«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том III. «Первый диктатор Европы!»

Великая армия (в ту пору она действительно могла претендовать на столь громкий эпитет!) Наполеона Бонапарта в 1806 г. не знала себе равных в Европе. Это были закаленные в боях войска с высочайшим моральным духом победителей в расцвете боевого опыта. Их поведение в бою всегда было образцовым. Пехота была гибкой, мобильной и очень умело действующей по обстановке. Лишь в дивизиях Газана и Дюпона было много необстрелянных новобранцев. Две кирасирские дивизии д`Ополя и Нансути, пять драгунских дивизий Клейна, Груши, Бомона, Сагюка и Беккера и одна дивизия легкой конницы Лассаля — всего 32 тыс. всадников — самая большая кавалерия в Европе — на прекрасных трофейных австрийских конях была не только замечательно вымуштрована, но и отличалась свирепой храбростью и несравненной лихостью. Ее начальники прекрасно владели всеми видами боя: конной завесой, разведкой, прорывом и преследованием. Артиллеристы были великолепно подготовлены: точностью и скорострельностью они задавали победный ритм любому бою. И, наконец, офицерский состав был самым молодым и опытным в европейских армиях.

И все же, для ведения очередной за два года войны Наполеону пришлось прибегнуть к непопулярным мерам: срочным декретом были призваны в армию 50 тыс. человек-призывников 1806 г. и вызваны 30 тыс. резервистов.

По мобилизационным спискам знаменитый Черный Орел Фридриха II Великого — прусская армия Гогенцоллернов — насчитывала чуть ли не 250 тыс. человек, но на самом деле в ней было около 170—187 (данные разнятся) тыс. из которых ок. 35 тыс. приходилось на кавалерию и 15 тыс. на — артиллерийскую прислугу. В артиллерийском парке числилось ок. 550 орудий: 300 — крупнокалиберных и 250 — легких, т.е. трех — и шестифунтовок.

Она была разделена на четыре неравные части.

Основные силы пруссаков (70—75 тыс. чел.) возглавили трусоватый (лучше называть вещи своими именами?) король Фридрих-Вильгельм III, которого, конечно, никто из профессиональных военных не брал в расчет и прославленные ветераны Семилетней войны (1756—1763) — 71-летний Карл II Вильгельм-Фердинанд герцог Брауншвейгский (1735—1806) и еще более старый 82-летний фельдмаршал Рихард-Иоахим-Генрих фон Меллендорф (1724—1816), на склоне лет всячески стремившиеся ничем не подпортить свою боевую репутацию. В былые времена они слыли доблестными воинами (так Меллендорф со своим артиллеристами отличился в самом конце Семилетней войны — в одной из последних победных битв Фридриха Великого под Буркерсдорфом), но их время давно прошло: на дворе стоял XIX век, предъявлявший совсем иные требования к людям, идущим на войну.

Вспомогательными войсками командовали 60-летние «юнцы» по понятиям прусской военной касты — никогда не бывавший на первых ролях и крупных побед не одерживавший генерал от инфантерии, князь Фридрих-Людвиг (Людовик) фон Гогенлоэ- (правильнее — Хоэнлоэ) — Ингельфинген (по разным данным под его началом стояло 50 тыс. пруссаков и 20 тыс. саксонцев; либо 62 тыс. прусско-саксонских воинов!?) и бывший последний адъютант Фридриха Великого, весьма опрометчивый генерал Эрнст Рюхель (1754—1823), у которого было от 30 до 50 тыс. (данные сильно разнятся) солдат и офицеров.

В дальнем резерве, расквартированном по Восточной Пруссии и даже Польше, насчитывалось еще 15—25 тыс. войск (сведения сильно различаются) под началом прусского генерала от кавалерии, принца Фридриха-Евгения (или, все же, Е.Ф.Г.?) Вюртембергского — брата вюртембергского короля. (Не путать с его старшим сыном, принцем Евгением-Фридрихом-Карлом-Павлом-Людвигом Вюртембергским — племянником российской императрицы Марии Федоровны, супруги покойного императора Павла I; ему в ту пору было всего лишь 18 лет и он получал образование в Силезии.)

