Неточные совпадения
«Я понял бы ваши слезы, если б это были слезы зависти, — сказал я, — если б вам было жаль, что на мою, а
не на вашу долю выпадает быть там, где из нас почти никто
не бывает, видеть чудеса, о которых здесь и мечтать трудно, что мне открывается вся великая книга, из которой едва кое-кому удается прочесть первую страницу…» Я говорил ей
хорошим слогом.
Лучше и
не засыпать тогда: все равно после проснешься поневоле.
Иногда на другом конце заведут стороной, вполголоса, разговор, что вот зелень
не свежа, да и дорога, что кто-нибудь будто был на берегу и видел
лучше, дешевле.
Если путешествуешь
не для специальной цели, нужно, чтобы впечатления нежданно и незванно сами собирались в душу; а к кому они так
не ходят, тот
лучше не путешествуй.
Не мешая ни глубокому образованию, даже учености, никакому специальному направлению, оно выработывает много
хороших сторон,
не дает глохнуть порядочным качествам, образует весь характер и, между прочим, учит скрывать
не одни свои недостатки, но и достоинства, что гораздо труднее.
Португальцы поставили носилки на траву. «Bella vischta, signor!» — сказали они. В самом деле, прекрасный вид! Описывать его смешно. Уж
лучше снять фотографию: та, по крайней мере, передаст все подробности. Мы были на одном из уступов горы, на половине ее высоты… и того нет: под ногами нашими целое море зелени, внизу город, точно игрушка; там чуть-чуть видно, как ползают люди и животные, а дальше вовсе
не игрушка — океан; на рейде опять игрушки — корабли, в том числе и наш.
«Да, это
не то вино, что подавали проводникам: это положительно
хорошая мадера».
Лучше, кажется, и
не выдумаешь вина.
Действительно, нет
лучше плода: мягкий, нежный вкус, напоминающий сливочное мороженое и всю свежесть фрукта с тонким ароматом. Плод этот, когда поспеет, надо есть ложечкой. Если
не ошибаюсь, по-испански он называется нона. Обед тянулся довольно долго, по-английски, и кончился тоже по-английски: хозяин сказал спич, в котором изъявил удовольствие, что второй раз уже угощает далеких и редких гостей, желал счастливого возвращения и звал вторично к себе.
Все прекрасно —
не правда ли?» — «Хорошо, только ничего особенного: так же, как и у нас в
хороший летний день…» Вы хмуритесь?
А съевши один апельсин, я должен был сознаться, что
хороших апельсинов до этой минуты никогда
не ел.
Празднуя масленицу, они
не могли
не вспомнить катанья по льду и заменили его ездой друг на друге удачнее, нежели Петр Александрович икру заменил сардинами. Глядя, как забавляются, катаясь друг на друге, и молодые, и усачи с проседью, расхохочешься этому естественному, национальному дурачеству: это
лучше льняной бороды Нептуна и осыпанных мукой лиц.
«А этот господин игрок, в красной куртке, вовсе
не занимателен, — заметил, зевая, барон, —
лучше гораздо идти лечь спать».
Горы
не смотрели так угрюмо и неприязненно, как накануне; они старались выказать, что было у них получше, хотя
хорошего, правду сказать, было мало, как солнце ни золотило их своими лучами.
Но стекло ни завтра, ни послезавтра, ни во вторичный мой приезд в Капштат вставлено
не было, да и теперь, я уверен, так же точно, как и прежде, в него дует ветер и хлещет дождь, а в
хорошую погоду летают комары.
«Очень
хорошая!» — ответил я, и затем он больше меня ни о чем
не спрашивал.
Удобна ли квартира, покойно ли кресло, есть
хороший вид, прохлада — мне
не хочется дальше.
«
Не стоит ему давать таких
хороших сигар: он толку
не знает, — прибавил он потом, — а вот
лучше подарите ему это».
Европейцы ходят… как вы думаете, в чем? В полотняных шлемах! Эти шлемы совершенно похожи на шлем Дон Кихота. Отчего же
не видать соломенных шляп? чего бы, кажется,
лучше: Манила так близка, а там превосходная солома. Но потом я опытом убедился, что солома слишком жидкая защита от здешнего солнца. Шлемы эти делаются двойные с пустотой внутри и маленьким отверстием для воздуха. Другие, особенно шкипера, носят соломенные шляпы, но обвивают поля и тулью ее белой материей, в виде чалмы.
