Рок. И посох в песках оружие. Книга 2. Том 1 «Угроза из прошлого»

…Ночной сумрак опустился на заливы вокруг гаваней Панорма. Изрезанный скальными выступами и небольшими, глубокими бухтами берег, наблюдается с моря сплошной темной полосой… Волнение на воде, с наступлением ночи, поутихло… Тишина и спокойствие царствуют в небольших, пробегающих волнах, в которых старый Протей незримо вслушивается в звуки исходящие от берега… Но ему этого мало и он, движимый любопытством, ощупывает прибрежные скалы своими, направляемыми им, покатыми, гладкими волнами, которые с определённой периодичностью с грохотом накатываются на интересующие старого Протея места скал, шлифуя и полируя их края… Кое-где, на берегу, раздаётся перекличка разбуженных этим «прощупыванием» скал береговых птиц. И они долго не могут, успокоятся, передовая друг другу свои вдруг возникшие тревоги… Небо затянуто пеленой и дымкой опустившегося тумана…

Одна, из этих птах, потревоженная прибоем, будто бы, не налетавшись за день, вдруг взлетает высоко над скалами и летит, в пелене обрывков тумана, вдоль их протяжённости к большому выступу берега, уходящего в море длинным «носом» мыса. Она, разогнавшись, резко меняет курс в сторону «носа» мыса и переходит на «бреющий» полет, летя вдоль выступа берега мыса. Редко взмахивая крыльями, она поднимается чуть выше и снова переходит на «бреющий», инерционный полет. Но вот мыс заканчивается… Но птица не меняет курса?! Лишь взмахи её крыльев становятся более учащёнными, а её полет снижается! Она летит над волнами на той высоте, что если бы это было днём, то эти же волны, могли накрыть её своими рваными, пенными гребнями! Но сейчас, когда ветер — их партнёр по жизни, истратил свой дневной запал сил и отдыхает, вяло, устало и сонно делая свои последние вздохи, находясь в ночном полудрёме перед своим утренним пробуждением, птаха торжествует своей неуязвимостью и удалью, над усталой, поверженной водной стихией! Но давайте подумаем? Что она делает? Ведь она не чайка и не альбатрос! Улетать ночью, в таком густом тумане, далеко от берега для неё очень опасно?! Но птаха, несмотря на наши с вами тревоги за её судьбу, продолжает свой полет ещё дальше вглубь моря?! Что с ней? Неужели она потеряла направление и рано, или поздно её ждёт гибель в волнах, от внезапно налетевшего порыва ветра? Её полет становится вызовом всей безграничной водной стихии… Но, вот птаха, вдруг, начинает подъем, и скрывается от всех, кто следил за её полётом… в верхних слоях тумана… Серая мгла поглощает глупое маленькое существо… Старец Протей, незримо поплескавшись в волнах, вздыхает, сокрушаясь думами о судьбе глупой небольшой птицы и, съедаемый пробудившимся в нём любопытством, устремляется в том направлении, где последний раз он заметил взмах её крыльев… От этого его толчка, слышится какой-то странный всхлип и крутая волна, родившаяся сама по себе, несётся к берегу…

…Протей стремительным перемещением проносится вперёд и вдруг слышит, своим очень чутким, натренированным тысячелетиями слухом, знакомый шелест разрезаемого крыльями воздуха… Вот оно что?! Напрасно, мы с вами, переживали за глупую птаху! Из темноты тумана, стелящегося по едва волнующемуся моря выглядывают мачты нескольких военных галер, которые в тумане покачиваются на волнах, неся вахту блокады Солунта. Города, находящегося в непосредственной близости от плато Геиркте и горы Эрик, на которой расположился лагерь непобедимый доселе Гамилькара Барки. Наша птаха оказалась не такой уж глупой, для этого и поднялась над туманом, чтобы безошибочно определить нахождение этих самых военных галер, высокие мачты которых, проглядывают над опустившимся туманом… Птаха, дав круг над галерами и сориентировавшись, устремляется к одной из них, опуская свой уровень полёта и вырываясь из плена скрываемого её тумана… Теперь её уже не только слышит, но и получает возможность видеть наш старый сплетник Протей, незримо присутствующий на водной глади ночного моря в виде поднявшегося на поверхность… слоя, оторвавшейся от дна, тины! Он, с удивлением, наблюдает за птахой и видит, как её полет опускается до уровня бортов галеры. Она летит вдоль длинного корпуса галеры и ныряет в небольшое отверстие, в носовой части судна… Мы, вместе с древним морским богом, успеваем увидеть скрывшийся в отверстие, где по-видимому и свела своё гнездо птаха, раздвоенный ласточкин хвост…

…Протей, улыбнувшись в свои длинные водоросли-усы, удовлетворён решением цели полёта птицы и теперь, нехотя, с некой ленцой, вслушивается и… заинтересовывается тихим разговором, происходящим на борту галеры, который своими обрывками, достигает его чуткого слуха…

–…вернулась домой! И где её носило до сих пор? Видно, блудница нашла крутокрылого голубка на берегу!..