В тоже время значительные воинские контингенты были оставлены в гарнизонах крепостей. Из ближайших союзников к Пруссии присоединились лишь Саксония (18 тыс. человек) и герцог Веймарский (1 тыс. человек). А вот собрать воедино под эгидой Пруссии силы всех северогерманских государств для борьбы с Наполеоном она так и не смогла. Дело в том, что большинство из них не испытывали доверия или уважения к государству—соседу, претендовавшему на лидерство, поэтому не горели желанием подчиниться Пруссии, не единожды круто менявшей свой внешнеполитический курс за последний год.

…Между прочим, накануне войны с Францией из 66 полковников прусской пехоты почти половина была старше 60 лет! Из 281 пехотного майора не было никого, моложе 50 лет! Таковы были реалии: ни убавить — ни прибавить…

Более молодые и весьма способные генералы Шарнхорст и Гнейзенау рвались в «боевую упряжь», но старики делали все возможное и невозможное для их «оттирания» в сторону. «Мы прекрасно знаем, что нужно делать», — жаловался своим сверстникам Шарнхорст, — «но что мы будем делать, знает только Бог… и наши старцы!»

…Кстати, именно Шарнхорст, отдававший себе полный отчет в абсолютной устарелости когда-то знаменитой фридриховской системы — шаблонный «косой боевой порядок» виде ряда уступов против одного из флангов неприятеля — еще до войны с Наполеоном предоставил королю докладную записку, в которой разворачивал детальную программу реорганизации армии. Но слабовольный король под воздействием его одряхлевших «боевых» генералов полувековой давности — времен Семилетней войны (1756—1763) — наотрез отклонил все перемены. И все же, за несколько дней (!) до начала войны (!) в прусской армии была-таки введена дивизионная и корпусная организация: 14 дивизий были сведены в 4 корпуса. Такие нововведения в таком консервативном механизме, как армия, просто не проходят — тем более, на пороге войны…

Едва лишь пруссаки выступят в поход, как выяснится, что их некогда прославленная армия, привыкшая отбивать «журавлиный» шаг на плац-парадах, окажется совершенно не подготовленной к современной войне.

Начнем с того, что слепо-жесткая приверженность к линейно-шереножному построение боевых порядков прусской армии была уже далеким прошлым, давно перевернутой страницей истории военного искусства.

Кроме того, как и во времена славного короля-полководца Фридриха II Великого, никто не шел служить в эту армию добровольно, и ее личный состав рекрутировался из всякого сброда всей Центральной Европы — людей, которые подписывали договор в совершенно пьяном состоянии и просыпались только для того, чтобы увидеть перед собой бесконечно длящийся кошмар. На каждые семь рядовых в прусской армии — за без инициативное, механическое поведение на поле боя, как на Потсдамском плацу, их называли «ходячими мушкетами» — приходился один беспощадный капрал с хорошей палкой, которой он работал с поистине садистским наслаждением. За малейшую провинность солдат беспощадно пороли, и за все время службы им не выдавали ни теплой одежды, ни одеял. Спали они на соломе; пропитание их было таким же скудным, как и жалованье. Когда они уже не могли служить в армии по возрасту, им выдавали разрешение на право нищенствовать. Поскольку в Европе беспробудных пьяниц для пополнения прусских батальонов не хватало, правительству приходилось содержать особые отряды, ловившие и загонявшие в армию крестьян и ремесленников. Через месяц уже мало кто из них помышлял о бунте или дезертирстве. Наказанием в обоих случаях была жестокая смертная казнь. Прусские офицеры, за редким исключением представляли собой или самодовольных хлыщей, или старых и упрямых ослов.