На все такие места, как Сингапур, то есть торговые и складочные, я смотрю
не совсем благосклонно, или,
лучше,
не совсем весело.
От Гонконга до островов Бонин-Cима, куда нам следовало идти, всего 1600 миль; это в кругосветном плавании составляет
не слишком большой переход, который, при
хорошем, попутном ветре, совершается в семь-восемь дней.
От островов Бонинсима до Японии —
не путешествие, а прогулка, особенно в августе: это лучшее время года в тех местах. Небо и море спорят друг с другом, кто
лучше, кто тише, кто синее, — словом, кто более понравится путешественнику. Мы в пять дней прошли 850 миль. Наше судно, как старшее, давало сигналы другим трем и одно из них вело на буксире. Таща его на двух канатах, мы могли видеться с бывшими там товарищами; иногда перемолвим и слово, написанное на большой доске складными буквами.
Говорят, у французов делают презервы
лучше:
не знаю.
Они сами производят себя от небесных духов, а потом соглашаются
лучше происходить с севера, от курильцев, лишь
не от китайцев.
Они такой порядок устроили у себя, что если б и захотели
не отказать или вообще сделать что-нибудь такое, чего
не было прежде, даже и
хорошее, так
не могут, по крайней мере добровольно.
Губернатору
лучше бы, если б мы, минуя Нагасаки, прямо в Едо пришли: он отслужил свой год и, сдав должность другому, прибывшему на смену, готовился отправиться сам в Едо, домой, к семейству, которое удерживается там правительством и служит порукой за мужа и отца, чтоб он
не нашалил как-нибудь на границе.
«
Лучше: ноги
не горят, да и палубы
не затопчешь сапогами».
Едешь
не торопясь, без сроку, по своей надобности, с
хорошими спутниками; качки нет, хотя и тряско, но то
не беда.
Впрочем, всем другим нациям простительно
не уметь наслаждаться
хорошим чаем: надо знать, что значит чашка чаю, когда войдешь в трескучий, тридцатиградусный мороз в теплую комнату и сядешь около самовара, чтоб оценить достоинство чая. С каким наслаждением пили мы чай, который привез нам в Нагасаки капитан Фуругельм! Ящик стоит 16 испанских талеров; в нем около 70 русских фунтов; и какой чай! У нас он продается
не менее 5 руб. сер. за фунт.
В шесть часов мы были уже дома и сели за третий обед — с чаем. Отличительным признаком этого обеда или «ужина», как упрямо называл его отец Аввакум, было отсутствие супа и присутствие сосисок с перцем, или,
лучше, перца с сосисками, — так было его много положено. Чай тоже, кажется, с перцем. Есть мы, однако ж,
не могли: только шкиперские желудки флегматически поглощали мяса через три часа после обеда.
Адмирал
не взял на себя труда догадываться, зачем это, тем более что японцы верят в счастливые и несчастливые дни, и согласился
лучше поехать к ним, лишь бы за пустяками
не медлить, а заняться делом.
Вы улыбаетесь при слове «отваливать»: в
хорошем обществе оно
не в ходу; но у нас здесь «отваливай» — фешенебельное слово.
Японские лодки непременно хотели пристать все вместе с нашими: можете себе представить, что из этого вышло. Одна лодка становилась поперек другой, и все стеснились так, что если б им поручили
не пустить нас на берег, то они
лучше бы сделать
не могли того, как сделали теперь, чтоб пустить.
И когда видишь японцев, сидящих на пятках, то скажешь только, что эта вся амуниция как нельзя
лучше пригнана к сидячему положению и что тогда она
не лишена своего рода величавости и даже красива.
Старик заговорил опять такое же форменное приветствие командиру судна; но эти официальные выражения чувств, очень
хорошие в устах Овосавы, как-то
не шли к нему.
«Что ж, нет у них
лучше, или
не может дать сиогун?» Как нет! едва ли в Лионе делают материи
лучше тех, которые мы видели на платьях полномочных.
Вообще весь рейд усеян мелями и рифами. Беда входить на него без
хороших карт! а тут одна только карта и есть порядочная — Бичи. Через час катер наш, чуть-чуть задевая килем за каменья обмелевшей при отливе пристани, уперся в глинистый берег. Мы выскочили из шлюпки и очутились — в саду
не в саду и
не в лесу, а в каком-то парке, под непроницаемым сводом отчасти знакомых и отчасти незнакомых деревьев и кустов. Из наших северных знакомцев было тут немного сосен, а то все новое, у нас невиданное.
