Неточные совпадения
И тут я еще раз хочу подтвердить то, что уже высказывал в печати, вспоминая свое детство. «Мужик» совсем
не представлялся нам как забитое, жалкое существо,
ниже и несчастнее которого нет ничего. Напротив! Все рассказы дворовых — и прямо деревенских, и родившихся в дворне — вертелись всегда на том, как привольно живется крестьянам, какие они бывают богатые и сколько разных приятностей и забав доставляет деревенская жизнь.
Тогдашний режим поддерживал, конечно,
низкую социальную нравственность; но в том, что составляло семейную мораль и мораль общежития, я, если
не кривить душою,
не помню ничего глубоко испорченного, цинического или бездушного.
Как я расскажу
ниже, толчок к написанию моей первой пьесы дала мне
не Москва,
не спектакль в Малом, а в Александрийском театре. Но это был только толчок: Малый театр, конечно, всего более помог тому внутреннему процессу, который в данный момент сказался в позыве к писательству в драматической форме.
Голос этой девушки — мягкий, вибрирующий, с довольно большим регистром — звучал вплоть до
низких нот медиума, прямо хватал за сердце даже и
не в сильных сценах; а когда началась драма и душа"ребенка"омрачилась налетевшей на нее бурей — я забыл совсем, что я автор и что мне надо"следить"за игрой моей будущей исполнительницы. Я жил с Верочкой и в последнем акте был растроган, как никогда перед тем
не приводилось в театральной зале.
Из остальных именитых"питухов"кушелевских чертогов с Григорьевым я познакомился позднее, о чем расскажу
ниже, а Кроля видел раз в трактире"Новый Палкин"и, разумеется,"
не в своем виде".
Разве
не правда, что до сих пор водятся редакторы, которые считают
ниже своего достоинства искать сотрудников, самим обращаться с предложением работы, а главное, поощрять начинающих, входить в то, что тот или иной молодой автор мог бы написать, если б его к тому пригласить?
Ниже я дам и свои итоги по этой части за целых пять лет и вперед говорю, что для тех городов, где я живал, они совсем
не блистательны ни в количественном, ни в качественном смысле. А я ведь живал (и подолгу, до нескольких сезонов и годов) в таких центрах Европы, как Париж, Лондон, Берлин, Рим, Вена, Мадрид,
не считая других крупных городов и центров западной науки.
Рольстон — хоть и очень занятой по своей службе в Музее —
не отказывался даже водить меня по разным трущобам Лондона, куда
не совсем безопасно проникать ночью без полисмена. Он же подыскал мне одного впавшего в бедность магистра словесности (magistre artium, по английской номенклатуре), который занимался со мною по литературному изучению английского стиля и поправлял мне мой слог, когда я писал мою первую статью на английском языке: «Нигилизм в России» (The Nihilism in Russia), о которой поговорю
ниже.
Зато"зрелища"в тесном смысле и тогда уже процветали: огромные театры для феерий, блестящих балетов и кафешантанных представлений. Music-hall овладели уже и тогда Лондоном едва ли еще
не больше, чем Парижем. И все, что там исполнялось — и куплеты, и танцы, — было еще
ниже сортом, чем на парижских бульварах, и публика наивнее и, попросту говоря, глупее и грубее.
Правительственной драматической школы
не было в столице Австрии. Но в консерватории Общества друзей музыки (куда одно время наш Антон Рубинштейн был приглашен директором) уже существовал отдел декламации. Я посещал уроки Стракоша. Он считался образцовым чтецом, но стоял по таланту и манере гораздо
ниже таких актеров-профессоров Парижской консерватории моего времени, как Сансон, Ренье, Брессан, а впоследствии знаменитый jeune premier классической французской комедии — Делоне.
Не один Дюма-сын при личном знакомстве оказывался, на более строгую оценку, по своему этическому"я"
ниже сортом, чем его талант, ум, наблюдательность, знание жизни.
И эта русская артистка сделалась через год с небольшим моей женой, о чем я расскажу
ниже. Но рецензий я о ней так и
не писал, потому что в сезон 1871–1872 года я ни в одной газете
не состоял театральным критиком, и я был очень доволен, что эта"чаша"отошла от меня. Может быть, будь я рецензентом и в Петербурге, мы бы никогда
не сошлись так быстро,
не обвенчались бы и
не прожили целых 38 лет.
Красивым его лицо нельзя было назвать, но я редко видал более характерную голову с такой своеобразной, живой физиономией, с острыми и блестящими глазами, с очертаниями насмешливого рта, с этим лбом и седеющей шевелюрой. Скульптор Забелло сумел схватить посадку головы и всю фигуру со сложенными на груди руками в статуе, находящейся на кладбище в Ницце, только, как это вышло и на памятнике Пушкина в Москве, Герцен кажется выше ростом. Он был немного
ниже среднего роста,
не тучной, но плотной фигуры.
Плеханова (с которым я до того
не был знаком) я
не застал в Женеве, о чем искренно пожалел. Позднее я мельком в Ницце видел одну из его дочерей, подруг дочери тогдашнего русского эмигранта, доктора А.Л.Эльсниц, о котором буду еще говорить
ниже. Обе девушки учились, кажется, в одном лицее. Но отец Плехановой
не приезжал тогда в Ниццу, да и после я там с ним
не встречался; а в Женеву я попал всего один раз, мимоездом, и
не видал даже Жуковского.
Следствие вел провинциальный чиновник, мудрец весьма оригинальной внешности, высокий, сутулый, с большой тяжелой головой, в клочьях седых волос, встрепанных, точно после драки, его высокий лоб, разлинованный морщинами, мрачно украшали густейшие серебряные брови, прикрывая глаза цвета ржавого железа, горбатый, ястребиный нос прятался в плотные и толстые, точно литые, усы, седой волос усов очень заметно пожелтел от дыма табака. Он похож был на военного в чине
не ниже полковника.
Вошел человек неопределенных лет, с неопределенной физиономией, в такой поре, когда трудно бывает угадать лета; не красив и не дурен, не высок и
не низок ростом, не блондин и не брюнет. Природа не дала ему никакой резкой, заметной черты, ни дурной, ни хорошей. Его многие называли Иваном Иванычем, другие — Иваном Васильичем, третьи — Иваном Михайлычем.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я — признаюсь, это моя слабость, — люблю хорошую кухню. Скажите, пожалуйста, мне кажется, как будто бы вчера вы были немножко
ниже ростом,
не правда ли?
Софья. Так поэтому надобно, чтоб всякий порочный человек был действительно презрения достоин, когда делает он дурно, знав, что делает. Надобно, чтоб душа его очень была
низка, когда она
не выше дурного дела.
Скотинин. Да с ним на роду вот что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота
низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею, и бодрый конь вынес его из ворот к крыльцу навзничь. Я хотел бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака
не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота?
Стародум. Льстец есть тварь, которая
не только о других,
ниже о себе хорошего мнения
не имеет. Все его стремление к тому, чтоб сперва ослепить ум у человека, а потом делать из него, что ему надобно. Он ночной вор, который сперва свечу погасит, а потом красть станет.
—
Ниже!
ниже поклонись! — командовала блаженная, —
не жалей спины-то!
не твоя спина — божья!