— Алексей, — сказал запорожец, — выведи поскорей своего господина на свежий воздух, а мы тотчас будем за вами. Ну, бояре, — продолжал он, — милости просим на место Юрия Дмитрича; вам вдвоем скучно не будет; вы люди умные, чай,
есть о чем поговорить. Эй, молодцы! пособите им войти в покой, в котором они угощали боярина Милославского.
Неточные совпадения
—
Что б я ни
говорил, кричи только «виновата!», а там уж не твое дело. Третьего дня пропали боярские красна; если тебя
будут о них спрашивать, возьми ковш воды, пошепчи над ним, взгляни на меня, и как я мотну головою, то отвечай,
что они на гумне Федьки Хомяка спрятаны в овине.
Наружность его не имела ничего замечательного: он
был небольшого роста, худощав и, несмотря на осанистую свою бороду и величавую поступь, не походил нимало на важного царедворца; он
говорил беспрестанно
о покойном царе Феодоре Иоанновиче для того, чтоб повторять как можно чаще,
что любимым его стряпчим с ключом
был Лесута-Храпунов.
Мы
говорили уже,
что он полагал почти священной обязанностью мстить за нанесенную обиду и, следовательно, не сомневался,
что Юрий, узнав
о злодейском умысле боярина Кручины, сделается навсегда непримиримым врагом его, то
есть при первом удобном случае постарается отправить его на тот свет.
— Может статься, ты и дело
говоришь, Юрий Дмитрич, — сказал Кирша, почесывая голову, — да удальство-то нас заело! Ну, как сидеть весь век поджавши руки? С тоски умрешь!.. Правда, нам, запорожцам,
есть чем позабавиться: татары-то крымские под боком, а все охота забирает помериться с ясновельможными поляками… Однако ж, боярин, тебе пора, чай, отдохнуть.
Говорят, завтра ранехонько
будет на площади какое-то сходбище; чай, и ты захочешь послушать,
о чем нижегородцы толковать станут.
Старая боярыня крепилась месяца два, наконец не вытерпела и пересказала Федоре, под большою тайной,
что нищая
говорила с ней
о ее внуке, Юрии Дмитриче,
что будто б он натерпится много горя, рано осиротеет и хоть
будет человек ратный, а умрет на своей постеле;
что станет служить иноплеменному государю; полюбит красную девицу, не зная, кто она такова, и
что всего-то чуднее, хоть и женится на ней, а свадьба их
будет не веселее похорон.
О ведьмах не
говорят уже и в самом Киеве; злые духи остались в одних операх, а романтические разбойники, по милости классических капитан-исправников, вовсе перевелись на святой Руси; и бедный путешественник, мечтавший насладиться всеми ужасами ночного нападения, приехав домой, со вздохом разряжает свои пистолеты и разве иногда может похвастаться мужественным своим нападением на станционного смотрителя, который, бог знает почему, не давал ему до самой полуночи лошадей, или победою над упрямым извозчиком, у которого, верно,
было что-нибудь на уме, потому
что он ехал шагом по тяжелой песчаной дороге и, подъезжая к одному оврагу, насвистывал песню.
—
Что это, боярин? Уж не
о смертном ли часе ты
говоришь? Оно правда, мы все под богом ходим, и ты едешь не на свадебный пир; да господь милостив! И если загадывать вперед, так лучше думать,
что не по тебе станут служить панихиду, а ты сам отпоешь благодарственный молебен в Успенском соборе; и верно, когда по всему Кремлю под колокольный звон раздастся: «Тебе бога хвалим», — ты
будешь смотреть веселее теперешнего… А!.. Наливайко! — вскричал отец Еремей, увидя входящего казака. Ты с троицкой дороги? Ну
что?
А назавтра опять белый день, с новым повторением тех же подробностей и того же празднословия! И это не надоедает… напротив! Встречаешься с этим днем, точно с старым другом, с которым всегда
есть о чем поговорить, или как с насиженным местом, где знаешь наверное, куда идти, и где всякая мелочь говорит о каком-нибудь приятном воспоминании.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Нет,
о петербургском ничего нет, а
о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж,
что вы не читаете писем:
есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет,
говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
А поелику навоз производить стало всякому вольно, то и хлеба уродилось столько,
что, кроме продажи, осталось даже на собственное употребление:"Не то
что в других городах, — с горечью
говорит летописец, — где железные дороги [
О железных дорогах тогда и помину не
было; но это один из тех безвредных анахронизмов, каких очень много встречается в «Летописи».
В речи, сказанной по этому поводу, он довольно подробно развил перед обывателями вопрос
о подспорьях вообще и
о горчице, как
о подспорье, в особенности; но оттого ли,
что в словах его
было более личной веры в правоту защищаемого дела, нежели действительной убедительности, или оттого,
что он, по обычаю своему, не
говорил, а кричал, — как бы то ни
было, результат его убеждений
был таков,
что глуповцы испугались и опять всем обществом пали на колени.
Так, например, при Негодяеве упоминается
о некоем дворянском сыне Ивашке Фарафонтьеве, который
был посажен на цепь за то,
что говорил хульные слова, а слова те в том состояли,
что"всем-де людям в еде равная потреба настоит, и кто-де
ест много, пускай делится с тем, кто
ест мало"."И, сидя на цепи, Ивашка умре", — прибавляет летописец.
"
Будучи, выше меры, обременены телесными упражнениями, —
говорит летописец, — глуповцы, с устатку, ни
о чем больше не мыслили, кроме как
о выпрямлении согбенных работой телес своих".