Вы
лучше подождите, — заключил я, — когда учредятся европейские фактории, которые, конечно, выговорят себе право отправлять дома богослужение, и вы сначала везите священные книги и предметы в эти фактории, чего японцы par le temps qui court запретить уже
не могут, а от них исподволь, понемногу, перейдут они к японцам».
Нужды нет, что в двух шагах от Китая, но
не достанешь и чашки
хорошего чаю.
Отель был единственное сборное место в Маниле для путешественников, купцов, шкиперов. Беспрестанно по комнатам проходят испанцы, американцы, французские офицеры, об одном эполете, и наши. Французы, по обыкновению, кланяются всем и каждому; англичане, по такому же обыкновению, стараются ни на кого
не смотреть; наши делают и то и другое, смотря по надобности, и в этом случае они
лучше всех.
Меня в самом деле почти
не кусали комары, но я все-таки
лучше бы, уж так и быть, допустил двух-трех комаров в постель, нежели ящерицу.
Одна церковь, впрочем,
лучше других, побогаче, чище, светлее. В ней мало живописи и тусклой позолоты; она
не обременена украшениями; и прихожане в ней получше, чище одеты и приличнее на вид, нежели в других местах.
«Или они под паром, эти поля, — думал я, глядя на пустые, большие пространства, — здешняя почва так же ли нуждается в отдыхе, как и наши северные нивы, или это нерадение, лень?» Некого было спросить; с нами ехал К. И. Лосев,
хороший агроном и практический хозяин, много лет заведывавший большим имением в России, но знания его останавливались на пшенице, клевере и далее
не шли.
Видно, уж так заведено в мире, что на Волге и Урале
не купишь на рынках
хорошей икры; в Эперне
не удастся выпить бутылки
хорошего шампанского, а в Торжке
не найдешь теперь и знаменитых пожарских котлет: их
лучше делают в Петербурге.
Но если кто пожелает непременно иметь
хорошие сигары
не в большом количестве, тот, без всяких фактур и заказов, обращается к кому-нибудь из служащих на фабрике или приходит прямо и просто, как говорил мой провожатый, заказывает, сколько ему нужно, и получает за ту же цену мимо администрации, мимо магазина, куда деньги за эти сигары, конечно, уже
не поступают.
Сначала взяли было один, а потом постепенно и все четыре рифа. Медленно, туго шли мы, или,
лучше сказать, толклись на одном месте. Долго шли одним галсом, и 8-го числа воротились опять на то же место, где были 7-го. Килевая качка несносная, для меня, впрочем, она
лучше боковой,
не толкает из угла в угол, но кого укачивает, тем невыносимо.
Нам прислали быков и зелени. Когда поднимали с баркаса одного быка, вдруг петля сползла у него с брюха и остановилась у шеи; бык стал было задыхаться, но его быстро подняли на палубу и освободили. Один матрос на баркасе, вообразив, что бык упадет назад в баркас, предпочел
лучше броситься в воду и плавать, пока бык будет падать; но падение
не состоялось, и предосторожность его возбудила общий хохот, в том числе и мой, как мне ни было скучно.
Прошли остров Чусима. С него в
хорошую погоду видно и на корейский, и на японский берега. Кое-где плавали рыбацкие лодчонки, больше ничего
не видать; нет жизни, все мертво на этих водах. Японцы говорят, что корейцы редко, только случайно, заходят к ним, с товарами или за товарами.
Даже на наши вопросы, можно ли привезти к ним товары на обмен, они отвечали утвердительно. Сказали ли бы все это японцы, ликейцы, китайцы? — ни за что. Видно, корейцы еще
не научены опытом,
не жили внешнею жизнью и
не успели выработать себе политики. Да
лучше если б и
не выработали: скорее и легче переступили бы неизбежный шаг к сближению с европейцами и к перевоспитанию себя.
Люди наши, заслышав приказ, вытащили весь багаж на палубу и стояли в ожидании, что делать. Между вещами я заметил зонтик, купленный мной в Англии и валявшийся где-то в углу каюты. «Это зачем ты взял?» — спросил я Тимофея. «Жаль оставить», — сказал он. «Брось за борт, — велел я, — куда всякую дрянь везти?» Но он уцепился и сказал, что ни за что
не бросит, что эта вещь
хорошая и что он охотно повезет ее через всю Сибирь. Так и сделал.