Неточные совпадения
Этот человек, отверженный из отверженных, так низко упавший, как
только может представить себе человеческая фантазия, этот добровольный палач, обошелся с ней без грубости, но с таким отсутствием хоть
бы намека на ласку, с таким пренебрежением и деревянным равнодушием, как обращаются не с человеком, даже не с собакой или лошадью, и даже не с зонтиком, пальто или шляпой, а как с каким-то грязным предметом, в котором является минутная неизбежная потребность, но который по миновании надобности становится чуждым, бесполезным и противным.
— Простите: я не сравнивал людей, а
только обобщал первоисточник чувства. Я мог
бы привести для примера и самоотверженную любовь матерей-животных. Но вижу, что затеял скучную материю. Лучше бросим.
О, если
бы она знала, если
бы только она знала!
— А так: там
только одни красавицы. Вы понимаете, какое счастливое сочетание кровей: польская, малорусская и еврейская. Как я вам завидую, молодой человек, что вы свободный и одинокий. В свое время я таки показал
бы там себя! И замечательнее всего, что необыкновенно страстные женщины. Ну прямо как огонь! И знаете, что еще? — спросил он вдруг многозначительным шепотом.
С удивлением глядел студент на деревья, такие чистые, невинные и тихие, как будто
бы бог, незаметно для людей, рассадил их здесь ночью, и деревья сами с удивлением оглядываются вокруг на спокойную голубую воду, как будто еще дремлющую в лужах и канавах и под деревянным мостом, перекинутым через мелкую речку, оглядываются на высокое, точно вновь вымытое небо, которое
только что проснулось и в заре, спросонок, улыбается розовой, ленивой, счастливой улыбкой навстречу разгоравшемуся солнцу.
— Мне что же, я ничего, — еле слышно ответила Любка. — Я, как вам, Василь Василич, угодно.
Только я
бы не хотела домой.
— Врожденных вкусов нет, как и способностей. Иначе
бы таланты зарождались
только среди изысканного высокообразованного общества, а художники рождались
бы только от художников, а певцы от певцов, а этого мы не видим. Впрочем, я не буду спорить. Ну, не цветочница, так что-нибудь другое. Я, например, недавно видал на улице, в магазинной витрине сидит барышня и перед нею какая-то машинка ножная.
Если
бы не обычный авторитет Симановского и не важность, с которой он говорил, то остальные трое расхохотались
бы ему в лицо. Они
только поглядели на него выпученными глазами.
Дать
бы ей
только на извозчика и немножко на булавки, и поехала
бы, и все было
бы прекрасно, и был
бы я теперь независим, свободен и не испытывал
бы этого мучительного и позорного состояния духа.
Да и, должно быть, он понимал, — а надо сказать, что эти восточные человеки, несмотря на их кажущуюся наивность, а может быть, и благодаря ей, обладают, когда захотят, тонким душевным чутьем, — понимал, что, сделав хотя
бы только на одну минуту Любку своей любовницей, он навсегда лишится этого милого, тихого семейного вечернего уюта, к которому он так привык.
— Что же, Любочка, поделаешь? Ведь и она его любила.
Только она пустая девчонка, легкомысленная. Ей
бы только тряпки, да собственные лошади, да брильянты.
Если
бы она не плакала, то, вероятно, ей просто дали
бы отступного и она ушла
бы благополучно, но она была влюблена в молодого паныча, ничего не требовала, а
только голосила, и потому ее удалили при помощи полиции.
— Ведь ты
бы ее не тронул?.. Пощадил
бы? Ну, если
бы она тебе сказала: возьми меня, но
только дай мне два рубля, — что
бы ты сказал ей?
— Конечно, это было
бы страшно… страшно… спаси бог! Да ведь я
только к тебе одной хожу,
только к тебе! Ты
бы, наверное, сказала мне?..
«Сергей Иваныч. Простите, что я вас без — покою. Мне нужно с вами поговорить по очень, очень важному делу. Не стала
бы тревожить, если
бы Пустяки. Всего
только на 10 минут. Известная вам Женька от Анны Марковны».
— А я всех, именно всех! Скажите мне, Сергей Иванович, по совести
только скажите, если
бы вы нашли на улице ребенка, которого кто-то обесчестил, надругался над ним… ну, скажем, выколол
бы ему глаза, отрезал уши, — и вот вы
бы узнали, что этот человек сейчас проходит мимо вас и что
только один бог, если
только он есть, смотрит не вас в эту минуту с небеси, — что
бы вы сделали?
— Нет, нет. Женя,
только не это!.. Будь другие обстоятельства, непреоборимые, я
бы, поверь, смело сказал тебе ну что же, Женя, пора кончить базар… Но тебе вовсе не это нужно… Если хочешь, я подскажу тебе один выход не менее злой и беспощадный, но который, может быть, во сто раз больше насытит твой гнев…
— Хорошо тебе! — задумчиво и с тоской произнесла Женя, — ты хоть хочешь чего-нибудь, а у меня душа дохлая какая-то… Вот мне двадцать лет, а душа у меня старушечья, сморщенная, землей пахнет… И хоть пожила
бы толком!.. Тьфу!..
Только слякоть какая-то была.
Нет! Если и испытывал, то, должно быть, в самом начале своей карьеры. Теперь перед ним были
только голые животы, голые спины и открытые рты. Ни одного экземпляра из этого ежесубботнего безликого стада он не узнал
бы впоследствии на улице. Главное, надо было как можно скорее окончить осмотр в одном заведении, чтобы перейти в другое, третье, десятое, двадцатое…
Анна Марковна так дешево уступила дом не
только потому, что Кербеш, если
бы даже и не знал за нею некоторых темных делишек, все-таки мог в любое время подставить ей ножку и съесть без остатка. Предлогов и зацепок к этому можно было найти хоть по сту каждый день, и иные из них грозили
бы не одним
только закрытием дома, а, пожалуй, и судом.
И про них в свою очередь Анна Марковна знала и могла
бы рассказать несколько темных и не особенно лестных анекдотов, но в их среде было не принято говорить об источниках семейного благополучия — ценились
только ловкость, смелость, удача и приличные манеры.
— Вот я и пришла к вам, Елена Викторовна. Я
бы не посмела вас беспокоить, но я как в лесу, и мне не к кому обратиться. Вы тогда были так добры, так трогательно внимательны, так нежны к нам… Мне нужен
только ваш совет и, может быть, немножко ваше влияние, ваша протекция…
— Признаться, я и сама еще не знаю, — ответила Тамара. — Видите ли, ее отвезли в анатомический театр… Но пока составили протокол, пока дорога, да там еще прошло время для приема, — вообще, я думаю, что ее не успели еще вскрыть… Мне
бы хотелось, если
только это возможно, чтобы ее не трогали. Сегодня — воскресенье, может быть, отложат до завтра, а покамест можно что-нибудь сделать для нее…
Она хотела, чтобы повсюду и всегда толпа глядела
бы только на нее, повторяла ее имя, любила ее египетские зеленые глаза, хищный и чувственный рот, ее изумруды на худых и нервных руках.
«Земля еси и в землю отыдеши…» — повторила она в уме слова песнопения. — Неужели
только и будет, что одна земля и ничего больше? И что лучше: ничто или хоть
бы что-нибудь, даже хоть самое плохонькое, но
только чтобы существовать?»