Вот пришёл я в некий грязный ад: в лощине, между гор, покрытых изрубленным лесом, припали на земле корпуса; над крышами у них пламя кверху рвётся, высунулись в небо длинные трубы, отовсюду сочится пар и дым, земля сажей испачкана, молот гулко ухает; грохот, визг и дикий скрип сотрясают дымный воздух. Всюду железо, дрова, кирпич, дым, пар,
вонь, и в этой ямине, полной всякой тяжкой всячины, мелькают люди, чёрные, как головни.
Дотронешься до такого человека, отворишь дверь в него, и на тебя пахнет
вонью разложения, и в воздух, которым ты дышишь, вольется струя какой-то затхлой дряни…
Гнилое вандергудовское болото, в котором Я сижу до самых глаз, обволакивает Меня тиной, дурманит Мое сознание своими ядовитыми парами, душит нестерпимой
вонью разложения.
Какой в России, однако же, воздух несвежий! Какой-то промозглый, душный… Терпеть не могу России!.. Невежество,
вонь… Бррр… То ли дело… Вы были хоть раз в Париже?
А под ротондой, с обнаженными ребрами стропил, гниет дохлая собака, и тянется по улицам кислая
вонь от выгребных ям, и пыль в воздухе, и облупившиеся стены домов.