Неточные совпадения
Каждый раз на новом
месте отцовской службы неизменно повторялись одни и те же сцены: к отцу являлись «по освященному веками обычаю» представители разных городских сословий
с приношениями.
После этого глубокомысленные сочинения Ганемана исчезли
с отцовского стола, а на их
месте появилась новая книжка в скромном черном переплете. На первой же странице была виньетка со стихами (на польском языке...
Чумаки, видя, что
с человеком случилось такое происшествие, признали его требование справедливым, раздвинули возы и очистили ему
место.
Одной ночью разразилась сильная гроза. Еще
с вечера надвинулись со всех сторон тучи, которые зловеще толклись на
месте, кружились и сверкали молниями. Когда стемнело, молнии, не переставая, следовали одна за другой, освещая, как днем, и дома, и побледневшую зелень сада, и «старую фигуру». Обманутые этим светом воробьи проснулись и своим недоумелым чириканьем усиливали нависшую в воздухе тревогу, а стены нашего дома то и дело вздрагивали от раскатов, причем оконные стекла после ударов тихо и жалобно звенели…
Когда в обычный час высокая фигура
с огненными глазами стала на обычном
месте, то все, конечно, считали отчаянного солдата погибшим.
Нам очень нравилось это юмористическое объяснение, побеждавшее ужасное представление о воющем привидении, и мы впоследствии часто просили отца вновь рассказывать нам это происшествие. Рассказ кончался веселым смехом… Но это трезвое объяснение на кухне не произвело ни малейшего впечатления. Кухарка Будзиньская, а за ней и другие объяснили дело еще проще: солдат и сам знался
с нечистой силой; он по — приятельски столковался
с «марой», и нечистый ушел в другое
место.
И вот в этот тихий вечер мне вдруг почуялось, что где-то высоко, в ночном сумраке, над нашим двором, над городом и дальше, над деревнями и над всем доступным воображению миром нависла невидимо какая-то огромная ноша и глухо гремит, и вздрагивает, и поворачивается, грозя обрушиться… Кто-то сильный держит ее и управляет ею и хочет поставить на
место. Удастся ли? Сдержит ли? Подымет ли, поставит?.. Или неведомое «щось буде»
с громом обрушится на весь этот известный мне мир?..
Мальчик встал, весь красный, на колени в углу и стоял очень долго. Мы догадались, чего ждет от нас старик Рыхлинский. Посоветовавшись, мы выбрали депутацию, во главе которой стал Суханов, и пошли просить прощения наказанному. Рыхлинский принял депутацию
с серьезным видом и вышел на своих костылях в зал. Усевшись на своем обычном
месте, он приказал наказанному встать и предложил обоим противникам протянуть друг другу руки.
Известие
с быстротою молнии облетело весь город. К
месту появления креста стал стекаться народ. Начальство не нашло ничего лучше, как вырыть крест и отвезти его в полицию.
Восстание нигде не удавалось, Наполеон не приходил, мужики даже в Польше неохотно приставали к «рухавке», а в других
местах жестоко расправлялись
с восставшими панами.
Случилось это следующим образом. Один из наших молодых учителей, поляк пан Высоцкий, поступил в университет или уехал за границу. На его
место был приглашен новый, по фамилии, если память мне не изменяет, Буткевич. Это был молодой человек небольшого роста,
с очень живыми движениями и ласково — веселыми, черными глазами. Вся его фигура отличалась многими непривычными для нас особенностями.
Учитель Прелин оказался не страшным. Молодой красивый блондин
с синими глазами спросил у меня, что я знаю, и, получив ответ, что я не знаю еще ничего, пригласил придти к нему на дом, Я сел на
место, ободренный и покоренный его ласковым и серьезным взглядом.
В назначенный день я пошел к Прелину. Робко,
с замирающим сердцем нашел я маленький домик на Сенной площади,
с балконом и клумбами цветов. Прелин, в светлом летнем костюме и белой соломенной шляпе, возился около цветника. Он встретил меня радушно и просто, задержал немного в саду, показывая цветы, потом ввел в комнату. Здесь он взял мою книгу, разметил ее, показал, что уже пройдено, разделил пройденное на части, разъяснил более трудные
места и указал, как мне догнать товарищей.
На следующий день он не пришел на уроки, и я сидел рядом
с его пустым
местом, а в моей голове роились воспоминания вчерашнего и смутные вопросы.
Я
с страстным нетерпением ждал, чтобы он поскорее опять влез на свое
место.
Если авторитет сторожа оказывался недостаточным, то на
место являлся отец, в халате, туфлях и
с палкой в руке.
Я долго бродил среди памятников, как вдруг в одном
месте, густо заросшем травой и кустарником, мне бросилось в глаза странное синее пятно. Подойдя ближе, я увидел маленького человечка в синем мундире
с медными пуговицами. Лежа на могильном камне, он что-то тщательно скоблил на нем ножиком и был так углублен в это занятие, что не заметил моего прихода. Однако, когда я сообразил, что мне лучше ретироваться, — он быстро поднялся, отряхнул запачканный мундир и увидел меня.
Сначала мечты о диссертации, о переводе в другое
место, потом женитьба, сладость сонной истомы, карты в клубе, прогулки за шлагбаумом, сплетни, посещения погребка Вайнтрауба, откуда учителя выходят обнявшись, не совсем твердыми шагами, или — маленького домика за грабником, где порой наставники встречаются
с питомцами из старших классов…
Затем по команде вся вереница
с пением и криками «ура» выволакивает мокрого Глюка на крепкое
место.