И хотя пехота была дисциплинирована и стойка, но абсолютно без инициативна в сражении. Кавалерия — храбра и напориста в первой атаке, но совершенно не готова к активному маневрированию и перестроению в ходе современного боя. Артиллеристов было очень много, но они не только были плохо подготовлены, но и использовались чаще всего неправильно.

Зато огромное внимание уделялось содержанию в уставном порядке кос и буклей солдатских париков, за неправильную длину кос пороли нещадно. Зато когда достали из арсеналов ружья, многие из них оказались без мушек. От регулярной чистки стволов кирпичом их стенки настолько истончились, что ружья не выдерживали стрельбы боевыми патронами и разрывались в руках у прусских солдат. У солдат не было ни шинелей, ни жилетов, ни кальсон, летом — даже суконных брюк.

Более того, в огромном офицерском обозе возилось нечто такое, что накладывало свой неизгладимый отпечаток на боеспособность прусского офицерства: престарелый главнокомандующий — «легкую кулеврину» в виде очаровательной молоденькой мадемуазельки, изысканной мастерицы будуарных баталий; генерал — выводок редких индюшек или павлинов, полковник — фортепиано и т. д. Вполне естественно, что набитые всем этим под самую «завязку» обозы будут «задавать» такой темп движения, который будет не приемлем для маневренной войны начала XIX в.

Громоздкая, неповоротливая, обремененная бесконечными обозами с провиантом, запасами снаряжения, офицерским добром и «прочими атрибутами походной жизни», прусская армия будет двигаться с медлительностью, удивительной даже для XVII столетия.

В результате знаменитый прусский Черный Орел времен Фридриха Великого — армия пруссаков — станет больше походить на стервятника и очень скоро при очной встрече с Великой армией Наполеона Бонапарта это принесет свои печальные плоды.

Прусский генералитет, как известно, предложил своему королю четыре варианта войны с Наполеоном.

Один из его наиболее здравомыслящих военачальников генерал-квартирмейстер (начальник штаба), полковник Герхард-Иоганн-Давид фон Шарнхорст предлагал самый логичный и дальновидный план ведения войны с таким мастером наступательной войны как Бонапарт: не вступая с врагом в крупные сражения, сдерживать его подвижной и энергичной обороной с учетом природных особенностей вдоль стратегической линии Тюрингский лес и вдоль берегов р. Эльбы, а на худой конец и р. Одера, пока с востока (с Буга) не подойдет для поддержки русская армия, в частности, Беннигсена. Только тогда, объединенными силами на максимально выгодных позициях дать наконец вымотанному Бонапарту генеральное сражение. Но его предложение было решительно отвергнуто старыми еще фридриховской закалки прусскими генералами, полагавшими, что прославленная прусская армия не имеет права уклоняться от решительного сражения с французишками, которых они без малого полвека назад так посрамили под Россбахом!

Другой план был выдвинут князем фон Гогенлоэ, который предложил ждать наступления французов под Эрфуртом и Хофом и в этот момент фланговым маневром обойти их и разгромить. Но эту стратегическую задумку тоже отмели, как слишком оборонительную, для наводившей шорох в Европе в середине XVIII в. армии короля-полководца-музыканта-философа Фридриха II Великого!

