Раздвигая границы. Секс-Безуминки–2

MIA

По-настоящему разбудить желание может только обещание секса. Если я захотела мужчину, это вожделение следует за мной по пятам, не позволяя переключиться ни на какие другие мысли. Эта томная тяжесть в низу живота, тепло и сочность между ног, полу туман в голове, заторможенность мыслей и замедленность в движениях. Я думаю об одном: как я начну расстегивать его рубашку, не отрываясь глядя в глаза, и как медленно буду терять сознание от его прикосновений.

Это волшебство испаряется после первого же раза. Если начало понравилось — вам просто необходимо будет снова его трахнуть, причем каждый раз по-новому для поддержания остроты ощущений. Если он потерпел фиаско и продолжения не будет, то волшебством станет способность навсегда бесследно испариться.

При этом мне вспоминается моя близкая подруга Ритка, которая через всю жизнь из каждых отношений в следующие тянет за собой одну и ту же проблему — неумение поставить точку. Она постоянно боится ранить, обидеть, настроить против себя и остается с ненужным чужим человеком, спуская под откос годы жизни.

Благополучно и безболезненно покинув негостеприимную Германию, я оказалась в Неаполе, где жила Маргарита и куда меня регулярно тянуло желание посетить вулкан Везувий, располагающийся в пятнадцати километрах от города. Идея об извергающейся лаве неотвязно следовала вкупе с идеей о страстном итальянце в моём изголодавшемся по эмоциям сознании.

Ритуся — дочь таких же переводчиков, как и мои родители, но продолжившая, в отличие от меня, семейные традиции. Она работала в старейшем в мире университете и постоянно рассказывала о домогательствах коллег-преподавателей. Это подпитывало моё нетерпение к предстоящим приключениям и я, что говорится, готова уже была раздеваться с порога.

В честь моего приезда собиралась небольшая вечеринка. Приглашены были коллеги и шапочные знакомые, всего человек двадцать. Шумные веселые итальяшки обнимали и целовали меня, как старую знакомую, что впечатляло после двухлетнего германского заточения.

Первое возбуждение от веселой компании сменилось настороженностью: все гости пришли парами. Более того, чуть не треть пар были однополыми. Этим давно уже никого не удивишь, но для сексуально оголодавшего тела проблема начинала приобретать очертания.

От расстройства я напилась и начала изливать чувства и слезы в жилетку одного из голубых красавчиков. Мне реально было жаль, что такая красота растрачена на гомосексуальные утехи. Паренек представлял собой современного Аполлона — шикарное тело, кудри, черные глаза, пухлые губы. Звали его Джузеппе, что позволило незамедлительно окрестить его дружка в Буратино.

Я не заметила, как положила руку ему на шею, притянула к себе и пристально посмотрела в глаза. Кроме смеющихся чертей ничего в его взгляде не было. Он не удивился и не воспротивился. Я осторожно, словно покушаясь на чужое, потрогала его губами, и у меня сорвало крышу.

Я уже не соображала, что делают язык, руки и всё тело. Казалось, черти принялись жарить меня на сковороде заживо, но даже это уже не в состоянии было остановить.

Я оторвалась от жертвы, чтоб перевести дыхание и увидела, что Буратино наблюдает за нами с улыбкой. Я уже ничего не понимала ни в отношениях геев, ни в ситуации, в которую попала, но когда моё кучерявое божество поднялось и потянуло за собой, я безропотно поплелась следом.

В спальне мы оказались втроем, но заметила я это не сразу. Незаметно с меня исчезли блузка и бюзгалтер, а с Джузеппе рубашка и брюки, хотя я точно его не раздевала. Прикоснувшись к его волосатой груди, я словно обожглась и, отпрянув, вдруг увидела, что второй парень стоит сзади и снимает с моего Аполлона оставшуюся одежду.

Я на мгновение растерялась, но мой красавчик стянул с бедер последнюю полоску ткани и закрутил меня, как надувную куклу. Таких акробатических кульбитов я не исполняла никогда и даже поразилась своей гибкости и ловкости, практически вниз головой повиснув на его члене, любуясь на его ритмично качающие яйца и ощущая полное блаженство, разливающееся от моей фика* (*fica — влагалище — итал.) вверх, а точнее, принимая внимание положение моей головы, вниз.

Я никогда особо не концентрируюсь на времени, отведенном сексу. Кто-то успевает завершить начатое за пару минут, кого-то хватает на большее. Но впервые мне попался секс-гигант, которому захотелось простонать прямо в ухо: «Хватит». Все во мне не просто горело, а уже дымилось, от этого разжигания огня с помощью трения. А он, как добросовестно заведенный механизм, продолжал двигаться без устали.

Наконец, перекинув меня через плечо, он донес бездыханное практически тело до кровати и бросил на прохладные простыни.

— Гигант, — простонала я и тут заметила, что мой красавчик с той же механической размеренностью переключился на своего гей-дружка и, так же, ритмично покачивая яйцами, трахал упругую мужскую задницу.

То ли от алкоголя, то ли от неожиданной картины мужского соития, свидетельницей которого я стала впервые, меня вырвало прямо на простыни, с которых я соскользнула и змейкой поползла к дверям, на ходу подбирая одежонку.

