Брызги социализма

После окончания института я начал работу в Гипрококсе и, в основном, мотался по командировкам на разные коксохимические заводы. В первые три года я проводил в среднем 6—8 месяцев в году в командировках.

Как правило, ездили на месяц бригадами по 2—3 человека. Для молодого специалиста это была очень хорошая школа. И существенное финансовое подспорье. Суточных платили 2 руб. 60 коп. Если выпивать не слишком круто, то на еду хватало 1 — 1,2 руб., остальная чистая прибыль, около 45 рублей в месяц, составляла половину моей зарплаты, которая, к тому же, оставалась нерастраченной.

Первым серьезным испытанием для меня стал Руставский металлургический завод. Там в течение трех лет наши специалисты не могли ввести в эксплуатацию систему управления технологией получения сульфата аммония. Предполагалось, что я поеду туда вместе с более опытным Петром Самойловым.

Но накануне отъезда Петя взбунтовался. В ближайшее время ему должны были дать двухкомнатную квартиру, и он не мог пропустить такой ответственный момент. Начальник отдела М. Лурье вошел в его положение и решил послать меня одного. Так как мы уже телеграфировали на завод о приезде наших специалистов, то мог разразиться страшный скандал. Откровенно говоря, я испугался. Я не имел ни малейшего представления о технологии получения сульфата аммония и о системе управления, которую запроектировал Самойлов. Но М. Лурье меня уговорил: я должен потянуть время с неделю, за это время Петя получит ордер, приедет и все сделает. От меня до его приезда требовалось только заново протянуть украденный незадолго до этого кабель и подключить кое-какие приборы.

Это меня успокоило, и я решился. Самолет вылетал поздно вечером, и в Тбилиси приземлился среди ночи. В полной темноте лил проливной дождь. Пассажиры, которые знали, куда бежать, мгновенно рассосались. Возле меня остался парень чуть старше меня, который не мог бежать, так как хромал. Его я и начал мучить вопросами, как доехать до Рустави. Узнав, что я первый раз в Тбилиси, он проникся ко мне жалостью, и сказал, что покажет, где остановка автобуса в Рустави. Однако остановку перенесли, никто не мог нам помочь, так как ночью в дождь улицы были пусты. Если бы не мой спутник, я бы бродил по городу до утра. Он хромал все сильнее, и я предложил ему уехать домой, а я, мол, сам найду. Он возмутился: — как это, ты — мой гость, а я не могу найти тебе автобус на Рустави! Я себя уважать перестану!

И он таки нашел эту остановку под каким-то мостом. И посадил меня в последний автобус. И дал мне записку со своим адресом, говоря: — Приезжай, брат, я тебе покажу мой Тбилиси, я тебя с мамой познакомлю!

Клянусь, он сказал именно так: « С мамой познакомлю».

Он промок насквозь, и еле хромал.

И пусть никто мне не говорит теперь о национализме грузин и их ненависти к русским.

Я приехал в Рустави и вошел в гостиницу. За стойкой сидела дородная грузинка. По стойке бежал таракан. Она нехотя прихлопнула его ладонью и смахнула со стойки.

Я получил номер, вернее, место в номере. Моим соседом оказался парень — снабженец, откуда-то из глубины России. В целях экономии он готовил себе еду на электроплитке, которую возил с собой. Единственно, что ему требовалось по приезде в новый город, раздобыть пару кирпичей, чтобы ставить на них плитку, в целях пожарной безопасности. Но вскоре он уехал, и оставил кирпичи мне. Я остался в номере один.

Первую неделю, пока я ждал Петю, я бездельничал, общался с заводчанами, бродил по городу и наблюдал незнакомую жизнь. Слегка беспокоило только то, что начальник цеха Шалва Дадунашвили, обещал каждый день протянуть кабель, но ничего не делалось. Присматривать за мной он поручил слесарю-киповцу Гиви Цинцадзе, молодому парню, но совершенно лысому. Шевелюру он потерял в Магадане, куда ездил продавать яблоки зимой. Он не ожидал, что там такие морозы, поэтому поехал в легкой курточке и без шапки. Голова промерзла, и волосы выпали навсегда. Яблоки тоже перемерзли, и он отдал их в общепит за бесценок. Бизнес не сложился, пришлось пойти работать на завод.

