Неточные совпадения
Неокантианство как
направление в немецкой идеологической философии сформировалось
в конце XIX
в. после выхода
в свет книги О. Либмана «Кант и эпигоны» (1865).
Фактическая обусловленность и второй критики Канта еще более очевидна, чем даже
в первом случае, ибо речь идет здесь уже не о познании, логика которого кажется для всех более или менее принудительной, но о
направлении воли, природа которой состоит
в свободе.
Пример подобного отношения являет тот же Кант, который
в число своих систематически распланированных критик, по мысли его, имеющих обследовать все основные
направления и исчерпать все содержание сознания, не включил, однако, особой «критики силы религиозного суждения», между тем как известно, что трансцендентальная характеристика религии запрятана у него во все три его критики [Нам могут возразить, что таковая четвертая критика у Канта
в действительности имеется, это именно трактат «Die Religion innerhalb der blossen Vernunft» (написанный
в 1793 году, т. е. уже после всех критик),
в наибольшей степени дающий ему право на титул «философа протестантизма».
Направление,
в котором следует искать такое определение, дано уже
в самом слове, выражающем основное существо религии и содержащем поэтому суммарную мысль о ней: religio — religare — связь, связывать, соединять.
В тоске шел, ничего не видя вокруг себя, по
направлению к гостинице и опомнился…
в келье у старца.
Меня туда привело: я пошел совсем
в другом
направлении вследствие своей всегдашней рассеянности, теперь еще усиленной благодаря подавленности, но
в действительности — я знал это тогда достоверно — со мной случилось чудо…
Группа писателей и философов, сотрудничавших
в «Мусагете», находилась
в постоянной полемике с книгоиздательством «Путь», вокруг которого сплотились
в основном философы «неославянофильского»
направления (Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков,
В. Ф. Эрн, Е. Н. Трубецкой и др.).
Перед самым началом войны 1914 г. между обоими
направлениями наметилось некоторое сближение, которое, по-видимому, и стало бы «магистральной линией» развития русской философии, если бы развитие это не было прервано разразившейся
в 1917 г. катастрофой.
Он опознается не принудительностью внешних чувств, не насильственно, но свободным, творческим устремлением духа, исканием Бога, напряженной актуальностью души
в этом
направлении.
Сказанное дает основание и для суждения о пределах религиозного гнозиса, или вообще о гностическом
направлении в религии, которое всегда существовало,
в настоящее же время проявляется с наибольшею силой, с одной стороны,
в метафизическом рационализме, а с другой —
в так называемом теософическом движении, точнее,
в современном оккультизме.
Но
в то же время процесс этого феноменологического очищения и панлогического восхождения отличается непрерывностью и связностью на всех ступенях, он может быть проходим во всех
направлениях, подобно тому как из любой точки круга мы можем пройти всю окружность и возвратиться к исходной точке или же из центра провести радиус ко всем точкам окружности.
Но эта неопределенность и алогичность религии есть совершенный nonsens, неосуществимая утопия, и как ни воздерживается сам Шлейермахер от каких-либо высказываний о предмете религии, но и у него неизбежно получается хотя минимальная и расплывчатая, но все-таки отнюдь не алогическая догматика, приближающая его то к Спинозе, то к пиетизму [Пиетизм (от лат. pietas — благочестие) —
направление в религии, ставящее религиозное чувство выше религиозных учений.].
Это сеть религиозное декадентство, импрессионизм, который может прийтись по вкусу разве только любителям «мистического анархизма» [
Направление в русском символизме, связанное с именем Г. И. Чулкова (1879–1939), книга которого «Мистический символизм» вышла
в С. — Петербурге
в 1906 г. со вступительной статьей
В. И. Иванова «Неприятие мира».
Таково, напр., самое влиятельное и типичное
направление немецкого богословия — ричлианство [Богословская школа
в рамках немецкого либерального протестантизма, названная так по имени ее основателя Альбрехта Ричля.
Это признание для теоретического разума может быть названо гипотезой, а по отношению к пониманию объекта, данного нам путем морального закона (высшего блага), значит по отношению к потребности
в практическом
направлении, верой и притом верой чистого разума, ибо только чистый разум (как
в его теоретическом, так и
в практическом применении) есть тот источник, откуда оно возникает» (Кант. Критика практического разума, пер.
В таком убеждении сполна обнаруживается люциферическая болезнь этого типа философии, и гегельянство есть
в некотором роде предел для этого
направления.
Еще
в «Феноменологии духа» Гегель дал следующую меткую характеристику «исторического»
направления в немецком богословии, которое сделалось столь влиятельно
в наши дни: «Просветительство (Die Aufklärung) измышляет относительно религиозной веры, будто ее достоверность основывается на некоторых отдельных исторических свидетельствах, которые, если рассматривать их как исторические свидетельства, конечно, не могли бы обеспечить относительно своего содержания даже степени достоверности, даваемой нам газетными сообщениями о каком-нибудь событии; будто бы, далее, ее достоверность основывается на случайности сохранения этих свидетельств, — сохранении, с одной стороны, посредством бумаги, а с другой — благодаря искусству и честности при перенесении с одной бумаги на другую, и, наконец, на правильном понимании смысла мертвых слов и букв.
