Неточные совпадения
Лозинский Осип был, кажется, еще
первый, который
не пропал и отыскался.
Пароход остановился на ночь в заливе, и никого
не спускали до следующего утра. Пассажиры долго сидели на палубах, потом бо́льшая часть разошлась и заснула.
Не спали только те, кого, как и наших лозищан, пугала неведомая доля в незнакомой стране. Дыма, впрочем,
первый заснул себе на лавке. Анна долго сидела рядом с Матвеем, и порой слышался ее тихий и робкий голос. Лозинский молчал. Потом и Анна заснула, склонясь усталой головой на свой узел.
— Жид! А ей же богу, пусть меня разобьет ясным громом, если это
не жид, — сказал вдруг
первый Дыма указывая на какого-то господина, одетого в круглую шляпу и в кургузый, потертый пиджак. Хотя рядом с ним стоял молодой барчук, одетый с иголочки и уже вовсе
не похожий на жиденка, — однако, когда господин повернулся, то уже и Матвей убедился с
первого взгляда, что это непременно жид, да еще свой, из-под Могилева или Житомира, Минска или Смоленска, вот будто сейчас с базара, только переоделся в немецкое платье.
Правду сказать, — все
не понравилось Матвею в этой Америке. Дыме тоже
не понравилось, и он был очень сердит, когда они шли с пристани по улицам. Но Матвей знал, что Дыма — человек легкого характера: сегодня ему кто-нибудь
не по душе, а завтра
первый приятель. Вот и теперь он уже крутит ус, придумывает слова и посматривает на американца веселым оком. А Матвею было очень грустно.
Но тут открылось вдруг такое обстоятельство, что у лозищан кровь застыла в жилах. Дело в том, что бумажка с адресом хранилась у Матвея в кисете с табаком. Да как-то, видно, терлась и терлась, пока карандаш на ней совсем
не истерся.
Первое слово видно, что губерния Миннесота, а дальше ни шагу. Осмотрели этот клочок сперва Матвей, потом Дыма, потом позвали девушку, дочь Борка,
не догадается ли она потом вмешался новый знакомый Дымы — ирландец, но ничего и он
не вычитал на этой бумажке.
— Ну, — ответил Джон, — вы еще
не знаете этой стороны, мистер Метью. — И с этими словами он прошел в
первую комнату, сел развязно на стул, а другой подвинул Анне.
Он даже подумал, —
не один ли это из тех бездельников, которые приставали к нему на улице в
первый день приезда.
«А! Подойду к
первому, возьму косу из рук, взмахну раз-другой, так тут уже и без языка поймут, с каким человеком имеют дело… Да и народ, работающий около земли, должен быть проще, а паспорта, наверное,
не спросят в деревне. Только когда, наконец, кончится этот проклятый город?..»
Конечно, если уже человеку жизнь
не мила, то, пожалуй, лестно кинуться с самого большого моста в свете, но, во-первых, это трудно:
не перелезешь через эту сеть проволок и канатов, а во-вторых, мост построен совсем
не для того.
Он представлял себе, как подхватят эту фигуру газеты, враждебные рабочему движению: «
Первым явился какой-то дикарь в фантастическом костюме. Наша страна существует
не для таких субъектов…»
Я усмехнулся и сказал: «Для
первого случая, я
не прочь попасть в президенты».
Но здесь и это простое дело
не умеют сделать как следует. Собралась зачем-то толпа, точно на зверя, все валят в камеру, и здесь сидит на
первом месте вчерашний оборванец, правда, теперь одетый совершенно прилично, хотя без всяких знаков начальственного звания. Матвей стал озираться по сторонам с признаками негодования.
Матвей нанял комнату рядом с Ниловым, обедать они ходили вместе в ресторан. Матвей
не говорил ничего, но ему казалось, что обедать в ресторане — чистое безумие, и он все подумывал о том, что он устроится со временем поскромнее. Когда пришел
первый расчет, он удивился, увидя, что за расходами у него осталось еще довольно денег. Он их припрятал, купив только смену белья.
— Вы пережили самое трудное:
первые шаги, на которых многие здесь гибнут. Теперь вы уже на дороге. Поживите здесь, узнайте страну и людей… И если все-таки вас потянет и после этого… Потянет так, что никто
не в состоянии будет удержать… Ну, тогда…
Нью-йоркские газеты обмолвились о ней лишь краткими и довольно сухими извлечениями фактического свойства, так как в это время на поверхности политической жизни страны появился один из крупных вопросов, поднявших из глубины взволнованного общества все принципы американской политики… нечто вроде бури, точно вихрем унесшей и портреты «дикаря», и веселое личико мисс Лиззи, устроившей родителям сюрприз, и многое множество других знаменитостей, которые, как мотыльки, летают на солнышке газетного дня, пока их
не развеет появление на горизонте
первой тучи.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я
не иначе хочу, чтоб наш дом был
первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Анна Андреевна. Ты, Антоша, всегда готов обещать. Во-первых, тебе
не будет времени думать об этом. И как можно и с какой стати себя обременять этакими обещаниями?
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте
не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела
не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши
не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович,
первый и начните.
«Оставь мне, Господи, // Болезнь мою почетную, // По ней я дворянин!» //
Не вашей подлой хворостью, //
Не хрипотой,
не грыжею — // Болезнью благородною, // Какая только водится // У
первых лиц в империи, // Я болен, мужичье!
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В чем счастие солдатское? // Да
не таись, смотри!» // — А в том, во-первых, счастие, // Что в двадцати сражениях // Я был, а
не убит! // А во-вторых, важней того, // Я и во время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А смерти
не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!