Неточные совпадения
Человек имеет не право, а обязанность быть глашатаем высшей полноты истины, т. е. говорить он прежде
всего должен что-то, а не
только о чем-то.
Всем может быть
только религия, а не философия,
только религиозно достижим универсальный синтез и всеединство.
Религиозная вера всегда есть освобождение и спасение,
только в этом ее смысл, и
все, что связывает себя с религиозной верой, в ней ищет питания,
все то освобождается и спасается.
Вся германская философия развилась на этой почве, в Канте достигла вершины субъективного самоуглубления, в Гегеле перешла в ложную, рационалистическую объективность и
только в Шеллинге пыталась выйти в ширь мировой души, но не вполне удачно.
Нужно рискнуть, согласиться на абсурд, отречься от своего разума,
все поставить на карту и броситься в пропасть, тогда
только откроется высшая разумность веры.
Гносеология не
только имеет предпосылки, но она
вся сплошь состоит из одних предпосылок, в ней ничего нет, кроме предпосылок.
Неужели же
все «есть»
только в суждении и вне суждения ничего нет?
Я «есмь» не
только в суждении, которое изрекает «такой-то есть», это я слишком хорошо знаю и
все это знают.
В религиозном и философском сознании Индии можно найти не
только Шопенгауэра, но и Риккерта, и
весь трансцендентальный идеализм.
Если вы творите совместно с Богом, то ваша философия, ваше искусство, ваша общественность не будут рационализированы и умерщвлены,
все останется живым, творческий акт будет мистичен не
только в своем источнике (в субъекте), но и в своих результатах (в объекте).
Истина добывается не
только интеллектом, но и волей, и
всей полнотой духа.
Все оттенки отвлеченного рационалистического мышления уже изжиты, нового выдумать нельзя ничего, можно
только варьировать старое, что и делает на разные лады современная немецкая философия.
Рационалистической отвлеченностью страдает не
только рационализм в собственном смысле этого слова, докантовский рационализм Декарта, Спинозы и Лейбница, послекантовский рационализм Гегеля, но нисколько не в меньшей степени и сам Кант, и Юм, и
вся критическая философия.
Рационализм со
всеми своими разновидностями не есть
только ложная теория знания, он есть болезненный факт самого бытия.
Бытие я
все время рассматриваю не
только как сказуемое (то, чем обладают), но и как подлежащее (то, что обладает).
Не
только в истории евреев, но и в истории
всех античных культур созревало человечество для принятия Христа.
И
все неудачи христианства в истории могут
только подтверждать истину о Христе, могут лишь усилить любовь к Нему.
Что Христос перевернул
всю историю мира, это факт, который вынужден признать
весь мир, мир не
только христианский по своему сознанию, но и чуждый Христу, и враждебный Ему.
Эпоха не
только самая аскетическая, но и самая чувственная, отрицавшая сладострастье земное и утверждавшая сладострастье небесное, одинаково породившая идеал монаха и идеал рыцаря, феодальную анархию и Священную Римскую империю, мироотрицание церкви и миродержавство той же церкви, аскетический подвиг монашества и рыцарский культ прекрасной дамы, — эпоха эта обострила дуализм во
всех сферах бытия и поставила перед грядущим человечеством неразрешенные проблемы: прежде
всего проблему введения
всей действительности в ограду церкви, превращения человеческой жизни в теократию.
О, мы прекрасно знаем, что средневековые люди нередко были полны грубости и жестокости, что средневековая теократия была подменой власти Божьей властью человеческой, что с веками этими связана инквизиция и суеверия, но
все это
только подчеркивает двойственный и сложный характер эпохи.
Только новое религиозное сознание может осмыслить
все, что произошло нового с человеком, может ответить на его недоумение, излечить его от тяжкой болезни дуализма, которой страдало
все христианство в истории и которое передалось миру, с христианством порвавшему.
Только там, в католичестве, есть настоящее водительство душами со
всей жутью, которую несет за собою снятие бремени свободы с души человеческой.
Только свободные в силах утверждать церковь несмотря ни на что, преодолевая
все соблазны.
Только вселенское церковное сознание утверждает полноту, цельность истины,
только оно
все соединяет и претворяет.
Только вселенское церковное сознание обращает
все на службу Единому Богу, Господу нашему, и
все связывает с судьбами историческими.
Только Церковь —
все,
только в Церкви —
все.
Все, что писал Гюисманс, — лишь история его одинокой души, его мучений и обращений, и
только.
Для него в жизни остались
только красота и искусство,
все остальное опостылело ему.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему
всё бы
только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы
только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его?
только, знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но
все как-то позабывал.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне
только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А
все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А
все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Запиши
всех, кто
только ходил бить челом на меня, и вот этих больше
всего писак, писак, которые закручивали им просьбы.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног.
Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену.
Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)