Со своей стороны престарелые ветераны Фридриха Великого с их «продвинутыми» советниками типа полковника Фуля/Пфуля (последний вскоре перейдет на службу к русскому императору и «прославится» созданием Дрисского лагеря, где чуть не окажется в западне русская армия в начале Отечественной войны 1812 г.!) грозились сокрушить раз и навсегда «корсиканское чудовище» с его хваленой армией и показать всей запуганной и опозорившейся Европе, кто в ней хозяин на самом деле! Они ратовали за только и исключительно наступательную манеру ведения войны! Следовало немедленно вторгнуться в союзную Франции Баварию, обрушиться на французов на их зимних квартирах, разбить неприятельские корпуса поодиночке и понудить Наполеона к отступлению за Рейн — в «естественные границы Франции до 1792 года»! Их возглавлял вышеупомянутый ветеран Семилетней войны (1756—1763) и старейший из еще живых фельдмаршалов Фридриха, Карл-Вильгельм-Фердинанд Брауншвейгский (1735—1806), проигравший французам историческую для них, «революционных голодранцев-санкюлотников» (!), битву при Вальми осенью 1792 г. Впрочем, Бонапарт по началу о нем отзывался очень осторожно: что-то типа, «мне говорили, что он человек не без таланта».

Его старый конкурент в борьбе за славу главного стратега после смерти Фридриха II князь Гогенлоэ воспротивился и в ответ стал настаивать на отходе на восток, но и его замысел не получил общего одобрения.

А предложение его главного квартирмейстера полковника барона Кристиана-Карла-Августа-Людвига фон Массенбаха, идейно весьма близкого полковнику Фулю, о дальнем обходном марше и вовсе оказалось некстати!

Дело в том, что король Пруссии решил по-своему или… по-королевски, сделав «королевский винегрет» из планов герцога Брауншвейгского и князя Гогенлоэ!

Пока пруссаки «судили-да-рядили» 37-летний Наполеон не стал ждать когда некогда прославленная «военная машина» Черного Орла или, Фридриха II Великого перейдет в наступление. Погода стояла замечательная, чем-то напоминавшая прошлогоднюю предшествовавшую Ульмскому окружению австрийцев Макка. 5—6 октября Бонапарт быстро двинул свою Великую армию тремя колоннами вперед на Йену через труднопроходимый Тюрингский лес, стремясь обойти врага с фланга, с юга — и прежде чем он сообразит, что случилось, вклиниться между ним и мостами через Эльбу, отрезав ему путь к отступлению.

Каждая из них шла своим маршрутом.

Левая — V и VII корпуса Ланна и Ожеро (ок. 41 тыс.) — двигались вдоль реки Заале. (Правда, последний был не в духе и не в форме: у него только-только скончалась горячо любимая супруга-гречанка, настоящая боевая подруга и вскоре всем станет ясно, что личная утрата сказалась на боевитости Гигантского Пруссака — его время «воина и воителя» уже вышло, на войне люди быстро стареют.) В центре, по Вюрцбургской дороге — I и III корпуса Бернадотта и Даву вместе с самим Бонапартом и его гвардией (ок. 70 тыс.), а справа — IV и VI корпуса Сульта и Нея вместе с баварским корпусом (ок. 50 тыс.), направившиеся вдоль реки Эльстер на городок Геру в окрестностях Йены.

Наполеон еще никогда не имел дела с воинственными потомками прославленного Фридриха II Великого и, памятуя о славных для последнего победах при Лейтене и Россбахе, был весьма осторожен в прогнозах: «Думаю, тут нам придется больше повозиться, чем с австрийцами». Хотя в тайне он, вероятно, рассчитывал быстро и победно закончить войну, т.е. на «блиц-криг». Не потому ли его пешая гвардия помчалась по мощеной дороге на Майнц в реквизированных почтовых каретах и специальных повозках. «Спешивалась» гвардейская пехота лишь в деревнях, чтобы быстро снабдить себя пропитанием «из-под копыт» и двигаться дальше на колесах. На покрытие расстояния в 550 км у них ушло немногим более недели.

Расчет Бонапарта был очень прост: пруссаки не рискнут напасть всеми своими силами на какой-либо из корпусов, а если это все же случится, то два других успеют прийти ему на помощь. Бонапарт оказался прав: пруссаки рассеяли свои силы вокруг Йены и «ждали у моря погоды».