В гостиной продолжалась вечеринка. Казалось, никто и не заметил нашего исчезновения. Опорожненный желудок требовал пищи, и я набросилась на нехитрые угощения, приготовленные хозяйкой дома.

Утомленная переездом на новое место, неожиданной групповухой с геями и слишком крепкой для меня граппой* (*grapo — виноградная водка, итал.), я свалилась на диван и проспала мертвецким сном до следующего дня.

Прозу жизни никто не отменял, и следующую неделю я занималась организацией своей бытовухи, кэш-поступления и попутно обзаводилась новыми знакомыми. Заглядывая в чернявые глаза, я искала искру, способную зажечь во мне такое долгожданное пламя. Но ничего не вспыхивало, и я ограничивалась короткими оргазмами то на чужой кухне, то в примерочной дорогого бутика.

Вообще, надо отдать должное, итальянцы заводились с пол оборота. Если моего белокожего муженька приходилось мусолить минут десять, чтоб привести его немецкий механизм в боевую готовность, то представителям этой солнечной нации достаточно было приспущенных трусиков, чтоб брови их возбужденно приподнимались кверху, сообщая о том, что кверху приподнялось и все остальное.

Поразило меня так же отсутствие возраста у итальянских мужчин. Однажды я забежала к моей подруге на работу и не могла отказать себе в удовольствии прогуляться по бесконечным переходам старейшего в мире университета. Мысли унеслись в исторические дебри и, словно уловив мою настроенность на древние времена, навстречу попался седоголовый мужчина. Я залюбовалась его осанкой, которая ну никак не соответствовала подуставшему уже лицу, изборожденному морщинами, и невольно подумала о том, сколько женских сердец упало к этим когда-то крепким ногам.

— Сеньоре нужна помощь? — обратился он ко мне, и я вдруг поплыла.

Я окунулась в его взгляд и почувствовала тот огонек, который безуспешно искала в глазах молодых итальянцев вот уже битый месяц.

— Мне очень нужна помощь, — ответила я, и он, оправдав мои ожидания и не поинтересовавшись, в чем именно заключается нужда, предложил мне руку, и мы продолжили экскурсию вместе.

Мы шли по гулким коридорам, заглядывали в высокие бесшумно открывающиеся двери, и о каждом помещении у него была история. Казалось, он прожил в этом университете не одну жизнь и, каждый раз реинкарнация приносила его сюда, чтоб он мог долюбить, доделать, домечтать и дорассказать следующим поколениям о величии прошлого.

Я была абсолютно очарована неожиданным спутником, и в груди щемило сожаление, что вот он — мужчина, о котором я мечтала, но по иронии судьбы, перегоревший и извергнувший уже свой вулкан страстей.

— А это мой личный кабинет, — сказал он, подводя к очередной двери.

— Амато*, — гласила табличка.

— Удивительно подходящее имя, — улыбнулась я. (*Amato — любимый (итал.) )

Он провел меня в кабинет, который скорее напоминал музейный зал с высоченными потолками. Я прохаживалась от окна к окну, любуясь необыкновенной красотой, и вдруг почувствовала, как он остановился за спиной, приподнял юбку и запустил руку в мои трусики. Нежным движением он пробрался между бедер и начал поглаживать маленькие слипшиеся от неожиданности губки умелым пальцем, то погружаясь в мягкую плоть, то выныривая на поверхности и дразня обалдевший от неожиданности клитор.

Откровенно признаюсь вам, что я не любительница орального секса. Принято считать, что женщины так же сходят с ума от оральных ласк, как и мужчины. Ничего подобного. Я никогда не возражаю против этих прелюдий, они меня заводят, вдохновляют на эксперимент, но никогда не приводят к оргазму.

Никогда не приводили…

Как настоящий музыкант, он затронул во мне струны и разыграл как по нотам ощущения, не испытанные ни с одним молодым мужчиной.

Наигравшись со мной, истекающей уже соком, он необычно легко приподнял будто невесомое тело и посадил на мощный стол из натурального дерева. Притянув поближе к себе, он сел в кресло и начал аккуратно слизывать сок, который только что в буквальном смысле собственноручно спровоцировал.

Я, обалдевшая от такой активности, смотрела на его густые седые волосы и никак не могла расслабиться, переживая, что весь день ходила по жаре и наверняка источаю не самые волшебные запахи.

Но, казалось, его ничуть не смущал факт, что я не имела возможность принять душ перед сексом. Более того, казалось, его возбуждали естественные ферромоны, так как он стянул с меня майку, обнюхал всё тело, шумно втягивая носом воздух, словно наслаждаясь бесподобными ароматами.

В какой-то момент я почувствовала, что настороженность и неловкость вдруг испарилась. Я была абсолютно трезва, сознание мое не затуманивалось от дикого желания, но я вдруг отчетливо почувствовала полную расслабленность и легкость, какой не испытывала никогда раньше.

В сексе меня заводит некое соперничество. Я никогда не заканчиваю начатое на пол пути без доведения партера до оргазма. Чаще всего это происходит взаимно, но бывает и так, что я симулирую собственное удовлетворение, потому что целью является совсем другое.

Конец ознакомительного фрагмента.