Я от этого преследования чуть не захворала, не видалась ни с кем, не писала
ни к кому, и даже к тебе, и чувствовала себя точно в тюрьме. Он как будто играет, может быть даже нехотя, со мной. Сегодня холоден, равнодушен, а завтра опять глаза у него блестят, и я его боюсь, как боятся сумасшедших. Хуже всего то, что он сам не знает себя, и потому нельзя положиться на его намерения и обещания: сегодня решится на одно, а завтра сделает другое.
Неточные совпадения
— Как прощай: а портрет Софьи!.. На днях начну. Я забросил академию и не видался
ни с
кем. Завтра пойду
к Кирилову: ты его знаешь?
Этого еще никогда
ни с
кем не случалось,
кто приходил
к ней. Даже и невпечатлительные молодые люди, и те остановят глаза прежде всего на ней.
Я вижу, где обман, знаю, что все — иллюзия, и не могу
ни к чему привязаться, не нахожу
ни в чем примирения: бабушка не подозревает обмана
ни в чем и
ни в
ком, кроме купцов, и любовь ее, снисхождение, доброта покоятся на теплом доверии
к добру и людям, а если я… бываю снисходителен, так это из холодного сознания принципа, у бабушки принцип весь в чувстве, в симпатии, в ее натуре!
Но, несмотря на страсть
к танцам, ждет с нетерпением лета, поры плодов, любит, чтобы много вишен уродилось и арбузы вышли большие, а яблоков народилось бы столько, как
ни у
кого в садах.
— В городе все говорят о вас и все в претензии, что вы до сих пор
ни у
кого не были,
ни у губернатора,
ни у архиерея,
ни у предводителя, — обратилась Крицкая
к Райскому.
«Надо узнать, от
кого письмо, во что бы то
ни стало, — решил он, — а то меня лихорадка бьет. Только лишь узнаю, так успокоюсь и уеду!» — сказал он и пошел
к ней тотчас после чаю.
А ничего этого не было. Вера явилась тут еще в новом свете. В каждом ее взгляде и слове, обращенном
к Тушину, Райский заметил прежде всего простоту, доверие, ласку, теплоту, какой он не заметил у ней в обращении
ни с
кем, даже с бабушкой и Марфенькой.
Ни с
кем она так охотно не пила кофе,
ни с
кем не говорила так охотно секретов, находя, может быть, в Анне Ивановне сходство с собой в склонности
к хозяйству, а больше всего глубокое уважение
к своей особе,
к своему роду, фамильным преданиям.
Вера вечером пришла
к ужину, угрюмая, попросила молока, с жадностью выпила стакан и
ни с
кем не сказала
ни слова.
— В Ивана Ивановича — это хуже всего. Он тут
ни сном,
ни духом не виноват… Помнишь, в день рождения Марфеньки, — он приезжал, сидел тут молча,
ни с
кем ни слова не сказал, как мертвый, и ожил, когда показалась Вера? Гости видели все это. И без того давно не тайна, что он любит Веру; он не мастер таиться. А тут заметили, что он ушел с ней в сад, потом она скрылась
к себе, а он уехал… Знаешь ли, зачем он приезжал?
В городе вообще ожидали двух событий: свадьбы Марфеньки с Викентьевым, что и сбылось, — и в перспективе свадьбы Веры с Тушиным. А тут вдруг, против ожидания, произошло что-то непонятное. Вера явилась на минуту в день рождения сестры, не сказала
ни с
кем почти слова и скрылась с Тушиным в сад, откуда ушла
к себе, а он уехал, не повидавшись с хозяйкой дома.
— Иван Иванович! — сказала она с упреком, — за
кого вы нас считаете с Верой? Чтобы заставить молчать злые языки, заглушить не сплетню, а горькую правду, — для этого воспользоваться вашей прежней слабостью
к ней и великодушием? И потом, чтоб всю жизнь —
ни вам,
ни ей не было покоя! Я не ожидала этого от вас!..
— И что? — допытывался я уже на другой день на рейде, ибо там, за рифами, опять
ни к кому приступу не было: так все озабочены. Да почему-то и неловко было спрашивать, как бывает неловко заговаривать, где есть трудный больной в доме, о том, выздоровеет он или умрет?
Неточные совпадения
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда //
Ни думать,
ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — //
К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
Поймал его Пахомушка, // Поднес
к огню, разглядывал // И молвил: «Пташка малая, // А ноготок востер! // Дыхну — с ладони скатишься, // Чихну — в огонь укатишься, // Щелкну — мертва покатишься, // А все ж ты, пташка малая, // Сильнее мужика! // Окрепнут скоро крылышки, // Тю-тю! куда
ни вздумаешь, // Туда и полетишь! // Ой ты, пичуга малая! // Отдай свои нам крылышки, // Все царство облетим, // Посмотрим, поразведаем, // Поспросим — и дознаемся: //
Кому живется счастливо, // Вольготно на Руси?»
Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться не стану. (
К Стародуму.) Отроду, батюшка,
ни с
кем не бранивалась. У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова не скажу. Пусть же, себе на уме, Бог тому заплатит,
кто меня, бедную, обижает.
Стародум(приметя всех смятение). Что это значит? (
К Софье.) Софьюшка, друг мой, и ты мне кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя огорчило? Я заступаю место отца твоего. Поверь мне, что я знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность дочери, а выбор достойного человека зависит совершенно от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой муж, тебя достойный,
кто б он
ни был, будет иметь во мне истинного друга. Поди за
кого хочешь.
Народ, доктор и фельдшер, офицеры его полка, бежали
к нему.
К своему несчастию, он чувствовал, что был цел и невредим. Лошадь сломала себе спину, и решено было ее пристрелить. Вронский не мог отвечать на вопросы, не мог говорить
ни с
кем. Он повернулся и, не подняв соскочившей с головы фуражки, пошел прочь от гипподрома, сам не зная куда. Он чувствовал себя несчастным. В первый раз в жизни он испытал самое тяжелое несчастие, несчастие неисправимое и такое, в котором виною сам.