В господствующем научном (религиозно-историческом)
направлении под флагом науки обычно везется религиозная контрабанда: свою собственную религию и религиозную философию при своем некритическом догматизме представители науки bona fide [Добросовестно (лат.).] выдают за выводы «научного» исследования.
Итак, к антиномии приводит нас уже самое общее определение объекта религии,
в котором содержится coincidentia oppositorum [Совпадение противоположностей (лат.) — термин Николая Кузанского.], заложено основание для двух рядов мыслей, разбегающихся
в противоположных
направлениях.
Аристотель не раз повторяет, что следует отказаться от понимания Божества, ибо всякая попытка
в этом
направлении неизбежно потерпит неудачу [Ср. Φυσ., 1245 b 17 сл.30 (цит. по: О. Gilbert.
Рассуждая же
в восходящем
направлении (ανιόντες), скажем, что она не есть душа, или ум, не имеет ни фантазии, ни представления, ни слова, ни разумения; не высказывается и не мыслится; не есть число, или строй, или величина, или малость, или равенство, или неравенство, или сходство, или несходство; она не стоит и не движется, не покоится и не имеет силы, не есть сила или свет; не живет и не есть жизнь; не сущность, не вечность и не время; не может быть доступна мышлению; не ведение, не истина; не царство и не мудрость; не единое, не единство (ένότης), не божество, не благость, не дух, как мы понимаем; не отцовство, не сыновство, вообще ничто из ведомого нам или другим сущего, не есть что-либо из не сущего или сущего, и сущее не знает ее как такового (ουδέ τα οντά γινώσκει αυτόν ή αΰθή εστίν), и она не знает сущего как такового; и она не имеет слова (ουδέ λόγος αυτής εστίν), ни имени, ни знания; ни тьма, ни свет; ни заблуждение, ни истина; вообще не есть ни утверждение (θέσις), ни отрицание (αφαίρεσις); делая относительно нее положительные и отрицательные высказывания (των μετ αύτη'ν θέσεις καί οίραιρε'σεις ποιούντες), мы не полагаем и не отрицаем ее самой; ибо совершенная единая причина выше всякого положения, и начало, превосходящее совершенно отрешенное от всего (абсолютное) и для всего недоступное, остается превыше всякого отрицания» (καί υπέρ πασαν αφαίρεσιν ή υπεροχή των πάντων απλώς οίπολελυμένου και έιε' κείνα των όλων) (de mystica theologia, cap.
Окказионализм —
направление в последекартовской философии, пытавшееся обосновать взаимодействие души и тела как результат непрерывного «чуда» — прямого вмешательства Бога
в каждом конкретном случае.
Напротив, неоплатонизм при всей своей философской утонченности, при явной насыщенности мотивами оккультизма и магии, являет черты упадочности греческого духа и даже
в своем стремлении к реставрации политеизма является скорее «интеллигентским
направлением», оторванным от почвы положительной религии.
Такому
направлению следуют уже во II веке Климент Александрийский и Ориген,
в IV веке оно становится господствующим у отцов церкви: св. Афанасия Великого, Василия Великого и Григория Нисского [Ср.: Леонид Писарев.
Но человеческая энергия излучается при этом лишь
в определенном
направлении, — она истощается
в женственном стремлении к самоотданию души Богу, как Церкви ее Главе,
в жертвенном самораспятии человеческой стихии.
До тех пор, пока искусство еще находится
в плену у разных «
направлений», пока оно является так или иначе тенденциозным, не решаясь жить за свой страх, оно еще не родилось к самоответственности.
Ибо под личиной «
направлений» скрывается художественная неискренность, неверие
в свое собственное дело, боязнь стать самим собой, гетерономия искусства.
I
в. до н. э., сложившаяся
в эпоху эллинизма, с центром
в г. Александрии (Египет); «парнасство» — литературное движение во Франции во 2‑й пол. XIX
в.; группа поэтов «Парнас» во главе с Ш. Леконт де Лилем провозгласила принцип «искусства для искусства»; «академизм» —
направление в изобразительном искусстве XVI–XIX вв.;
в широком смысле — канонизация идеалов и принципов искусства прошлого.] — естественно возникают
в процессе кристаллизации художественного канона.
Правда, эстетическое самодовольство и художественная ограниченность становятся невозможны уже и для реалиорного символизма, но вместе с тем и, конечно, вследствие того
в нем начинает утрачиваться и художественное равновесие: искусство начинает метаться, оно
в разных
направлениях ищет выхода за свои пределы.
В том же
направлении влияло и происшедшее разделение церквей и откол протестантского сектантства, что лишило христианство, как историческую и политическую силу, единства и сплоченности и разделило его на различные и между собою соперничающие части.