Неточные совпадения
Свой ежедневный режим княгиня также не изменяла для гостей, которые, по большей части соседние помещики и губерские власти, по несколько
дней гостили в Шестове, ведя себя совершенно как дома, заказывали себе в какое хотели время завтраки (два повара, один переманенный князем из клуба, а другой старик, еще бывший крепостной, работали, не покладая
рук, в обширной образцовой кухне), требовали себе вина той или другой марки из переполненных княжеских погребов, не мешали хозяевам, а хозяева не мешали им, и обе стороны были чрезвычайно довольных друг другом.
Он, конечно, не
разделит даром с ней добычу; даром не подаст ей даже
руки, чтобы вывести на настоящий путь, но он говорил ей, что красота тоже капитал.
— За обладание вами, я готов отдать вам себя на всю жизнь — это не фраза. Получая вас, я приобретаю себе полезного союзника и помощника, сохранить которого будет в моих интересах. Для людей, для света княжна Шестова и помощник присяжного поверенного Гиршфельда будут только хорошими знакомыми. К нам, у меня уже составлен план, перейдут все капиталы князя Александр Павловича Шестова. Красавица княжна Шестова поможет мне приобрести капиталы и из других
рук по моим указаниям,
деля добычу, по-братски, пополам.
Ею до сих пор он был чрезвичайно доволен. Он чувствовал, что она была вся в его
руках, что она на самом
деле отдалась ему беззаветно и бесповоротно, что она полюбила его со всею страстью молодого, нетронутого организма. Он глубоко верил только в такое плотское чувство и оно служило, по его мнению, верным залогом, что она не будет в будущем перечить его планам и не выдаст, если попадется.
— Кем? Разъяснить это и есть задача следствия. Что смерть князя последовала от вмешательства посторонней
руки — если этого из
дела ясно не видно, то это чувствуется. Согласитесь сами, человек совершенно здоровый, богатый, собирающийся ехать в гости в половине будущего сентября к брату, вдруг ни с того, ни с сего травится сам. В этом нет логики.
Наконец, желанный
день настал. С телеграммой в
руке, полученной ночью, не вошел, а вбежал рано утром Шатов в спальню Ивана Павловича.
— Нет, ты запрешь ее вот этим ключом, — подал он ей, вынув из кармана, ключ. — Он от того же номера и случайно попал мне в
руки, когда я был в Т., в
день смерти твоего отца.
В опекунские
дела княгини я и не вмешивался, она вела их сама, и лишь по ее широкой жизни в Москве, по безумным тратам я стал догадываться, что
дело с опекой не ладно, и поспешил отказаться от доверенности и сдать находившиеся у меня на
руках суммы, в чем и имею собственноручную расписку княгини.
За последние
дни, впрочем, он не брал в
руки книги.
— Довольно, г. Гиршфельд. Поговорим о
деле! — сухо отрезала она, отнимая
руку.
— Признаться, касательно чая — былое
дело. Да и ничего, пополоскаюсь — чай на чай не палка на палку… Как можешь? Все ли с добром?.. — сказал Никита, принимая из
руки Николая Ильича стакан чая.
— Зачем же
дело стало? Если нужно похлопотать о разрешении, у меня есть
рука, — устрою.
Надо, впрочем, отдать справедливость директору, что несмотря на то, что он на первых же порах отличил от других новую ученицу и стал явно и настойчиво за нею ухаживать, это не помешало ему убедиться в ее музыкальной неподготовленности и маленьком голоске, и сдать ее в класс драматического искусства, на
руки Марина — своего безопасного соперника в ферлакурстве, уверив Александру Яковлевну, что лишаясь ее как ученицы, он приносит жертву на алтарь искусства, так как у нее, по его мнению, разделенному с Мариным — авторитетом в этом
деле, — несомненные задатки драматической актрисы, и на его совести лежал бы грех лишения отечественной сцены ее лучшего будущего украшения.
Игра в четыре
руки завершилась в один прекрасный
день предложением
руки и сердца со стороны Якова Осиповича.
Адвокату «по неволе» сразу повезло счастье, и кроме очутившегося у него в
руках крупного родственного процесса, доставившего ему громадный гонорар,
дела его, вообще, на первых порах пошли весьма ходко. Как артист в душе, Яков Осипович собрал вокруг себя музыкальный кружок и
делил свое время между письменным столом и роялем.
— Так, Анна Аркадьевна, нельзя! Так может все
дело рухнуть, а если нет, то наверно выскользнуть из наших
рук; на него в Москве многие зубы точат. Надо прежде всего достать денег, а затем сократить труппу для уменьшения расходов, — басил Матвей Иванович.
— В
день подписания с нею контракта мы пишем вексель, совершаем закладную, и вы получите деньги. Значит, по
рукам?..