Слышится тихий смех… раздающийся с палубы галеры.

Протей, потеряв интерес к смеху, вдруг, слышит что-то иное?! Это «иное» заинтересовывает его намного больше темы разговора на палубе!.. Эти новые звуки, кои улавливает его чуткий слух, влекут его к себе и он, поймав и расслышав небольшой кусочек продолжавшегося разговора, медленно, начинает тонуть, перед броском в новом направлении…

–…скоро должен показаться! Патруль их, состоит из весельных трирем, они проплывают здесь каждую третью ночь! Плывут вдоль берегов от Эрика до Панорма! Три десятка трирем. Скоро, ты их увидишь! Это очень быстрые корабли!

Разговор обрывается… Собеседники явно чем-то отвлеклись…

— Слышал?! Будто, что-то огромное проплыло под кораблём?! Галера качнулась и даже… приподнялась?!

— Да, здесь это бывает часто! — Звучит ответ. — Не знаю с чем это связанно?! Может киты, играя, как наша блудница, что прилетела только что, задевают нас, своими огромными плавниками? Может это то, что понять нам, пока не дано?!.. Море порою таинственно, Бриан! Но мы, отклонились от темы?!

— Да! Я хочу, побыстрей, разобраться с вымпелами. Чтобы, столкнувшись с неприятелем, знать, где свои — а где чужие! Вообще, я, пришёл на флот, чтобы нос к носу столкнутся с этими злобными пуннийцами! А какие вымпелы у них на гафелях, мне неизвестно, Целий?

— Вот это правильный, заданный тобой вопрос, Антоний Бриан! Ты только начинаешь службу и, поэтому, мой тебе совет — если увидишь на море пуннийца, будь он торговец или рыбак, а тем паче, военный корабль — никакой пощады! Только так, мы, добьёмся победы! Так сказал наш консул Метелл! Хочется думать, что он прав! — говоривший эти слова замолчал на некоторое время, будто усомнившись в своих ловах при… вспоминании «чего-то»…и выдержав паузу, он продолжает, — а в цветах и вымпелах, я тебе помогу разобраться! Я уже служу более пяти лет и не раз видел в бою стяги и Ганнонов, и Баркидов!

После этого, тот кого собеседник назвал Целием, замолкает, видимо вновь погружаясь в какие-то воспоминания… и раздумья.

— Ну, ты это, конечно же, загнул, Целий! Воевать против простых торговцев и рыбаков? Это совсем не придаёт славы республике! Консул Метеллл в Риме известен только хитростью и изворотливостью в делах судебных. Мне его слова совсем не по сердцу! Но… скажи мне, Целий, в скольких стычках, ты принимал участие?

— Это уже не посчитать. Примерно в двадцати трёх!

— Да! Теперь я понимаю, что славу Риму на море принесли такие стойкие центурионы как ты! Отчаянные и бесстрашные воины, готовые отдать все, включая жизнь, ради славы римского флота!

— Да, слушать тебя, трибун Бриан, очень приятно! Жаль, проклятые пуннийцы, сидят в своих норах и не выползают из них! А то бы я, продемонстрировал тебе свою сноровку в сражении, и манёвренность своей галеры! Ты бы увидел, как пятятся и спасаются бегством их корабли!

— Да, жаль! Но насколько, я знаю, в последнем сражении у Эдгат, в битве не участвовал флот Баркидов? Если бы они там были, говорят, ещё не известно, одержали бы мы победу?!

— Все вранье! Будь там Баркиды, их галеры также были бы разбиты, на мелях вдоль островов как и другие! А… остальные бы удрали, как всегда!

— Твоя уверенность, заставляет меня поверить тебе, Целий! И все же, какие по цвету паруса и вымпелы, наших союзников Сиракуз?

— Голубого с нарезкой волн из белой парусины! Вымпелы того же цвета — голубого!

