Неточные совпадения
Теперь уже прошло восемь лет со дня свадьбы, а Александра Ивановна Синтянина жива и здорова, и даже отнюдь
не смотрит надгробною статуей, с которой сравнивали Флору. Александра Ивановна, напротив, и полна, и очень авантажна, и всегда находит
в себе силу быть
в меру веселою и разговорчивою.
— Ну да, да, Иосаф Платоныч, непременно «все
в мире», вы меньшею
мерой не меряете! Ну и валяй теперь, сыпь весь свой дикционер: «всякую штуку», «батеньку» и «голубушку»… Эх, любезный друг! сколько мне раз тебе повторять: отучайся ты от этого поганого нигилистического жаргона. Теперь настало время, что с порядочными людьми надо знаться.
— Как же, Ларушка. По крайней
мере у нас
в Петербурге все стало черт знает как дорого. Ты напрасно
не обратишь на это внимания.
Относительная разборчивость
в средствах вредила Висленеву на доступном ему литературном рынке, он
не мог поставлять массы дешевого базарного товара, и за дешево же заготовлял произведения более крупные, которые,
в его, по крайней
мере, глазах, были достойными всеобщего внимания.
К тому же, на горе Висленева, у него были свои привычки: он
не мог есть бараньих пилавов
в греческой кухмистерской восточного человека Трифандоса и заходил перекусить
в ресторан; он
не мог спать на продырявленном клеенчатом диване под звуки бесконечных споров о разветвлениях теорий, а чувствовал влечение к своей кроватке и к укромному уголку,
в котором можно бы, если
не успокоиться, то по крайней
мере забыться.
Это свобода, но, увы, к сожалению, и это обретение мира и свободы выпадает на долю
не всех подвергающихся печальной участи лишения свободы, или, по крайней
мере,
не в одной и той же степени и
не в одно и то же время для каждого.
— По крайней
мере нес хоть медные, а все
не из кармана, а
в карман, — возразил Горданов.
Взявшись за это дело, Висленев сильно был им озабочен: он
не хотел ударить себя лицом
в грязь, а между тем, по
мере того как день губернаторского бала приближался, Иосафа Платоновича все более и более покидала решимость.
— По крайней
мере я никого
не отлучаю от общения с людьми, и знаю, что человек
не вечно коснеет
в своих пороках, и для каждого настает своя минута исправиться.
По крайней
мере, если бы Горданов видел Глафиру Васильевну
в сумерки того дня, когда Бодростин запечатал свое завещание, он
не сказал бы, что около нее стало старо.
Глафира Васильевна, очевидно, была сильно заинтересована тем, чтоб Павел Николаевич получил возможность выехать
в Петербург, но во всех хлопотах об этом она
не приняла ни малейшего, по крайней
мере видимого, участия.
Горданов зорко следил во все это время и за глазами Глафиры, и за всем ее существом, и
не проморгнул движения ее бровей и белого мизинца ее руки, который, по
мере чтения, все разгибался и, наконец выпрямясь, стал
в уровень с устами Павла Николаевича. Горданов схватил этот шаловливый пальчик и, целуя его, спросил...
После того случая, который рассказан
в конце предшествовавшей главы, дело уже
не могло остановиться и
не могло кончиться иначе как браком. По крайней
мере так решил после бессонной ночи честный Подозеров; так же казалось и
не спавшей всю эту ночь своенравной Ларисе.
Это, разумеется, было очень неприятно и само по себе, потому что добрый и любящий Жозеф ожидал совсем
не такого свидания, но сюда примешивалась еще другая гадость: Глафира пригласила его налету ехать за нею
в Прагу, что Жозеф, конечно, охотно бы и исполнил, если б у него были деньги, или была, по крайней
мере, наглость попросить их тут же у Глафиры; но как у Иосафа Платоновича
не было ни того, ни другого, то он
не мог выехать, и вместо того, чтобы лететь
в Прагу с следующим поездом, как желало его влюбленное сердце, он должен был еще завести с Глафирой Васильевной переписку о займе трехсот гульденов.
Никто
в такой
мере, как Висленев,
не представлял собою наглядного примера, как искренно и неудержимо способен иногда человек хохотать над самим собою и над своим горем. Иосаф Платонович просто покатывался со смеху: повиснув на одном месте, он чуть только начинал успокоиваться, как, взглянув на Бодростину, быстро перескакивал на другой стул и заливался снова.
Он уже давно потерял всякую надежду овладеть любовью Глафиры, «поддавшейся, по его словам, новому тяготению на брак», и даже
не верил, чтоб она когда-нибудь вступила с ним и
в брак, «потому что какая ей и этом выгода?» Но, размышлял он далее: кто знает, чем черт
не шутит… по крайней
мере в романах, над которыми я последнее время поработал, все говорят о женских капризах, а ее поведение по отношению ко мне странно…
Но
в этом он уже
не получил утешения: Глафира
не слушала его слов. По
мере окончательного приближения к Петербургу, где она готовилась дать большое генеральное сражение мужу, Казимире и всем их окружающим, Бодростина и сама была неспокойна и, сосредоточенно углубляясь
в свои соображения, кусала свои алые губы и
не слушала дребезжанья своего партнера.
— Что-с, — продолжал майор, — вас удивляет, что мне хорошие люди опротивели? Истинно, истинно говорю так-с, и потому я чувствую желание заступаться и за добрую барыню Глафиру Васильевну, и за господина Горданова. Да что,
в самом деле, эти по крайней
мере не дремлют, а мы сидим.
Молодой женщине вдруг пришло
в мысль:
не сделала ли чего-нибудь с собою Лариса, по меньшей
мере не покинула ли она внезапно этого неприветливого и страшного дома и
не ушла ли куда глаза глядят?
До сих пор по крайней
мере он
не хочет еще мне доверять и даже на самое сие предостережение весьма злится, и как оный утонувший
в пьяном виде
в канаве бодростинский Сид изрыгает похвальбу, что, пожалуй, всех нас переживет и научит, как можно никаких предостережений
не слушаться.
— Свыше
меры. Наказан страшно темный путь
в ее делах. Сей муж ее — ужасный человек-с: он непременно тайну какую-нибудь ее имеет
в руках… Бог знает: говорят, что завещание, которым ей досталось все — подложно, и будто бы
в его руках есть тому все доказательства; но что-нибудь да есть нечисто: иначе она ему
не отдала бы всего, а ведь она
в таком бывает положении, что почасту
в рубле нуждается!