К начальнику цеха Гиви относился с легким пренебрежением. Во-первых, если фамилия оканчивается на «дзе», это означает происхождение из княжеского рода. «Швили» же по-грузински означает «сын» и относится к простолюдинам. Так что, по происхождению, Гиви стоял выше начальника. Во-вторых, Шалва, с моей точки зрения, выглядел как типичный грузин — черный, вспыльчивый и с карими глазами. Но Гиви сказал, что Шалва — то ли грузинский еврей, то ли еврейский грузин. Настоящие грузины светловолосые, голубоглазые и с прямыми, слегка курносыми носами, как Гиви. Это явилось для меня откровением. До сих пор я видел только черных и горбоносых грузин, торгующих мандаринами на базаре. Но Гиви объяснил, что это вообще не грузины, даже не грузинские евреи, а турки с морского побережья.

Свободного времени у меня в Рустави оказалось много, и я решил изучать грузинский язык. Я выучил грузинский алфавит, чем привел в неописуемое восхищение Гиви и всю бригаду. Многие русские считают, что грузины пишут иероглифами. Дикие люди.

Дальше сценарий был таков. В КИПовскую заходил какой-нибудь грузин, или его специально приводили. Гиви говорил, что вот Юра за три дня выучил грузинский язык.

— Не может быть!

— Юра, вот его фамилия такая-то, ну-ка, напиши.

Я старательно выводил грузинские буквы. Сначала на гостя нападал столбняк, потом он в полном трансе вел за свой счет всю компанию в хинкальную, благо, она находилась в двух шагах за проходной. Там ели хинкали и запивали сухим вином. В почете было вино «Кахетинское №8». Красное вино, терпкое, с замечательным насыщенным вкусом, с привкусом виноградных косточек. Идеально под шашлык.

Еще я выучил несколько предложений на грузинском языке, наподобие: «какая хорошая девушка», «привет из солнечной Грузии», изучил тонкости грузинского обращения и приветствия, и несколько других, столь же необходимых фраз.

Надо сказать, что наиболее трудным для меня в грузинском произношении оказалось отсутствие ударений. Речь не о беглом ударении, которое имеется в русском и украинском языках, хотя и не широко. Например, меня всегда в восторг приводила песня: «Ой чорна я, чорна, як тая чорниця… Ой файна я, файна — я ся не малюю. Я ся не малюю…» И т. д. Вся песня построена на беглом ударении, услышал я ее впервые, путешествуя по Карпатам.

А в грузинском языке вообще не оказалось ударений, и произнести слова ровно, не выделяя гласных, без навыка очень трудно.

Часть грузинских слов я помню и сейчас, а часть могу вспомнить при разговоре. Мне это очень помогло в последующем, когда я ездил по турпутевке по Грузии.

Мы побывали в Тбилиси, Боржоми, Телави, Бакуриани, Вардзиа и несколько дней отдыхали в Сухуми. В Телави турбаза находилась на горе, а поселок внизу. Группа отъезжающих туристов передала нам по цепочке адрес деда, который продавал виноградную чачу. Мы спустились с горы, и нашли этого деда. Быстро сторговались, и дед вынес нам несколько бутылок чачи.

Я поблагодарил его на грузинском языке. Дед был потрясен. Он что-то спросил у меня, и я ответил. Он сразу же засуетился, отобрал у нас бутылки с чачей и полез в погреб. Оттуда он вытащил пыльные бутылки и сказал, что это вот настоящая чача, она гораздо лучше. Но доплачивать не надо — цена та же.

Довольные, мы начали подниматься к турбазе. Сзади раздавались какие-то крики, мы не обращали на них внимания. Но женщина, которая шла нам навстречу, сказала, что кричат нам. Мы удивленно повернулись и увидели деда, который что-то кричал и бежал к нам. Мы подождали его, и, запыхавшись, он сказал: «Очень крепкая чача! Очень крепкая, женщинам не давать!». И поковылял вниз. Чача была прекрасная, в ней было градусов шестьдесят.

«Какую хорошую девушку» я тренировал на скромной девушке Лиле, которая работала в бригаде киповцев, и она мне подарила перед отъездом учебник грузинского языка с дарственной надписью. Что она там написала — не знаю до сих пор. А учебник у меня сохранился.