— Вот теперь я не ошибусь! — голос трибуна Антония Бриана замолчал на короткое время, а потом добавил, — и все же, я слышал, что при Дрепане, флот Баркидов, хоть и был не в полном составе, всего в двенадцать галер, а с ним, соединившаяся часть флота Ганнонов с флотоводцем Асдурбалом, разбили наш, в три раза превосходящий флот, консула Пульхра! Как, ты это объяснишь, Целий? Ведь они захватили 93 наши галеры?

— Им просто повезло! — Уязвление услышанным, чувствовалось в голосе Целия. — Но, клянусь Нереидами! Больше им такого везения не видеть никогда! — Целий зло сплюнул за борт…

Он помолчал минуту. Молчал и его собеседник…

— Кстати, продолжил Целий, — туман становится плотнее, скоро рассвет!

Оба собеседника замолкают, каждый думает о своём…

— Шум весел со стороны Панорма! — слышится крик с дозорной мачты галеры.

Целий оживляется от этого крика.

— Вот и сиракузцы! Только не пойму, как они минули нас? Всё… этот туман! Получается, что они возвращаются назад! Но это, точно, не пуннийцы! Откуда им взяться у нас в тылу? — Целий напрягает зрение, смотря в плотный туман.

Серая пелена полностью накрыла море, временами немного рассеиваясь и разрываясь под действием движения воздуха.

Целий и Бриан вслушиваются в тишину ночи, размываемую плеском воды у бортов. И сквозь этот плеск, слышится размеренный шум весел, доносящихся из тумана. Там, слышны мерно опускающихся, с определённой периодичностью в воду вёсел и скрип весельных бортовых уключин.

— Построй дежурную часть манипула у бортов, Целий, — приказывает трибун Бриан, — на всякий случай!

Целий поворачивается и не особо торопясь идёт к корме, по длинной, хищной палубе квинтиремы, к месту, где толпятся десятки воинов дежурной части манипула.

— Что-нибудь видишь? — поднимает голову Целий, спрашивая громким голосом, дозорного, находящегося на смотровой площадке, на мачте.

— Только мачту! Туман скрывает остальное! Но, мачта по строению рей принадлежит нашей римской квинтиреме.

Целий пожимает плечами… в его голове пробегает мысль:

«Уж не с Панорма ли галеры?! Нас хотят сменить?..»

В этот момент, над ним раздаётся крик дозорного наблюдателя:

— Постойте! Месяц! На мачте вымпелы с месяцем в пене волн!

Тут же, с дозорной вышки звучит трубный сигнал тревоги. Целий уже пройдя мачту, приседает от неожиданности! До него не сразу доходят слова о вымпеле. Но уже, через секунду его прошивает холодная мысль: «Барка!»

Он хватает свою дудку центуриона и свистит построение около себя.

«На нос корабля, бежать уже поздно, не успеть построиться! — думает Целий».

В это время, с Антонием Брианом, происходят совершенно другие детали событий этой ночи. Отдав приказ построить манипул, он всматривается в туман… Вот из пелены появляется нос римской квинтиремы. Она плывёт со стороны Панорма и это совершенно успокаивает Бриана… Он облегчённо вздыхает… Но, в этот момент, сверху наблюдательной башни звучит сигнал тревоги! Бриан хватает ближайший щит, которые рядами укреплены на бортах галеры и в спешке надевает его на руку. Мгновение, и в его другой руке блестит меч! Он видит, как к борту их галеры подходит нос другой квинтиремы с вымпелами непонятного для него значения! Раздаётся хруст ломаемых весел дежурной весельной команды, которая несёт ночную вахту. Квинтирема не таранит их корабль, а идёт почти борт о борт, параллельным курсом, специально ломая весла, чтобы галера римлян потеряла ход! Бриан, с ужасом видит, что мостик именуемый у римлян «Дуилиным мостом», а у других народов, прозванный «вороньим» из-за крюка на его конце, отведён в сторону его галеры… Мост с грохотом падает на борт квинтиремы Антония… Корабли резко дёргают друг друга, сцепляясь… Строящиеся шеренги манипула в середине галеры падают на палубу, от её резкого колебания… Бриан, ухватившись за канаты гафелей, удерживается на ногах и с ужасом замечает, как на мосту появляются вражеские воины… По виду они очень ловки! Если судить с какой быстротой они вскочили на качающийся, ещё совсем шаткий штурмовой мост…

Бриан отступает от носа корабля на два шага и готовится встретить врага, предварительно оглянувшись на своих… Повернув голову обратно, он видит бегущего по мосту воина в белых доспехах, с мечами в каждой руке… Тот подбегает к краю мостика и с размаху бросает в него один из мечей… Бриан инстинктивно поднимает щит над головой, прикрывая им её… Он слышит удар лезвия о середину щита, а следом страшный силы толчок в щит… Антоний теряет равновесие и падает на палубу… В падении, у него проносится мысль, что воин, бросив в него свой меч, следом прыгнул сам и инерцией прыжка, соединённого с силой толчка, ударил его в щит ногой…

« — Как глупо! — мелькает в его голове мысль.»