С замирающими сердцами мы двинулись, подгоняемые приказами отца…
С содроганием, оба вместе, дотронулись мы до загадочной фигуры… Оказалась гладильная доска, забытая прислугой в необычном
месте.
На этих произведениях Банькевича я впервые знакомился
с особенностями ябеднического стиля, но, конечно, мое изложение дает лишь отдаленное понятие об его красотах. Особенно поражало обилие патетических
мест. Старый ябедник, очевидно, не мог серьезно рассчитывать на судейскую чувствительность; это была бескорыстная дань эстетике, своего рода полет чистого творчества.
Один из работников капитана, молодой парубок Иван, не стесняясь нашим присутствием, по — своему объяснял социальную историю Гарного Луга. Чорт нес над землей кошницу
с панами и сеял их по свету. Пролетая над Гарным Лугом, проклятый чертяка ошибся и сыпнул семена гуще. От этого здесь панство закустилось, как бурьян, на том
месте, где случайно «ляпнула» корова. А настоящей траве, то есть мужикам, совсем не стало ходу…
— Что мне учить ее, — ответил Доманевич небрежно, — я
с прошлого года знаю все, что он диктовал… Я, брат, «мыслю» еще
с первого класса. — И, окинув нас обычным, несколько пренебрежительным взглядом, Доманевич медленно проследовал к своему
месту. Теперь у него явилось новое преимущество: едва ли к кому-нибудь из мелюзги учитель мог обратиться за такой услугой…
Статьи Добролюбова, поэзия Некрасова и повести Тургенева несли
с собой что-то, прямо бравшее нас на том
месте, где заставало.
На
место Авдиева был назначен Сергей Тимофеевич Балмашевский. Это был высокий, худощавый молодой человек,
с несколько впалой грудью и слегка сутулый. Лицо у него было приятное,
с доброй улыбкой на тонких губах, но его портили глаза, близорукие,
с красными, припухшими веками. Говорили, что он страшно много работал, отчего спина у него согнулась, грудь впала, а на веках образовались ячмени, да так и не сходят…
Это
место романа меня поразило. Значит, можно не верить по — иному, чем капитан, который кощунствует вечером и крестится ночью «на всякий случай»… Что, если бы отец встретился
с таким человеком. Стал ли бы он смеяться тем же смехом снисходительного превосходства?..
С этих пор религиозные экстазы сплывали
с души, и религиозные вопросы постепенно уступали
место другим.
Клубок пыли исчез. Я повернулся к городу. Он лежал в своей лощине, тихий, сонный и… ненавистный. Над ним носилась та же легкая пелена из пыли, дыма и тумана,
местами сверкали клочки заросшего пруда, и старый инвалид дремал в обычной позе, когда я проходил через заставу. Вдобавок, около пруда, на узкой деревянной кладочке, передо мной вдруг выросла огромная фигура Степана Яковлевича, ставшего уже директором. Он посмотрел на меня
с высоты своего роста и сказал сурово...
Под утро мне приснился какой-то сои, в котором играл роль Бродский. Мы
с ним ходили где-то по чудесным
местам,
с холмами и перелесками, засыпанными белым инеем, и видели зайцев, прыгавших в пушистом снегу, как это раз было в действительности. Бродский был очень весел и радостен и говорил, что он вовсе не уезжает и никогда не уедет.
В одном
месте сплошной забор сменился палисадником, за которым виднелся широкий двор
с куртиной, посредине которой стоял алюминиевый шар. В глубине виднелся барский дом
с колонками, а влево — неотгороженный густой сад. Аллеи уходили в зеленый сумрак, и на этом фоне мелькали фигуры двух девочек в коротких платьях. Одна прыгала через веревочку, другая гоняла колесо. На скамье под деревом,
с книгой на коленях, по — видимому, дремала гувернантка.
Он спустился
с приступки забора и, заложив палец в рот, издал легкий, осторожный свист. Девочки насторожились, пошептались о чем-то, и старшая, как будто вдогонку за разбежавшимся колесом, перепорхнула по двору к тому
месту, где мы стояли за забором, и тоже поднялась, держась за балясины. Увидев меня, она вдруг потупилась.
Порой мне приходилось расставаться
с героем в самый критический момент, когда его насквозь пронзали шпагой, а между тем роман еще не был кончен, и, значит, оставалось
место для самых мучительных предположений.
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные
места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей
с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете, в таком
месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит
с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы! не нашли другого
места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные
места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» —
с большим,
с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Покуда Тимофеевна //
С хозяйством управлялася, // Крестьяне
место знатное // Избрали за избой: // Тут рига, конопляники, // Два стога здоровенные, // Богатый огород. // И дуб тут рос — дубов краса. // Под ним присели странники: // «Эй, скатерть самобраная, // Попотчуй мужиков».
Я хотел бы, например, чтоб при воспитании сына знатного господина наставник его всякий день разогнул ему Историю и указал ему в ней два
места: в одном, как великие люди способствовали благу своего отечества; в другом, как вельможа недостойный, употребивший во зло свою доверенность и силу,
с высоты пышной своей знатности низвергся в бездну презрения и поношения.