Главные силы пруссаков под началом герцога Брауншвейгского (ок. 52.750 чел. — 39.650 пех., 12.250 кавалеристов. 950 арт. с 230 пушками) — стояли под Эрфуртом, а в окрестностях Йены — армия Гогенлоэ (ок. 46. 500 чел.).

Вся негодность прусской «военной машины» наглядно проявилась уже в первых серьезных столкновениях между передовыми силами французов и пруссаков.

9 октября под Шлейцем пруссаки потеряли 700 человек и были отброшены Мюратом и Бернадоттом. Через день при Заальфельде (всего лишь в двух переходах от Йены) от 8 до 9 тыс. пруссаков под командованием лихого кавалерийского офицера, главы придворной партии войны, генерал-лейтенанта, принца-красавца Людвига-Фердинанда Прусского вступили в бой с почти вдвое превосходившим их численно 14-тысячным авангардом корпуса Ланна, выходившим из густого и холмистого Франконского леса через Заальфельдское дефиле на оперативный простор. А ведь по началу планировалось поддержать передовые силы Людвига с флангов: Гогенлоэ — справа, а герцог Брауншвейгский — слева. Но затем из-за нерасторопности престарелых полководцев принц остался один на один и вынужден был в одиночку отражать натиск неприятеля, стремительно развертывавшегося из походных колонн в боевые порядки.

Скоротечная схватка развернулась на абсолютно плоском (6 х 3 км) поле. Ланн увидел, что враг опрометчиво оставил у себя за спиной небольшую речушку и решил стремительной атакой сбросить его в воду.

Умело прикрывшись легкоконной завесой, прицельным огнем застрельщиков, и в первую очередь опушками Франконского леса, чья листва еще не опала, Ланн обошел пехотой Сюше вражеский фланг. Хваленая прусско-саксонксая пехота была разбита и потеряв полторы тысячи человек, отброшена. Рассказывали, что воинственный принц во главе всего лишь пяти кавалерийских эскадронов отчаянно пытался остановить наступление французов на его скатывавшихся в реке пехотинцев, но попал в окружение, капитулировать отказался и принялся отбиваться шпагой, но она оказалась бесполезной против рубящих ударов сабель окруживших его французских гусар. Всего прусскому принцу нанесли 6 ран, в том числе, две смертельные: один сабельный удар рассек затылок до мозга, а другой — пронзил то ли грудь, то ли живот. Считается, что последний удар ему был нанесен саблей Жана Батиста Гинде — унтер-офицера (сержанта) 10-го гусарского полка из авангарда генерала Доминика Оноре Антуана Веделя (V-й корпус Ланна).