Антоний пытается подняться, но, в следующее мгновение, получает страшной силы удар по голове и все обрывается в его сознании…

…Гамилькар поворачивается в сторону середины галеры… Его глаза, среди ночного мрака, царящего на палубе, различает картину торопящихся построиться принципов… Он, повернув снова лицо к трибуну, лежащему у его ног, заносит меч для последнего, решающего удара для судьбы молодого Бриана… Его глаза замечают его молодость и каштановые волосы рассыпавшиеся по палубе галеры… Молодость трибуна смущает его… и рука полководца замирает…

« — Не надо Гамилькар!» — вдруг слышит он голос внутри себя, и этот голос принадлежит человеку, которому он давно отдал своё сердце… Оно принадлежит ему все, без остатка, и до конца его дней! Голос Клариссы! — Оставь жизнь этому мальчику! Ведь он, ещё, ни в чем не виноват! — Повторяет ее голос».

Гамилькар опускает меч и поворачивается. Рядом с ним, на палубу прыгают другие воины…

— Сапфон! — приказывает он. — Отнесите этого героя… на мою галеру! Видимо, он имеет какой-то здесь вес! Пригодится…

Один из воинов отдаёт распоряжения… Гамилькар, повернувшись к своим собравшимся вокруг него воинам, улыбается.

— Разбирай щиты, ребята! Сыны волчицы щедро приготовили их для нас! — говорит он.

В этот момент, у бортов атакующей квинтиремы, выстраиваются лучники, которые начинают осыпать середину и корму римской галеры тяжёлыми стрелами… Дождь стрел накрывает выбегающих принципов из трюма, где они отдыхали… Многие, падают пронзённые этим «дождём»… Гамилькар, подняв с палубы меч, брошенный им в трибуна, поворачивается к центру галеры, где видно построение неприятеля….

— За мной, ребята! — улыбается он, призывая всех остальных следовать его примеру. Он берет один из щитов, стоящих у бортов, и вместе с ним, устремляется в центр галеры, на врага…

…Римляне строятся в центре, по правую руку Целия… Все взбудоражены внезапной атакой врага… В суматохе нападения, многие не успели разобрать копья триариев и, поэтому, стена щитов имеет прорехи в щётках ощетинившихся копий… В это время их накрывает дождь стрел, летящих с корабля противника. Многие раненые этим внезапным «дождём», приседают, открывая пробелы в строю… В этот момент, нападавшие с носа корабля подбегают к построившимся римлянам… В принципов летят не только стрелы, но и римские тяжёлые щиты, которые захватили с собой нападавшие… Эта хитрость ломает строй латинян и в бреши строя врываются отчаянные воины…

…Гамилькар, проскользнув между выставленных копий, обрушил всю мощь своих мечей на ошеломлённых принципов… Без труда, перерубив несколько древков копий, он ещё больше расширил брешь в строю латинян и прорыв его воинов расширился… Строй римского манипула рассыпается… Принципы вынуждены повернуться, отражая удары Гамилькара, ослабив отражение фронтального напора других воинов горы Эрик. Случается, страшное избиение и свалка, в которой римляне утрачивают своё преимущество строя манипула… Все стали равны в общей свалке… Схватка перемешала всех… За совсем короткое время, пали первые ряды римлян, состоящих преимущественно из ветеранов и римляне, медленно, стали пятится к корме… отдавая середину галеры карфагенянам, штурмующим их корабль.

…Приимпелярий Целий, опять дул в свою дудку… Он, окружённый ветеранами, выдержал нападение пехоты противника и сумел сколотить вокруг себя бесстрашных воинов, которые построили, что-то наподобие «черепахи». Принципы сгрудились в привычный, тесный строй и стойко держались…

— Держитесь граждане! — кричал приимпелярий Целий, — Проклятое племя пуннов, эти живодёры, убили нашего трибуна Бриана! Отомстим этим зверям! Этому сброду со всего света! Нам нужно только продержаться совсем немного! Помощь уже идёт!

