— Знаю я тебя, кислая шерсть, — продолжал ворчать Михаленко. — Тоже подумаешь —
севастополец. Герой с дырой… Севастополь-то вы свой за картошку продали… герои…
— Господи, да как же нам не понимать! — расчувствовался, в свою очередь, Тихон. Он утерся рукавом и с готовностью подставил губы Славянову. Потом, с кряхтеньем установив лампадку и слезая с табурета, он сказал, добродушно и укоризненно покачивая головой: — А нет того чтобы отставному
севастопольцу пожертвовать на построение полдиковинки. Сами кушаете водочку, а свою верную слугу забываете.