Неточные совпадения
Она говорила
не много, спокойно и
без необыкновенных слов, и очень редко сердилась, но всегда
не «по-летнему», шумно и грозно, как мать Лидии, а «по-зимнему».
— Папа хочет, чтоб она уехала за границу, а она
не хочет, она боится, что
без нее папа пропадет. Конечно, папа
не может пропасть. Но он
не спорит с ней, он говорит, что больные всегда выдумывают какие-нибудь страшные глупости, потому что боятся умереть.
Клима он перестал замечать, так же, как раньше Клим
не замечал его, а на мать смотрел обиженно, как будто наказанный ею
без вины.
Случилась ее кончина
без супруга и
без сына.
Там, в Крапивне, гремел бал;
Никто этого
не знал.
Телеграмму о смерти получили
И со свадьбы укатили.
Здесь лежит супруга-мать
Ольга, что бы ей сказать
Для души полезное?
Царство ей небесное».
Когда он рассказывал о прочитанных книгах, его слушали недоверчиво,
без интереса и многого
не понимали.
Летом, на другой год после смерти Бориса, когда Лидии минуло двенадцать лет, Игорь Туробоев отказался учиться в военной школе и должен был ехать в какую-то другую, в Петербург. И вот, за несколько дней до его отъезда, во время завтрака, Лидия решительно заявила отцу, что она любит Игоря,
не может
без него жить и
не хочет, чтоб он учился в другом городе.
Но говорила
без досады, а ласково и любовно. На висках у нее появились седые волосы, на измятом лице — улыбка человека, который понимает, что он родился неудачно,
не вовремя, никому
не интересен и очень виноват во всем этом.
Он произнес эти три слова
без досады и зависти,
не брезгуя,
не удивляясь и так, что последнее слово прозвучало лишним. Потом усмехнулся и рассказал...
— О женщине нужно говорить стихами;
без приправы эта пища неприемлема. Я —
не люблю стихов.
— Себя, конечно. Себя, по завету древних мудрецов, — отвечал Макаров. — Что значит — изучать народ? Песни записывать? Девки поют постыднейшую ерунду. Старики вспоминают какие-то панихиды. Нет, брат, и
без песен
не весело, — заключал он и, разглаживая пальцами измятую папиросу, которая казалась набитой пылью, продолжал...
— Позволь, позволь, — кричал ей Варавка, — но ведь эта любовь к людям, — кстати, выдуманная нами, противная природе нашей, которая жаждет
не любви к ближнему, а борьбы с ним, — эта несчастная любовь ничего
не значит и
не стоит
без ненависти,
без отвращения к той грязи, в которой живет ближний! И, наконец,
не надо забывать, что духовная жизнь успешно развивается только на почве материального благополучия.
— Ты матери
не говорил об этом? Нет? И
не говори, прошу. Они и
без этого
не очень любят друг друга. Я — пошел.
— Я
не могу представить себе свободного человека
без права и
без желания власти над ближними.
Они все более или менее похожи на Кутузова, но
без его смешного, мужицкого снисхождения к людям, понять которых он
не может или
не хочет.
Ночью он прочитал «Слепых» Метерлинка. Монотонный язык этой драмы
без действия загипнотизировал его, наполнил смутной печалью, но смысл пьесы Клим
не уловил. С досадой бросив книгу на пол, он попытался заснуть и
не мог. Мысли возвращались к Нехаевой, но думалось о ней мягче. Вспомнив ее слова о праве людей быть жестокими в любви, он спросил себя...
Дмитрий Самгин стукнул ложкой по краю стола и открыл рот, но ничего
не сказал, только чмокнул губами, а Кутузов, ухмыляясь, начал что-то шептать в ухо Спивак. Она была в светло-голубом,
без глупых пузырей на плечах, и это гладкое, лишенное украшений платье, гладко причесанные каштановые волосы усиливали серьезность ее лица и неласковый блеск спокойных глаз. Клим заметил, что Туробоев криво усмехнулся, когда она утвердительно кивнула Кутузову.
Для Клима наступило тяжелое время. Отношение к нему резко изменилось, и никто
не скрывал этого. Кутузов перестал прислушиваться к его скупым, тщательно обдуманным фразам, здоровался равнодушно,
без улыбки. Брат с утра исчезал куда-то, являлся поздно, усталый; он худел, становился неразговорчив, при встречах с Климом конфузливо усмехался. Когда Клим попробовал объясниться, Дмитрий тихо, но твердо сказал...
Лютов произнес речь легко,
без пауз; по словам она должна бы звучать иронически или зло, но иронии и злобы Клим
не уловил в ней. Это удивило его. Но еще более удивительно было то, что говорил человек совершенно трезвый. Присматриваясь к нему, Клим подумал...