И действительно, позади галеры раздались сигналы труб, на различный лад и разной протяжённости… Это стоящие, совсем недалеко, квинтиремы извещали головную галеру о приближении помощи! Также, вдали прозвучали сигналы с кораблей, идущих на помощь со стороны блокады Солунта, которую держали латиняне, после поражения пуннийцев у Эдгад. Этот звук труб приободрил римлян и они, воспряв духом, стали оказывать сопротивление интенсивнее прежнего…

Сзади, из тумана стали появляться римские галеры… одна… две… три… Туман мешал правильно посчитать их…

Увидев, что их флагман ведёт сражение уже на своей палубе, римские корабли стали разворачиваться для атаки борта напавшей галеры! Они медленно поворачивали свои носы, с обитыми медью таранами. Направляя их в сторону зацепившихся кораблей… Прозвучал сигнал атаки и квинтиремы стали двигаться параллельным курсом по отношению друг к другу… Но в этот момент произошло то, чего никто и никак не ожидал! Из тумана, одна за другой, стали вырываться гептеры карфагенян. Одновременно, из тумана полетели амфоры с греческим огнём. Амфоры были наполнены горючей смесью, обмотанные пропитанной этой же смесью и зажжённой горящей паклей. Выстрелы из баллист, были столь точны, что два первых римских корабля, которые развернулись для атаки и подставили, таким образом свои бока — вспыхнули почти разом… Увидев это, другие римские галеры приостановили свою атаку, разворачиваясь теперь фронтом к появившимся гептерам… Но это только усугубило их положение, так как они перестали двигаться… Вот уже четыре квинтиремы охвачены огнём… А тем временем хищные тараны атакующих карфагенских гептер нашли свои жертвы в бортах не успевших повернуться римских квинтирем…

…Треск ломаемых, пробитых бортов, заставил приимпелярия Целия обернуться в сторону ожидаемой помощи… То, что он увидел не придало ему уверенности в победе… Наоборот, заныло холодной, тяжёлой ложечкой под самым сердцем… Многие корабли боролись с огнём, другие же — протараненные клонились своими бортами к самой кромке моря, неумолимо приближая миг опрокидывания… Третьи, в нерешительности, застыли в этой сумасшедшей суматохе…

— Как они попадают из баллист в наши галеры… в таком плотном тумане? — вдруг он услышал, у самого своего уха, вопрос одного из солдат.

Целий обернулся к нему.

— Туман опустился к поверхности моря! Видны мачты! Они метятся по ним! С вышек координируя свой огонь! К сожалению, мы так не умеем! — Целий в сердцах махнул рукой…

— Посмотри, Целий! Сколько их! — тот же принцип указал направление мечом в туман, откуда светилось множество световых точек, для безопасности маневрирования в таком, густом тумане…

Целий повернул голову в указанном направлении… Сквозь тусклый туман, просвечивались огни… Их было очень много, не один и не два десятка… Сосчитать точно было невозможно! Туман то уплотнялся, полностью заслоняя их, то рвался, открывая приближение новой партии врага… Будто в подтверждение его мыслей, до Целия донёсся звук труб, исходящий из тумана… Без сомнения, это был флот пуннийцев! Целий обернулся, поняв, что помощи, ждать не приходиться… Злость вскипела в нем! Собрав всю волю и гнев в кулак, способный сокрушить любого, он стал выискивать себе жертву… Впереди, в белых доспехах, сражался крепкий, опытный воин… Сражался он прекрасно! Отражая все направленные в него со всех сторон уколы и удары! Но в тоже время, нанося свои — убийственные и безжалостные!.. После каждого поверженного им противника, он перешагивал его и двигался вперёд…

Целий правильно определил, что это военачальник! Хотя, для военачальника он был, по мнению Целия, слишком глуп! «Опрометчиво, ты взобрался на мою галеру!» — решил Целий и стал пробиваться к нему… Он видел, что воин в белых доспехах ворвался в самую гущу свалки… Эта его опрометчивая бесшабашность должна была сыграть с ним злую шутку… Целий, в движении, выпадом вперёд, сразил одного из нападавших, пронзив его живот… Перешагнув, через поверженного, Целий обвёл вокруг себя глазами… «Враг должен быть убит любым способом, даже если это удар в спину! — Стучит ему в висок фраза, которую он любил повторять, обучая молодых воинов…» Целий глазами ищет метательное копье… Вот, в его поле зрения, попадает то, что ему нужно… Он, по ходу к этому копью, нападает ещё на одного из противников сбоку, помогая одному из своих принципов! И вдвоём, напав, одновременно, они поражают его! Тот, падая, освобождает необходимое место для задумки Целия… Он уже в четырёх шагах от цели!.. Белый воин, сражается к нему спиной и его фигура, выбрана приимпелярием как единственная цель! Цель, поразив которую, можно и умереть… Он вырывает из тела убитого пуннийца, тяжёлый римский «пилум»… перекидывает его в руке и с поворотом корпуса, с размаху, бросает его в спину выбранной им цели…

