Неточные совпадения
Но
как бы там
ни было, а только Помаду в меревском дворе так,
ни за что
ни про что, а никто не любил. До такой степени не любили его, что, когда он, протащившись мокрый по двору, простонал у двери: «отворите, бога ради, скорее», столяр Алексей, слышавший этот стон
с первого раза, заставил его простонать еще десять раз, прежде чем протянул
с примостка руку и отсунул клямку.
Оба они на вид имели не более
как лет по тридцати, оба были одеты просто. Зарницын был невысок ростом,
с розовыми щеками и живыми черными глазами. Он смотрел немножко денди. Вязмитинов, напротив, был очень стройный молодой человек
с бледным, несколько задумчивым лицом и очень скромным симпатичным взглядом. В нем не было
ни тени дендизма. Вся его особа дышала простотой, натуральностью и сдержанностью.
Бывало, что
ни читаешь, все это находишь так в порядке вещей и сам понимаешь, и
с другим станешь говорить, и другой одинаково понимает, а теперь иной раз читаешь этакую там статейку или практическую заметку
какую и чувствуешь и сознаешь, что давно бы должна быть такая заметка, а как-то, бог его знает…
— Чего? да разве ты не во всех в них влюблен?
Как есть во всех. Такой уж ты, брат, сердечкин, и я тебя не осуждаю. Тебе хочется любить, ты вот распяться бы хотел за женщину, а никак это у тебя не выходит. Никто
ни твоей любви,
ни твоих жертв не принимает, вот ты и ищешь все своих идеалов.
Какое тут, черт, уважение. Разве, уважая Лизу Бахареву, можно уважать Зинку, или уважая поповну, рядом
с ней можно уважать Гловацкую?
Эта эпоха возрождения
с людьми, не получившими в наследие
ни одного гроша, не взявшими в напутствие
ни одного доброго завета, поистине должна считаться одною из великих, поэтических эпох нашей истории. Что влекло этих сепаратистов,
как не чувство добра и справедливости? Кто вел их? Кто хоть на время подавил в них дух обуявшего нацию себялюбия, двоедушия и продажности?
Он рассказывал,
как дворяне сговаривались забаллотировать предводителя, и вдруг все единогласно его выбрали снова, посадили на кресла, подняли, понесли по зале и, остановясь перед этой дурой, предводительшей, которая сидела на хорах,
ни с того
ни с сего там что-то заорали, ура, или рады стараться.
Кружок своих близких людей она тоже понимала. Зарницын ей представлялся добрым, простодушным парнем,
с которым можно легко жить в добрых отношениях, но она его находила немножко фразером, немножко лгуном, немножко человеком смешным и до крайности флюгерным. Он ей
ни разу не приснился ночью, и она никогда не подумала,
какое впечатление он произвел бы на нее, сидя
с нею tête-а-tête [Наедине (франц.).] за ее утренним чаем.
Какие этой порой бывают ночи прелестные, нельзя рассказать тому, кто не видал их или, видевши, не чувствовал крепкого, могучего и обаятельного их влияния. В эти ночи, когда под ногою хрустит беленькая слюда, раскинутая по черным талинам, нельзя размышлять
ни о грозном часе последнего расчета
с жизнью,
ни о ловком обходе подводных камней моря житейского. Даже сама досужая старушка-нужда забывается легким сном, и не слышно ее ворчливых соображений насчет завтрашнего дня.
— В самом деле, я как-то ничего не замечал, — начал он,
как бы разговаривая сам
с собою. — Я видел только себя, и
ни до кого остальных мне не было дела.
Дарью Афанасьевну очень огорчала такая каторжная жизнь мужа. Она часто любила помечтать,
как бы им выбиться из этой проклятой должности, а сам Нечай даже
ни о чем не мечтал. Он вез
как ломовая лошадь, которая, шатаясь и дрожа, вытягивает воз из одного весеннего зажора, для того чтобы попасть
с ним в другой, потому что свернуть в сторону некуда.
И хозяйка, и жилец были в духе и вели оживленную беседу. Давыдовская повторяла свой любимый рассказ,
как один важный московский генерал приезжал к ней несколько раз в гости и по три графина холодной воды выпивал, да так
ни с чем и отошел.
Она пользовалась первыми проявлениями умственных способностей ребенка, — старалась выучить его молиться по-русски богу, спешила выучить его читать и писать по-русски и никогда не говорила
с ним
ни на
каком другом языке.
