Неточные совпадения
Мы
не думаем,
что далеко уклонимся
от предмета нашего разбора, если, пользуясь случаем, сделаем теперь несколько замечаний о том, какой смысл, по нашему мнению, имеет настоящий патриотизм и
что такое часто прикрывается его именем.
Таким образом,
от идеи своего народа и государства человек,
не останавливающийся: в своем развитии, возвышается посредством изучения чужих народностей до идеи народа и государства вообще и, наконец, постигает отвлеченную идею человечества, так
что в каждом человеке, представляющемся ему, видит прежде всего человека, а
не немца, поляка, жида, русского и пр.
В путанице, образовавшейся
от смешения чужих идей с народным воззрением, г. Жеребцов и
не заметил,
что если в
чем нельзя упрекать Англию, так это именно в недостатке знаний, приложимых в практической деятельности.
Ведь это можно в насмешку повторять слова щедринской талантливой натуры,
что «русский человек без науки все науки прошел», в насмешку можно сказать,
что г. Кокорев,
не имея никаких познаний, внезапно написал гениальное сочинение о предмете, который
от других обыкновенно требует продолжительных занятий и серьезного изучения.
Но разделяющие знание
от мышления говорят,
что не все люди одарены одинаковой способностью комбинировать те данные, которые им представляются, и
что отсюда-то и происходит разнообразие выводов, какие делаются различными людьми об одних и тех же предметах.
Мы предвидим, впрочем,
что приверженцы взгляда, излагаемого г. Жеребцовым, скажут нам,
что любовь к добру есть чувство, врожденное человеку, и
от знания
не зависит. Мы готовы согласиться с этим, потому
что сами определяем природный эгоизм человека стремлением к возможно большему добру. Но тут, как назло, непременно является неотвязный вопрос: в
чем же добро-то? Для разрешения этого вопроса опять-таки неизбежно знание. А как быть, ежели его нет?
Нам совестно было бы постоянно следить за г. Жеребцовым в его промахах, выдумках и искажениях фактов русской истории, и мы надеемся,
что читатель этого
от нас
не потребует.
Такой смысл придает г. Жеребцов статье договора, где говорится о послах и гостях: «Иже посылаеми бывают
от них ели и гостье, да приносить грамоту, пишюче сице: яко послах корабль селько. И
от тех да увемы и мы, яко с миром приходят». Кажется, это
не совсем то,
что выводит г. Жеребцов.
Так, например, он удерживается
от всяких заключений относительно смерти царевича Димитрия и говорит о Годунове,
что «историческое беспристрастие налагает на нас обязанность
не позорить память гениального человека, взводя на него преступление, которое было ему приписываемо особенно потому,
что оно ему именно принесло выгоду» (том I, стр. 229).
Мы так разучились рассуждать,
что теперь готовы, разинув рот, слушать всякое рассуждение и приходить
от него в восторг только потому,
что это все-таки резонное рассуждение, а
не бессмысленно заданный урок, который мы должны бессмысленно выучить.
Все бедствия, причиненные ею, должно приписать тому,
что мы
не убереглись
от влияния Запада.
Ведь, конечно, между читателями г. Жеребцова весьма немного найдется таких, которые бы
не знали,
что история народов зависит в своем ходе
от некоторых законов, более общих, нежели произвол отдельных личностей.
Жеребцов
не знает этого или
не хочет знать и предполагает,
что пышными фразами можно читателям отвести глаза
от таких ясных и простых вещей.
Роскошь, с этой точки зрения, составляет действительно одно из главных проявлений общественной безнравственности, но только вовсе
не потому,
что она разнеживает, расслабляет человека, отводит его мысли
от возвышенных идей к материальным наслаждениям и т. п.
Он говорит,
что «политическая система государей московских заслуживала удивление своею мудростию, имея целию одно благоденствие народа», и
что «народ, избавленный князьями московскими
от бедствий внутреннего междоусобия и внешнего ига,
не жалел о своих древних вечах и сановниках; довольный действием,
не спорил о правах.
Укажем только на то,
что даже высшие бояре
не изъяты были
от телесного наказания.
Вообще в XIII и XIV веках, по замечанию Карамзина, само законодательство наше было таково,
что вело к злоупотреблениям: ни вы
чем не было твердых оснований, все зависело
от произвола (Карамзин, V, 226).
Но тем
не менее они подтверждали своим авторитетом тот факт,
что жена находится в полной зависимости
от мужа.
Анна Гавриловна, — всегда обыкновенно переезжавшая и жившая с Еспером Иванычем в городе, и видевши, что он почти каждый вечер ездил к князю, — тоже, кажется, разделяла это мнение, и один только ум и высокие качества сердца удерживали ее в этом случае: с достодолжным смирением она сознала, что не могла же собою наполнять всю жизнь Еспера Иваныча, что, рано или поздно, он должен был полюбить женщину, равную ему по положению и по воспитанию, — и как некогда принесла ему в жертву свое материнское чувство, так и теперь задушила в себе чувство ревности, и (что бы там на сердце ни было) по-прежнему была весела, разговорчива и услужлива, хотя впрочем, ей и огорчаться было
не от чего…
Неточные совпадения
Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О ты,
что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..» Ну и другие… теперь
не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая
от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного
не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта,
что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это
от судьи триста; это
от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Лука Лукич.
Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще
не видывал. Он-то ее сделал
от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Помалчивали странники, // Покамест бабы прочие //
Не поушли вперед, // Потом поклон отвесили: // «Мы люди чужестранные, // У нас забота есть, // Такая ли заботушка, //
Что из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила
от еды.
— Коли всем миром велено: // «Бей!» — стало, есть за
что! — // Прикрикнул Влас на странников. — //
Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли там десятого // Пороли?..
Не до шуток им. // Гнусь-человек! —
Не бить его, // Так уж кого и бить? //
Не нам одним наказано: //
От Тискова по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — // Чай, через все четырнадцать // Прогнали, как сквозь строй! —