В Рустави с заводскими ребятами мы много беседовали об истории, культуре, литературе. Меня поражало, что простые работяги великолепно знали историю Грузии (мне говорили, что в каждом доме обязательно есть том грузинской истории), наизусть цитировали русских и грузинских классиков, могли показать окна квартиры, где жил какой-нибудь современный грузинский поэт, не говоря уже о футболистах.

«Если на одну чашу весов положить Толстой, Пушкин, Чехов, Достоевский, а на другую чашу — Константинэ Гамсахурдиа, то вторая чаша — перевесит!».

Они не были националистами. Они были патриотами.

На четвертый день моего пребывания Гиви сказал: Слушай, мне Шалва приказал все время быть с тобой, а ты каждый день на работу ходишь. Я уже подряд три дня на работу хожу! Пошли лучше на Куру купаться.

И мы пошли купаться на Куру. Выглядело это так. Мы пришли на маленький пляжик на повороте реки, оставили там вещи и пошли вверх по течению метров за двести. Там входили в воду, бешеная ледяная вода подхватывала тело, и мы во всю мочь колотили руками, чтобы нас вынесло на пляжик, а не унесло дальше. Трех таких купаний с меня было достаточно.

Вечером я позвонил в Харьков, и начальник мне виновато сказал, что Самойлов, скорее всего, не приедет, и я должен выкручиваться сам. Таким образом, я потерял почти неделю. Я разозлился. На следующий день я увидел, что снова ничего не сделано. Я ворвался в кабинет Шалвы и начал на него орать. И в приказном порядке сообщил, что я ухожу, а завтра приду проверить работу. В это я сам не верил ни минуты. Каково же было мое удивление, когда на следующий день утром приборы и кабель оказались на месте!

— Слушай, — спросил я у Гиви, — почему это Шалва неделю ничего не делал, и вдруг сделал?

— Ну, ты же на него накричал!

— Ну и что?

— Раз ты на него кричишь — значит, — ты главнее. У нас кто главнее, тот и кричит. Тот, кто меньше — никогда не будет кричать.

— Так он на меня не обиделся?

— Нет, что ты. Теперь все будет в порядке. Он тебя спрашивал, какая у тебя должность?

— Спрашивал. Я сказал, как есть: конструктор 2-й категории.

— Вот видишь. КОНСТРУКТОР ВТОРОЙ КАТЕГОРИИ! Он и не знает, что это такое, а вдруг ты важная шишка, раз позволяешь себе на него кричать.

У нас в то время ходили слухи, что в Грузии врачам надо платить. Особенно за операцию. Я спросил у Гиви — правда ли это. Он сказал — правда. Например, операция аппендицита стоит 300 рублей. Тогда это вообще для меня были заоблачные деньги.

— Хорошо, а если я не заплачу, мне что, операцию не сделают?

— Почему, сделают.

— Значит, плохо сделают, хуже, чем тому, кто заплатил?

— Почему, хорошо сделают. Точно так же.

— Так зачем тогда платить?

— Уважать тебя не будут.

На эту тему опишу еще одну характерную сценку. Лето, жара, гуляя по городу, я пил газированную воду в специальных киосках. Очень любил воду с сиропом за 5 копеек. И вот однажды, подходя к киоску, вижу, как продавец кричит на какую-то женщину, и та от него убегает. Кричал он по-грузински. Рядом стоял еще один мужчина. Когда я подошел, они перешли на русский язык. Всегда, в присутствии русских, не знающих грузинского языка, грузины общались и между собой по-русски. Тем самым они выражали уважение к гостям.

Мужчина говорит продавцу:

— Слушай, Вано, зачем ты женщину обидел? Я не понял.

— Понимаешь, она третий день приходит ко мне воду пить. Первый день выпила, дает 10 копеек. Даю сдачу 5 копеек. Берет сдачу! Второй день приходит. Дает 10 копеек. Даю сдачу. Берет сдачу! Сегодня приходит. Дает 10 копеек. Даю сдачу. Берет сдачу! Слушай, совесть есть?

В общем, хотя и с приключениями, смонтировал я систему управления и запустил.

Проработала система неделю, составил я акт приемки работы и пошел его подписывать. Начинаю, как всегда, снизу, с начальника участка КИПиА. Тот подписывать отказывается.

— Так ты что, недоволен работой?

— Да нет, все прекрасно работает.

— Так подписывай!

Конец ознакомительного фрагмента.