Революционные парижские кружки тоже не нравились Райнеру. Еще он мог симпатизировать федеративным стремлениям чехов, но участие католического духовенства и аристократии в делах польской национальности отворачивало его от этих дел. Брошенные отцом семена презрения к папизму крепко разрослись в молодом Райнере, и он не мог вообразить себе никакой роли в
каком бы то
ни было участии
с католическим попом. К тому же,
как уже сказано, Райнер не был почитателем принципа национальностей.
— Ничего, значит, народ не думает, — ответил Белоярцев, который незадолго перед этим вошел
с Завулоновым и сел в гостиной, потому что в зале человек начал приготовлять закуску. — Думает теперича он,
как ему что
ни в самом что
ни есть наилучшем виде соседа поприжать.
Рогнеда Романовна не могла претендовать
ни на
какое первенство, потому что в ней надо всем преобладало чувство преданности, а Раиса Романовна и Зоя Романовна были особы без речей. Судьба их некоторым образом имела нечто трагическое и общее
с судьбою Тристрама Шанди. Когда они только что появились близнецами на свет, повивальная бабушка, растерявшись, взяла вместо пеленки пустой мешочек и обтерла им головки новорожденных.
С той же минуты младенцы сделались совершенно глупыми и остались такими на целую жизнь.
Искренно ответили только Арапов и Бычков, назвавшие себя прямо красными. Остальные, даже не исключая Райнера, играли словами и выходили какими-то пестрыми. Неприкосновенную белизну сохранили одни феи, да еще Брюхачев
с Белоярцевым не солгали. Первый ничего не ответил и целовал женину руку, а Белоярцев сказал, что он в жизни понимает только одно прекрасное и никогда не будет принадлежать
ни к
какой партии.
Впрочем, Белоярцев тем и отличался, что никогда не вмешивался
ни в
какой разговор,
ни в
какой серьезный спор, вечно отходя от них своим художественным направлением. Он
с мужчинами или сквернословил, или пел, и только иногда развязывал язык
с женщинами да и то там, где над его словами не предвиделось серьезного контроля.
—
Как хотите, познакомьте. Вы должны познакомить меня
с ним. Не ради любопытства вас прошу, а это нужно. У нас
ни одного раскольника еще нет, а они сила. Давайте мне этого.
— Да
как же не верить-то-с? Шестой десяток
с нею живу,
как не верить? Жена не верит, а сам я, люди, прислуга, крестьяне, когда я бываю в деревне: все из моей аптечки пользуются. Вот вы не знаете ли, где хорошей оспы на лето достать? Не понимаю, что это значит! В прошлом году пятьдесят стеклышек взял,
как ехал. Вы сами посудите, пятьдесят стеклышек — ведь это не безделица, а царапал, царапал все лето,
ни у одного ребенка не принялась.
Она играла, что у нас называется, «
с чувством», т. е. значит играла не про господ, а про свой расход, играла,
как играют девицы, которым не дано
ни музыкальной руки,
ни музыкального уха и игра которых отличается чувством оскорбительной дерзости перевирать великие творения, не видя
ни в пасторальной симфонии Бетховена,
ни в великой оратории Гайдна ничего, кроме значков, написанных на чистой бумаге.
Встречаются такие домы преимущественно в городах, где требование на помещения относительно не велико, доход
с домов не верен, а обыватель не охотник
ни до
каких затрат на ремонт здания.
— Так-с; они
ни больше
ни меньше,
как выдали студента Богатырева, которого увезли в Петербург в крепость; передавали все, что слышали на сходках и в домах, и, наконец, Розанов украл, да-с, украл у меня вещи, которые, вероятно, сведут меня, Персиянцева и еще кого-нибудь в каторжную работу. Но тут дело не о нас. Мы люди, давно обреченные на гибель, а он убил этим все дело.
—
Как сам? Черт знает, что ты выдумываешь!
С какой стати я пойду сам?
Ни за что я сам не пойду.
Лизе от этого визита не было
ни жарко,
ни холодно, но он ей был почему-то неприятен. К тому же ветреная маркиза во время полуторачасового пребывания у Бахаревых,
как нарочно, не удостоивала Лизу никакого внимания и исключительно занималась
с Богатыревой, которая ей очень понравилась своим светским видом и положением.
Потом в Лизе было равнодушие, такое равнодушие, что ей все равно, что около нее
ни происходит; но вдруг она во что-нибудь вслушается, во что-нибудь всмотрится и
ни с того
ни с сего примет в этом горячее участие, тогда
как, собственно, дело ее нимало не интересует и она ему более не сочувствует, чем сочувствует.
