Она придет. Она должна была ждать минуты свидания с тем же чувством, как и он. Но он допускал, что Серафима отдается своему влечению цельнее, чем он. И рискует больше. Как бы она ни жила с мужем, хорошо или дурно, все-таки она барыня,
на виду у всего города, молоденькая бабочка, всего по двадцать первому году. Одним таким свиданием она может себя выдать, в лоск испортить себе положение. И тогда ей пришлось бы поневоле убежать с ним.
Неточные совпадения
Должно быть, сердце-то
у него не екнуло при
виде красивого села,
на нескольких холмах, с его церквами и монастырем, с древним валом, где когда-то, еще при татарах, был княжеский стол?
Есть
у него и еще один признак «без обмана» — это вздрагивание нервов при
виде любимой женщины. Никаким усилием воли нельзя воздержаться от такого ощущения. В первую тайную встречу в Нижнем
на Откосе, в десятом часу,
на дорожке, в густой тени лип, он еще не испытывал этого удара под коленями.
— За эти месяцы вот как он разнемогся, тебя стал жалеть… не в пример прежнего. И ровно ему перед тобой совестно, что оставляет дела не в прежнем
виде… Вчерашнего числа этак поглядел
на меня,
у самого слез полны глаза, и говорит: «Смотри, Матрена, хоть и малый достаток Серафиме после меня придется, не давай ты его
на съедение муженьку… Дом твой,
на твое имя записан… А остальное что — в руки передам. Сторожи только, как бы во сне дух не вылетел»…
Ей неприятно только то, что он просит ее поменьше показываться
на палубе. Конечно, это показывает, как он
на нее смотрит! Но чего ей бояться и что терять? Если бы она не ставила выше всего его любви, жизни с ним, она, жена товарища прокурора,
у всех
на виду и в почете, не ушла бы так скандально.
Одним скачком попал он наверх,
на плешинку, под купой деревьев, где разведен был огонь и что-то варилось в котелке. Пониже,
на обрыве, примостился
на корточках молодой малый, испитой, в рубахе с косым воротом и опорках
на босу ногу. Он курил и держал удочку больше, кажется, для
виду.
У костра лежала, подобрав ноги в сапогах, баба, вроде городской кухарки; лица ее не видно было из-под надвинутого
на лоб ситцевого платка. Двое уже пожилых мужчин, с обликом настоящих карманников, валялись тут же.
Его глаза затуманенным взглядом остановились
на фасаде дачи, построенной в
виде терема, с петушками
на острых крышах и башенкой, где он устроил себе кабинет. Ведь здесь они не живут, а скрываются. И дела его пошли бойко
на утаенные деньги, и та, кого считают его женой, украдена им
у законного мужа.
У входа в просторную и очень светлую комнату, с отделкой незатейливой гостиной, встретил его настоятель — высокий, худощавый, совсем еще не старый
на вид блондин, с проседью, в подряснике из летней материи, с лицом светского священника в губернском городе.
— Дел
у меня нет в Кладенце, — тихо начал он и поглядел
на обоих монахов. — Это моя родина, и я ее по разным причинам упустил из
виду.
Никакого душевного интереса не нашел он в себе и
на квартире «миссионера»,
на вид шустрого мещанина, откуда-то из-за Волги, состоящего
на жалованье
у местного православного братства, из бывших раскольников поморской секты.
Теркин тоже подосадовал
на старушку за перерыв их беседы.
У него было еще многое
на сердце, с чем он стремился к Аршаулову. Сегодня он с ним и простится и не уйдет от него с пустыми руками… И утомлять его он боялся, хотя ему
вид Аршаулова не показался уже таким безнадежным. Явилась надежда вылечить его, поселить
на юге, обеспечить работой по душе.
Перед зеркалом Саня не любит долго сидеть. Лицо свое ей не нравится. Слишком свежо, кругло, краснощеко. Настоящая «кубышка». Она находит, что
у нее простоватый
вид. Но отчего же Николай Никанорыч так
на нее посматривает, когда они
у тетки Марфы сидят за столом, лакомятся и пьют наливку. Ручками ее он уже сколько раз восхищался.
Глаза утомились глядеть в бинокль. Теркин положил его в футляр и еще постоял
у того же пролета колокольни. За рекой парк манил его к себе, даже в теперешнем запущенном
виде… Судьба и тут работала
на него. Выходит так, что владелец сам желает продать свою усадьбу. Значит, „приспичило“. История известная… Дворяне-помещики и в этом лесном углу спустят скупщикам свои родовые дачи, усадьбы забросят… Не одна неумелость губит их, а „распуста“.
Пролетка ждала его
на дворе
у крыльца. Извозчиков в городе не было; но ему не очень понравился этот
вид любезности. От „Петьки“ он не желал вообще ничем одолжаться. Чувство гимназиста из мужицких приемышей всплыло в нем гораздо ярче, чем он ожидал.
На террасе показался в эту минуту Хрящев и добежал до них запыхавшись, бледный, но с решительным
видом, какого
у него еще никогда не подмечал Теркин.
Нехлюдов был удивлен, каким образом надзиратель, приставленный к политическим, передает записки, и в самом остроге, почти
на виду у всех; он не знал еще тогда, что это был и надзиратель и шпион, но взял записку и, выходя из тюрьмы, прочел ее. В записке было написано карандашом бойким почерком, без еров, следующее:
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть
у нас губернская мадера: неказиста
на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею
на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
А он между тем неподвижно лежал
на самом солнечном припеке и тяжело храпел. Теперь он был
у всех
на виду; всякий мог свободно рассмотреть его и убедиться, что это подлинный идиот — и ничего более.
— Смотрел я однажды
у пруда
на лягушек, — говорил он, — и был смущен диаволом. И начал себя бездельным обычаем спрашивать, точно ли один человек обладает душою, и нет ли таковой
у гадов земных! И, взяв лягушку, исследовал. И по исследовании нашел: точно; душа есть и
у лягушки, токмо малая
видом и не бессмертная.
Наказанный сидел в зале
на угловом окне; подле него стояла Таня с тарелкой. Под
видом желания обеда для кукол, она попросила
у Англичанки позволения снести свою порцию пирога в детскую и вместо этого принесла ее брату. Продолжая плакать о несправедливости претерпенного им наказания, он ел принесенный пирог и сквозь рыдания приговаривал: «ешь сама, вместе будем есть… вместе».
Для чего этим трем барышням нужно было говорить через день по-французски и по-английски; для чего они в известные часы играли попеременкам
на фортепиано, звуки которого слышались
у брата наверху, где занимались студенты; для чего ездили эти учителя французской литературы, музыки, рисованья, танцев; для чего в известные часы все три барышни с М-llе Linon подъезжали в коляске к Тверскому бульвару в своих атласных шубках — Долли в длинной, Натали в полудлинной, а Кити в совершенно короткой, так что статные ножки ее в туго-натянутых красных чулках были
на всем
виду; для чего им, в сопровождении лакея с золотою кокардой
на шляпе, нужно было ходить по Тверскому бульвару, — всего этого и многого другого, что делалось в их таинственном мире, он не понимал, но знал, что всё, что там делалось, было прекрасно, и был влюблен именно в эту таинственность совершавшегося.