Сколько я денег за него переплатил!
Все эти купеческие дома строились по одному плану: верх составлял парадную половину, пустовавшую от одних именин до
других, а нижний этаж делился
на две половины, из которых в одной помещался мучной лабаз, а в
другой ютилась вся купеческая семья.
—
Другие и пусть живут по-другому, а нам и так ладно. Кому надо, так и моих маленьких горниц не обегают. Нет, ничего, хорошие люди не брезгуют… Много у нас в Заполье этих других-то развелось. Модники… Смотреть-то
на них тошно, Михей Зотыч. А все через баб… Испотачили бабешек, вот и мутят: подавай им все по-модному.
— Посмотрим, — бормотал он, поглядывая
на Галактиона. — Только ведь в устье-то вода будет по весне долить. Сила не возьмет… Одна
другую реки будут подпирать.
Емельян, по обыкновению, молчал, точно его кто
на ключ запер. Ему было все равно: Суслон так Суслон, а хорошо и
на устье. Вот Галактион
другое, — у того что-то было
на уме, хотя старик и не выпытывал прежде времени.
— Ты у меня поговори, Галактион!.. Вот сынка бог послал!.. Я о нем же забочусь, а у него пароходы
на уме. Вот тебе и пароход!.. Сам виноват, сам довел меня. Ох, согрешил я с вами: один умнее отца захотел быть и
другой туда же… Нет, шабаш! Будет веревки-то из меня вить… Я и тебя, Емельян, женю по пути. За один раз терпеть-то от вас. Для кого я хлопочу-то, галманы вы этакие? Вот
на старости лет в новое дело впутываюсь, петлю себе
на шею надеваю, а вы…
Получив вольную (действие происходило в сороковых годах), Михей Зотыч остался
на заводах. Он арендовал у заводовладельца мельницу в верховьях Ключевой и зажил
на ней совсем вольным человеком. Нужно было снова нажить капитал, чтобы выступить
на другом поприще. И этот последний шаг Михей Зотыч делал сейчас.
— Ну, капитал дело наживное, — спорила
другая тетка, — не с деньгами жить… А вот карахтером-то ежели в тятеньку родимого женишок издастся, так уж оно не того… Михей-то Зотыч, сказывают, двух жен в гроб заколотил. Аспид настоящий, а не человек. Да еще сказывают, что у Галактиона-то Михеича уж была своя невеста
на примете, любовным делом, ну, вот старик-то и торопит, чтобы огласки какой не вышло.
Нравился девушкам и
другой брат, Емельян. Придет
на девичник, сядет в уголок и молчит, как пришитый. Сначала все девушки как-то боялись его, а потом привыкли и насмелились до того, что сами начали приставать к нему и свои девичьи шутки шутить.
С
другими мужчинами не смели и сотой доли того сделать, а жениха даже побаивались, хотя
на вид он и казался ласковее.
И действительно, Галактион интересовался, главным образом, мужским обществом. И тут он умел себя поставить и просто и солидно: старикам — уважение, а с
другими на равной ноге. Всего лучше Галактион держал себя с будущим тестем, который закрутил с самого первого дня и мог говорить только всего одно слово: «Выпьем!» Будущий зять оказывал старику внимание и делал такой вид, что совсем не замечает его беспросыпного пьянства.
Такое поведение, конечно, больше всего нравилось Анфусе Гавриловне, ужасно стеснявшейся сначала перед женихом за пьяного мужа, а теперь жених-то в одну руку с ней все делал и даже сам укладывал спать окончательно захмелевшего тестя.
Другим ужасом для Анфусы Гавриловны был сын Лиодор, от которого она прямо откупалась: даст денег, и Лиодор пропадет
на день,
на два. Когда он показывался где-нибудь
на дворе, девушки сбивались, как овечье стадо, в одну комнату и запирались
на ключ.