И Лиза и Бертольди охотно остались ночевать у Полиньки; а так
как ни Лиза,
ни Бертольди спать не ложились, а Полинька лежала в блузе, то и доктор
с Помадою остались проводить эту страшную ночь вместе.
—
Как же это:
ни с кем не видите в себе солидарности? — иронически спросил Красин.
Калистратова навещала Лизу утрами, но гораздо реже, отговариваясь тем, что вечером ей не
с кем ходить. Лиза никогда не спрашивала о Розанове и
как рыба молчала при всяком разговоре, в котором
с какой бы то
ни было стороны касались его имени.
— Нет, вы теперь объясните мне: согласны вы, чтобы гробовщики жили на одном правиле
с столярями? — приставал бас
с другой стороны Лизиной комнаты. — Согласны, — так так и скажите. А я на это
ни в жизнь,
ни за что не согласен. Я сам доступлю к князю Суворову и к министру и скажу: так и так и извольте это дело рассудить, потому
как ваша на все это есть воля.
Как вам угодно, так это дело и рассудите, но только моего на это согласия никакого нет.
Егор Николаевич Бахарев, скончавшись на третий день после отъезда Лизы из Москвы, хотя и не сделал никакого основательного распоряжения в пользу Лизы, но, оставив все состояние во власть жены, он, однако, успел сунуть Абрамовне восемьсот рублей,
с которыми старуха должна была ехать разыскивать бунтующуюся беглянку, а жену в самые последние минуты неожиданно прерванной жизни клятвенно обязал давать Лизе до ее выдела в год по тысяче рублей, где бы она
ни жила и даже
как бы
ни вела себя.
Кроме этих лиц, в квартире Райнера жила кухарка Афимья, московская баба, весьма добрая и безалаберная, но усердная и искренно преданная Райнеру. Афимья,
с тех пор
как поступила сюда в должность кухарки, еще
ни разу не упражнялась в кулинарном искусстве и пребывала в нескончаемых посылках у приживальщиков.
Райнер несколько смешался и, глядя на всех, не понимал, что случилось, достойное такого смеха. По его понятиям о труде, он
с совершенным спокойствием передал бы
ни к чему не способной Бертольди предложение даже прыгать в обруч в манеже или показывать фокусы, или, наконец, приготовлять блестящую ваксу, так
как она когда-то, по ее собственным словам, «работала над химией».
Она пришла к нему на четвертый день его болезни, застав его совершенно одинокого
с растерявшейся и плачущей Афимьей, которая рассказала Лизе, что у них нет
ни гроша денег, что она боится,
как бы Василий Иванович не умер и чтобы ее не потащили в полицию.
Трудиться она не умела и никогда не пускалась
ни в
какие рассуждения о труде, а
с младенческою беспечностью проживала свои приданые деньжонки, сбереженные для нее мужем.
Красин очень хорошо знал, что печень Мечниковой не предрасположена
ни к
какой гражданской хворобе, но неразборчивость новой корпорации, вербовавшей в свою среду все, что стало как-нибудь в разлад
с так называемой разумной жизнью, — все, что приняло положение исключительное и относилось к общественному суду и общественной морали более или менее пренебрежительно или равнодушно, — делала уместным сближение всякого такого лица
с этою новою гражданскою группою.
— Э! полноте, Белоярцев! Повторяю, что мне нет никакого дела до того, что
с вами произошел какой-то кур-кен-переверкен. Если между нами есть,
как вы их называете, недоразумения, так тут
ни при чем ваши отрицания. Мой приятель Лобачевский несравненно больший отрицатель, чем все вы; он даже вон отрицает вас самих со всеми вашими хлопотами и всего ждет только от выработки вещества человеческого мозга, но между нами нет же подобных недоразумений. Мы не мешаем друг другу.
Какие там особенные принципы!..
— И всё во имя теории! Нет, бог
с ними,
с их умными теориями, и
с их сочувствием. Мы
ни в чем от них не нуждаемся и будем очень рады
как можно скорее освободиться от их внимания. Наше дело, — продолжал Петровский, не сводя глаз
с Райнера, — добыть нашим бедным хлопкам землю, разделить ее по-братски, — и пусть тогда будет народная воля.
— Лизавета Егоровна такая честная и непорочная в своем поведении девушка,
каких дай нам бог побольше, — начал он, давая вес каждому своему слову, но
с прежнею сдержанностью. — Она не уронила себя
ни в
каком кружке,
ни в коммерческом,
ни в аристократическом.