— Подруги упрекают меня, дескать — польстилась девушка на деньги, — говорила Телепнева, добывая щипчиками конфекты из коробки. — Особенно язвит Лидия, по ее законам необходимо жить с милым и чтобы — в шалаше. Но — я бытовая и водевильная, для меня необходим приличный домик и свои лошади. Мне заявлено: «У вас, Телепнева, совершенно отсутствует понимание драматизма». Это сказал
не кто-нибудь, а — сам, он, который сочиняет драмы. А с милым
без драмы —
не прожить, как это доказано в стихах и прозе…
— Милые подруги, это — свинство! — кричала Сомова. — Приехали и — молчите, зная, что я
без вас жить
не могу.
Он
не доверял случайным мыслям, которые изредка являлись у него откуда-то со стороны,
без связи с определенным лицом или книгой.
— У литератора Писемского судьбою тоже кухарка была; он
без нее на улицу
не выходил. А вот моя судьба все еще
не видит меня.
— А Томилин из операций своих исключает и любовь и все прочее. Это, брат,
не плохо.
Без обмана. Ты что
не зайдешь к нему? Он знает, что ты здесь. Он тебя хвалит: это, говорит, человек независимого ума.
— Все-таки
не обошлось
без умненького разговорчика! Ох, загонят меня эти разговорчики куда-то, «иде же несть ни печали, ни воздыхания, но жизнь»… скоротечная.
— Представь — играю! — потрескивая сжатыми пальцами, сказал Макаров. — Начал по слуху, потом стал брать уроки… Это еще в гимназии. А в Москве учитель мой уговаривал меня поступить в консерваторию. Да. Способности, говорит. Я ему
не верю. Никаких способностей нет у меня. Но —
без музыки трудно жить, вот что, брат…
Клим удивлялся. Он
не подозревал, что эта женщина умеет говорить так просто и шутливо. Именно простоты он
не ожидал от нее; в Петербурге Спивак казалась замкнутой, связанной трудными думами. Было приятно, что она говорит, как со старым и близким знакомым. Между прочим она спросила: с дровами сдается флигель или
без дров, потом поставила еще несколько очень житейских вопросов, все это легко, мимоходом.
— Что это значит — мир, если посмотреть правильно? — спросил человек и нарисовал тремя пальцами в воздухе петлю. — Мир есть земля, воздух, вода, камень, дерево.
Без человека — все это никуда
не надобно.
— Комическое — тоже имеется; это ведь сочинение длинное, восемьдесят шесть стихов.
Без комического у нас нельзя — неправда будет. Я вот похоронил, наверное,
не одну тысячу людей, а ни одних похорон
без комического случая —
не помню. Вернее будет сказать, что лишь такие и памятны мне. Мы ведь и на самой горькой дороге о смешное спотыкаемся, такой народ!
Самгин утверждался в своем взгляде: человек есть система фраз; иногда он замечал, что этот взгляд освещает
не всего человека, но ведь «нет правила
без исключений».
Клим, давно заметив эту его привычку, на сей раз почувствовал, что Дронов
не находит для историка темных красок да и говорит о нем равнодушно,
без оживления, характерного во всех тех случаях, когда он мог обильно напудрить человека пылью своей злости.
Это —
не тот город, о котором сквозь зубы говорит Иван Дронов, старается смешно писать Робинзон и пренебрежительно рассказывают люди, раздраженные неутоленным честолюбием, а может быть, так или иначе, обиженные действительностью, неблагожелательной им. Но на сей раз Клим подумал об этих людях
без раздражения, понимая, что ведь они тоже действительность, которую так благосклонно оправдывал чистенький историк.
— Вот, например, англичане: студенты у них
не бунтуют, и вообще они — живут
без фантазии,
не бредят, потому что у них — спорт. Мы на Западе плохое — хватаем, а хорошего —
не видим. Для народа нужно чаще устраивать религиозные процессии, крестные хода. Папизм — чем крепок? Именно — этими зрелищами, театральностью. Народ постигает религию глазом, через материальное. Поклонение богу в духе проповедуется тысячу девятьсот лет, но мы видим, что пользы в этом мало, только секты расплодились.
Спивак, идя по дорожке, присматриваясь к кустам, стала рассказывать о Корвине тем тоном, каким говорят, думая совершенно о другом, или для того, чтоб
не думать. Клим узнал, что Корвина, больного,
без сознания, подобрал в поле приказчик отца Спивак; привез его в усадьбу, и мальчик рассказал, что он был поводырем слепых; один из них, называвший себя его дядей, был
не совсем слепой, обращался с ним жестоко, мальчик убежал от него, спрятался в лесу и заболел, отравившись чем-то или от голода.
—
Не все, — ответил Иноков почему-то виноватым тоном. — Мне Пуаре рассказал, он очень много знает необыкновенных историй и любит рассказывать.
Не решил я — чем кончить? Закопал он ребенка в снег и ушел куда-то, пропал
без вести или — возмущенный бесплодностью любви — сделал что-нибудь злое? Как думаете?