Она посмотрела
на жениха из
другой комнаты, похвалила и незаметно ушла домой, точно боялась своим присутствием нарушить веселье в отцовском доме.
— Вы доброю волею за меня идете, Серафима Харитоновна? Пожалуйста, не обижайтесь
на меня: может быть, у вас был кто-нибудь
другой на примете?
Другие называли Огибенина просто «Еграшкой модником». Анфуса Гавриловна была взята из огибенинского дома, хотя и состояла в нем
на положении племянницы. Поэтому
на малыгинскую свадьбу Огибенин явился с большим апломбом, как один из ближайших родственников. Он относился ко всем свысока, как к дикарям, и чувствовал себя
на одной ноге только с Евлампией Харитоновной.
Из всей этой малыгинской родни и сборных гостей Галактиону ближе всех пришелся по душе будущий родственник, немец Штофф. Это был небольшого роста господин, немного припадавший
на левую ногу. Лицо у немца было совсем русское и даже обросло по-русски какою-то мочальною бороденкой. Знакомство состоялось как-то сразу, и будущие зятья полюбились
друг другу.
— Э-э… Шахма любит карта… Один карта
на левой нога,
другой карта
на правой нога. Купца много смеял, а Шахма много платил… Исправник любит деньга Шахма… Шахма любит исправник.
Последними уже к большому столу явились два новых гостя. Один был известный поляк из ссыльных, Май-Стабровский, а
другой — розовый, улыбавшийся красавец, еврей Ечкин. Оба они были из дальних сибиряков и оба попали
на свадьбу проездом, как знакомые Полуянова. Стабровский, средних лет господин, держал себя с большим достоинством. Ечкин поразил всех своими бриллиантами, которые у него горели везде, где только можно было их посадить.
— Хорошую роденьку бог послал, — ворчал писарь Флегонт Васильич. — Оборотни какие-то… Счастье нам с тобой, Анна Харитоновна,
на родню. Зятья-то
на подбор, один лучше
другого, да и родитель Харитон Артемьич хорош. Брезгует суслонским зятем.
Серафима даже всплакнула с горя. С сестрой она успела поссориться
на другой же день и обозвала ее неотесаной деревенщиной, а потом сама же обиделась и расплакалась.
Теперь роли переменились. Женившись, Галактион сделался совершенно
другим человеком. Свою покорность отцу он теперь выкупал вызывающею самостоятельностью, и старик покорился, хотя и не вдруг. Это была серьезная борьба. Михей Зотыч сердился больше всего
на то, что Галактион начал относиться к нему свысока, как к младенцу, — выслушает из вежливости, а потом все сделает по-своему.
Сказано — сделано, и старики ударили по рукам. Согласно уговору Михей Зотыч должен был ожидать верного слугу в Баклановой, где уже вперед купил себе лошадь и телегу. Вахрушка скоро разделался с писарем и
на другой день ехал уже в одной телеге с Михеем Зотычем.
— Ты вот что, хозяин, — заявил Вахрушка
на другой день своей службы, — ты не мудри, а то…
— Не любишь? забыл? — шептала она, отступая. —
Другую полюбил? А эта
другая рохля и плакса. Разве тебе такую было нужно жену? Ах, Галактион Михеич! А вот я так не забыла, как ты
на своей свадьбе смотрел
на меня… ничего не забыла. Сокол посмотрел, и нет девушки… и не стыдно мне нисколько.
Когда Галактион проснулся
на другой день, все случившееся ночью ему показалось тяжелым кошмаром.
Доставалось
на орехи и «полуштофову тестю», то есть Харитону Артемьичу. Он первый призрел голого немца, да еще дочь за него замуж выдал. Вот теперь все и расхлебывай. Да и
другой зять, Галактион, тоже хорош: всем мельникам запер ход, да еще рынок увел к себе в Суслон.
На другой же год в Заполье открылся клуб, учреждение невиданное.