— Вы, ваше сиятельство, — начала она снова насмешливым тоном, — приехали в Москву полюбоваться, а может быть и поухаживать за новою актрисою, Пальм-Швейцарскою, и не ожидали, что встретите в ней
дело ваших грязных
рук, обманутую вами, когда-то любимую и любившую вас девушку… Вы вчера смутлись от неожиданности такой встречи… Я заметила ваше смущение и порадовалась за вас. Значит, у вас еще есть совесть, и она способна хотя временно просыпаться… Я от вас не ожидала и этого…
Ошеломленная переданным ей сыном известием о его любви к той женщине, от которой она его, казалось, так искусно устранила, княгиня решила сообщить завтра же все мужу и вместе с ним придумать способ спасти своего любимца из
рук этой злодейки. На другой
день ее ожидал новый сюрприз. Князь Василий, которого она только что думала пригласить к себе для переговоров, бледный, расстроенный явился в ее кабинет.
Считая своего единственного сына за человека серьезного и теперь даже дельного советника по торговым
делам, он спокойно оставлял его баловаться по фешенебельным гостиным, вполне уверенный, что его миллионное
дело перейдет после его смерти в надежные и не только опытные, но и образованные
руки.
«Однако, он не на шутку ее любит, это серьезно! — думал он дорогой к Боровиковым. — Что может сделать умная женщина! Кутилу, развратника, менявшего женщин как перчатки, привязать к себе, как собаку! Теперь он всецело в ее
руках! Она может сделать его счастливым, если любит на самом
деле, или погубит окончательно, если играет только в любовь, но во всяком случае относительно его она — сила. Это надо принять к сведению».
На ясный горизонт такого светлого будущего не преминули набежать вскоре грозные тучи. Через несколько времени после благополучного окончания «шестовского»
дела, в числе полученных из Москвы писем Николай Леопольдович увидал изящный конверт, на котором был написан его адрес знакомой ему
рукой Александры Яковлевны.
Гиршфельд закрыл лицо
руками и горько заплакал, заплакал чуть ли не в первый раз в жизни. Слезы облегчили его. Он тряхнул головой, успокоился и, казалось, примирился с совершившимся фактом. Спрятав письмо и заметку в бумажник, он почти спокойно принялся за чтение остальной корреспонденции. Окончив это занятие, он позвонил и приказал лакею приготовить чемодан к курьерскому поезду Николаевской железной дороги, отвезти его на вокзал и купить билет. На другой
день утром он уже был в Москве.
Сам по себе Дмитрий Вячеславович был добродушный человек, неспособный по собственной инициативе на дурное
дело, но по своей бесхарактерности, он являлся послушным орудием в
руках других и был готов на все за лишнюю и после лишней рюмки водки.
— Вот то-то и нехорошо, что столько лет не считались. Я вам предлагал не раз, а вы всегда, что называется, и
руками, и ногат отмахивались, а между тем вы бы знали положение ваших
дел, и это знание повлияло бы на вас быть может убедительнее моих просьб не сорить деньгами. Теперь же наступил момент, что я выдать вам просимую сумму в затруднении.
Через год с небольшим после свадьбы сына старик Путилов умер и миллионное его состояние и
дело с колоссальными оборотами перешло всецело в
руки Сергея Николаевича.
Предоставив всецело своей жене выслушивать комплименты и любезности, рассыпаемые щедрою
рукою представителями и представительницами высшего петербургского света по адресу его миллионов, он большую часть года находился за границей, где, как и дома, свободное от
дела время отдавал своей громадной библиотеке, пополняемой периодически выходящими в свет выдающимися произведениями как по всем отраслям знания, так и по литературе.
— Стану я с ним разговаривать, я на него давно махнул
рукой, да и показания его для меня безразличны — он стал совсем идиотом. Кто ему поверит, в чью бы пользу он ни показывал! Вы — другое
дело.
Следствие проводилось и все более и более облекалось угрожающею таинственностью. Даже те «верные люди», имевшиеся под
рукой у Николая Леопольдовича, не могли сообщать ему много о ходе его
дела. Он был мрачно озлоблен в редко ездил в Петербург. Это состояние его духа и продолжительные отлучки из города не остались, конечно, без влияния на бюджет Шестова и Зыковой — оии переживали тяжелые
дни, им часто не на что было пообедать и накормить детей.
«Да и на самом
деле, чего я трушу? — начал рассуждать он. — Если они меня арестовали, то это далеко не доказывает, что против меня собраны сильные доказательства. Это просто с их стороны произвол. Бороться против него нельзя и глупо, но из за того, что они нанесли сильный удар еще не следует, что за ними обеспечена полная победа, что надо дать им эту победу и бессильно опустив
руки, ждать окончательного поражения».