— Пригласил вас, чтоб лично вручить бумаги ваши, — он постучал тупым пальцем по стопке бумаг, но
не подвинул ее Самгину, продолжая все так же: — Кое-что прочитал и
без комплиментов скажу — оч-чень интересно! Зрелые мысли, например: о необходимости консерватизма в литературе. Действительно, батенька, черт знает как начали писать; смеялся я, читая отмеченные вами примерчики: «В небеса запустил ананасом, поет басом» — каково?
Ротмистр снял очки, обнажив мутно-серые, влажные глаза в опухших веках
без ресниц, чернобородое лицо его расширилось улыбкой; он осторожно прижимал к глазам платок и говорил, разминая слова языком,
не торопясь...
А в городе все знакомые тревожно засуетились, заговорили о политике и, относясь к Самгину с любопытством, утомлявшим его, в то же время говорили, что обыски и аресты — чистейшая выдумка жандармов, пожелавших обратить на себя внимание высшего начальства. Раздражал Дронов назойливыми расспросами, одолевал Иноков внезапными визитами, он приходил почти ежедневно и вел себя
без церемонии, как в трактире. Все это заставило Самгина уехать в Москву,
не дожидаясь возвращения матери и Варавки.
Выругавшись, рассматривал свои ногти или закуривал тоненькую, «дамскую» папиросу и молчал до поры, пока его
не спрашивали о чем-нибудь. Клим находил в нем и еще одно странное сходство — с Диомидовым; казалось, что Тагильский тоже, но
без страха, уверенно ждет, что сейчас явятся какие-то люди, — может быть, идиоты, — и почтительно попросят его...
— А я
не моту думать
без жалости, — говорила она.
Что Любаша
не такова, какой она себя показывала, Самгин убедился в этом, присутствуя при встрече ее с Диомидовым. Как всегда, Диомидов пришел внезапно и тихо, точно из стены вылез. Волосы его были обриты и обнаружили острый череп со стесанным затылком, большие серые уши
без мочек. У него опухло лицо, выкатились глаза, белки их пожелтели, а взгляд был тоскливый и невидящий.
Самгин
не мог представить себе, чтоб эта кругленькая Матрешка, будто бы неспособная думать
без жалости, могла до такой степени жестко и ядовито говорить с человеком полубольным.
Учился он автоматически,
без увлечения, уже сознавая, что сделал ошибку, избрав юридический факультет. Он
не представлял себя адвокатом, произносящим речи в защиту убийц, поджигателей, мошенников. У него вообще
не было позыва к оправданию людей, которых он видел выдуманными, двуличными и так или иначе мешавшими жить ему, человеку своеобразного духовного строя и даже как бы другой расы.
— Я — смешанных воззрений. Роль экономического фактора — признаю, но и роль личности в истории — тоже. Потом — материализм: как его ни толкуйте, а это учение пессимистическое, революции же всегда делались оптимистами.
Без социального идеализма,
без пафоса любви к людям революции
не создашь, а пафосом материализма будет цинизм.
Самгин
не знал, но почему-то пошевелил бровями так, как будто о дяде Мише излишне говорить; Гусаров оказался блудным сыном богатого подрядчика малярных и кровельных работ, от отца ушел еще будучи в шестом классе гимназии, учился в казанском институте ветеринарии, был изгнан со второго курса, служил приказчиком в богатом поместье Тамбовской губернии, матросом на волжских пароходах, а теперь —
без работы, но ему уже обещано место табельщика на заводе.
— Вот вы пишете: «Двух станов
не боец» — я
не имею желания быть даже и «случайным гостем» ни одного из них», — позиция совершенно невозможная в наше время! Запись эта противоречит другой, где вы рисуете симпатичнейший образ старика Козлова, восхищаясь его знанием России, любовью к ней. Любовь, как вера,
без дел — мертва!
Он был похож на приказчика из хорошего магазина галантереи, на человека, который с утра до вечера любезно улыбается барышням и дамам; имел самодовольно глупое лицо здорового парня; такие лица,
без особых примет, настолько обычны, что
не остаются в памяти. В голубоватых глазах — избыток ласковости, и это увеличивало его сходство с приказчиком.
Самгину
не верилось, что этот франтоватый парень был студентом, но он подумал, что «осведомители» полковника Васильева, наверное, вот такие люди
без лица.
—
Не обижай Алешку, — просила она Любашу и
без паузы, тем же тоном — брату: — Прекрати фокусы! Налейте крепкого, Варя! — сказала она, отодвигая от себя недопитую чашку чая. Клим подозревал, что все это говорится ею
без нужды и что она, должно быть, очень избалована, капризна, зла. Сидя рядом с ним, заглядывая в лицо его, она спрашивала...
— Ну, знаете, я до пряностей
не охотник; мне мои щи и
без перца вкусны, — сказал Кутузов, улыбаясь. — Я люблю музыку, а
не слова, приделанные к ней…
Затем он сознался, что плохо понимает, чего хотят поэты-символисты, но ему приятно, что они
не воспевают страданий народа,
не кричат «вперед,
без страха и сомненья» и о заре «святого возрожденья».