Эти слова каждый раз волновали Галактиона. Деревня тоже давно надоела ему, да и делать здесь было нечего, — и без него отец с Емельяном управятся. Собственно удерживало Галактиона последнее предприятие: он хотел открыть дорогу зауральской крупчатке туда,
на Волгу, чтоб обеспечить сбыт надолго. Нужно было только предупредить
других, чтобы снять сливки.
Заезжая
на мельницу в Прорыв, хитрый немец никогда не забывал захватить и ребятишкам игрушек и невестке какой-нибудь пустяковый подарочек. Себя в убыток не введет и
другим удовольствие доставит.
Теперь во время бессонницы Галактион по ночам уходил
на мельницу и бродил там из одного этажа в
другой, как тень.
Они, засыпанные мучным бусом, походили
на каких-то мертвецов, бродивших бесшумно из одного отделения в
другое.
— Вот ты про машину толкуешь, а лучше поставить
другую мельницу, — заговорил Михей Зотыч, не глядя
на сына, точно говорил так, между прочим.
— Вторую мельницу строить не буду, — твердо ответил Галактион. — Будет с вас и одной. Да и дело не стоящее. Вон запольские купцы три мельницы-крупчатки строят, потом Шахма затевает, — будете не зерно молоть, а
друг друга есть. Верно говорю… Лет пять еще поработаешь, а потом хоть замок весь
на свою крупчатку. Вот сам увидишь.
Вернувшись домой, Галактион почувствовал себя чужим в стенах, которые сам строил. О себе и о жене он не беспокоился, а вот что будет с детишками? У него даже сердце защемило при мысли о детях. Он больше
других любил первую дочь Милочку, а старший сын был баловнем матери и дедушки. Младшая Катя росла как-то сама по себе, и никто не обращал
на нее внимания.
— Это у тебя веселье только
на уме, — оговорила мать. — У
других на уме дело, а у тебя пустяки.
Отправляясь в первый раз с визитом к своему
другу Штоффу, Галактион испытывал тяжелое чувство. Ему еще не случалось фигурировать в роли просителя, и он испытывал большое смущение. А вдруг Штофф сделает вид, что не помнит своих разговоров
на мельнице? Все может быть.
Взглянув
на часы, Штофф прибавил совсем
другим тоном...
— Нет, то
другое… Мало ли кого можно встретить
на свадьбе, — это в счет у нас нейдет.
Все разом поднялись, как по команде, и, не прощаясь
друг с
другом, повалили к двери. Галактион догнал Штоффа уже
на лестнице и начал прощаться.
Галактион слушал эту странную исповедь и сознавал, что Харитина права. Да, он отнесся к ней по-звериному и, как настоящий зверь, схватил ее давеча. Ему сделалось ужасно совестно. Женатый человек, у самого две дочери
на руках, и вдруг кто-нибудь будет так-то по-звериному хватать его Милочку… У Галактиона даже пошла дрожь по спине при одной мысли о такой возможности. А чем же Харитина хуже
других? Дома не у чего было жить, вот и выскочила замуж за первого встречного. Всегда так бывает.
Потом Харитина вдруг замолчала, пригорюнилась и начала смотреть
на Галактиона такими глазами, точно видела его в первый раз. Гость пил чай и думал, какая она славная, вот эта Харитина. Эх, если б ей
другого мужа!.. И понимает все и со всяким обойтись умеет, и развеселится, так любо смотреть.
Галактион перевел разговор
на другое. Он по-купечески оценил всю их обстановку и прикинул в уме, что им стоило жить. Откуда у исправника могут такие деньги взяться? Ведь не щепки,
на дороге не подымешь.
Этот первый визит оставил в Галактионе неизгладимое впечатление. Что-то новое хлынуло
на него, совсем
другая жизнь, о какой он знал только понаслышке. Харитина откачнулась от своего купечества и жила уже совсем по-другому. Это новое уже было в Заполье, вот тут, совсем близко.