…Вошедший в историю своей победной схваткой с прусским принцем Людвигом, будущий лейтенант конных гренадёров гвардии (9 февраля 1813 г.) Жан-Батист Гинде (Гуине, Гиндей, Жинди, Гинди, Ганди) (12 апреля 1785, Ларуне, Беарн — 29 октября 1813, Ганау) родился в семье морского служащего Пьера Гинде и его супруги Жанны Бутик, с 1800 г. обучался в Тулузе, 30 мая 1803 г. в возрасте 18 лет поступил на военную службу в знаменитый 10-й гусарский полк прославленного полковника Антуана-Шарля Лассаля, расквартированный в Кагоре, 11 ноября 1803 г. в Байонне произведён в бригадиры. С начала 1804 г. служил в Булонском лагере, участвовал в кампании 1805 г. под командованием полковника Луи-Кретьена Бомона де Карьера, возглавившего 1 февраля 1805 г. 10-й гусарский полк, в составе V-го корпуса маршала Ланна сражался близ Вертингена, где под ним была убита лошадь, 2 декабря 1805 г. тяжело ранен при Аустерлице. Его 10-й гусарский полк уже под началом полковник Андре-Луи-Элизабет-Мари Бриша участвовал в Прусской кампании 1806 г. «Звездный час», ставшего сержантом Гинде наступил 10 октября в сражении при Заальфельде, где он заколол (вернее нанес смертельный удар?) принца Людвига Прусского, причём, сам был ранен им в правую щёку, 14 октября 1806 г. отличился в сражении при Йене и был произведён в старшие сержанты, сражался при Эйхене и Пултуске, где ранен сабельным ударом в левую руку. 20 апреля 1807 г. — суб-лейтенант, в ходе Польской кампании 1807 г. отличился в сражениях при Эйлау и Остроленке. В 1808 г. под командованием маршала Ланна участвовал в осаде Сарагоссы и 21 декабря получил тяжёлую огнестрельную рану. В 1809 г. возвратился во Францию и во время Австрийской кампании 1809 г. сражался при Эсслинге и Ваграме, где под ним были убиты две лошади, а сам Гинде снова ранен, 11 сентября 1809 г. награждён чином лейтенанта с переводом в 8-й гусарский полк. 24 июня 1811 г. — второй лейтенант конных гренадёр гвардии, принимал участие в Русском походе 1812 года, присутствовал при сражениях у Вильно и Бородино. 9 февраля 1813 г. — первый лейтенант конных гренадёр гвардии, сражался при Дрездене, Вахау и Лейпциге, 29 октября 1813 г. убит в сражении при Ганау в возрасте 28 лет. Дважды кавалер орд. Почетного Легиона (Шевалье — 20 апреля 1807 г. и Офицер — 14 сентября 1813 г.) похоронен на кладбище Монмарт в Париже…

Так нелепо погибла одна из военных надежд Пруссии, по крайней мере, так считали сами пруссаки. Сам Бонапарт в своей записке Ланну отметил славную смерть в неравном бою этого подлинного зачинщика нынешней войны. После победы при Йене его тело было захоронено со всеми воинскими почестями маршалом Ланном.

Целые батареи (34—44 орудия) были брошены канонирами, два генерала, три тыс. чел. были убиты, ранены или попали в плен.

Чувствуя за собой топот копыт французской конницы, пруссаки в панике бежали. От прусской мощи не осталось и следа. Авангарду принца Людвига противостояли почти вдвое превосходящие силы французов и, по сути дела, он был обречен на поражение. В армии стал распространяться панический ужас.

Феноменальная самоуверенность сентября стремительно переросла у прусского военного совета в детскую боязливость октября: немедленно сражаться они уже не собирались. При этом началось то, чего так опасались прусские командиры всех рангов: рядовые солдаты при первой возможности дезертировали.

Узнав о продвижении французов через Тюрингский лес, поражении принца королевской крови Людвига-Фердинанда Прусского под Заальфельдом и его нелепо-геройской гибели, герцог Брауншвейгский приказал в срочном порядке начать общее отступление за Эльбу: Рюхелю — к Веймару; в междуречье Эльбы и Заале планировалось собрать рассредоточенные по тылу силы принца Вюртембергского. Сам он стал отходить к Ауэрштедту. Тогда как Гогенлоэ с его дивизиями генерал-лейтенанта, уже покойного принца Людвига-Фердинанда Прусского, генерала-лейтенанта Юлиуса-Августа-Райнхольда фон Гарвета, саксонцами генерала от кавалерии Ханса Готтлоба фон Цецшвица, пруссаками и саксонцами дивизии генерал-майора, графа Богислава-Фридриха-Эммануэля фон Тауэнцина и генерал-лейтенанта Вольфа-Морица фон Приттвица должен был прикрывать фланг герцога Браншвейгского, сосредотачиваясь вблизи Йены. При этом самому наступать на врага Гогенлоэ категорически запрещалось: только мешать французам двигаться за ретирующимися прусскими войсками.

Но независимо от всех ретирадных маневров столь воинственных совсем недавно пруссаков дальнейшие события развивались с головокружительной быстротой. Французы наступали по всем направлениям и через четыре дня, 14 октября, на территории Саксонии произошли два решающих сражения, определившие исход кампании.