«Но что это!» — бьёт в голову приимпелярия Целия удивлённая мысль. Он широко, от неожиданности увиденного и, связанного с ней удивления, пучит свои глаза… Воин, словно имеет глаза на спине! Он резко оборачивается и успевает острием одного из своих мечей отклонить летящий, теперь уже в грудь «пилум». Отклонив полет смертельного дрота, он, одновременно, делает поворот своего корпуса, убирая его с фронтальной атаки… Через секунду пролёта дрота мимо цели он делает шаг… Шаг в сторону приимпелярия! Ещё, через мгновение, меч пуннийца обрушивается на приимпелярия и Целий едва успевает заслониться «скутумом»! Он снова обнажает свой меч и опять, едва успевает отклонить колющий удар в своё лицо… Но воин в белых доспехах совершает невозможное! Его правая рука делает молниеносный взмах с такой скоростью, что Целий видит только блик отражённых бортовых огней, на его мече, сверкнувшего своим оточенным лезвием, но не успевает распознать направление его удара и, поэтому, выбирает единственно правильное решение, он снова заслоняется «скутумом». Но в этот момент, чувствует обжигающую боль в кисти!.. Целий роняет меч, с удивлением смотря на, разрубленную в запястье, руку… Глаза его расширены от удивления! Но, в это время, воин резко поворачиваясь вокруг своей оси и заходит ему за его правый бок… Последнее, что помнит Целий — обжигающая боль на своём лице… Целий валится на палубу…

…Палуба квинтиремы почти уже очищена от римлян. Они устлали ее своими телами… Остатки римской пехоты сдаются на корме… Гамилькар обводит корабль взглядом…

— Сапфон, вымпел! — указывает он мечом на канат с вымпелом орла римской республики.

Сапфон, воин средних лет, с чёрной кудрявой шевелюрой — в бою ему сбили шлем, подбегает к канату и рубит его. Мгновение… и главный вымпел флагманского корабля падает с реи… Раздаются победные крики многих десятков громких глоток победителей, который подхватывают голоса труб… Победный возглас отдаётся в сердцах всех сражающихся…

Римляне, видя капитуляцию своего флагмана, начинают покидать сражение… Римские галеры выходят из боя, беря курс в залив Панорма, далеко обходя место атаки на эскадру, осуществляющую блокаду Солунта и Эрика! Пятнадцать римских галер, отступили под прикрытие залива Панорма, оставив остальных погибать в ночном бою…

Гамилькар осматривает захваченный флагман… Он обходит его весельные команды, сдавшиеся на милость победителя. Осматривает состояние машин бортовой артиллерии… Пройдя на корму, он отдаёт короткую команду:

— Сдавшихся римлян в трюм! Убитых сложите на носу галеры! По приходу в гавань, будем устраивать погребение!

В этот момент, он слышит крадущиеся шаги у себя сбоку. Стратег поворачивается… По галере, перешагивая мёртвых врагов, медленно, двигается Верховный Жрец касты Молоха Капитон. Его сопровождают два жреца его Касты. Вид Капитона, говорит сам за себя… Он, совершенно ошеломлён и напуган, от им увиденного и пережитого сегодняшней ночью!

Гамилькар снова поворачивается к своему заместителю:

— Сапфон! Протрубите сигнал гемиоле — путь расчищен! Путешественники заждались!

Сапфон кивнув, исчезает.

— А вот этот, ещё жив! — напоминает он о себе ещё раз, перешагивая римского приимпелярия и показав на Целия, лежащего в луже крови.

Гамилькар, услышав эти слова Сапфона, подходит и смотрит на человека, пытавшегося его убить со спины… На вид ему лет сорок…

— Что смотришь, Барка? Добей беднягу! — Слышит он голос, подошедшего сбоку Капитона.

Тот уже взял себя в руки и рассматривает поверженных латинян со смехом и сарказмом.

— Что не можешь убить безоружного? Вот такие вы, Баркиды! Из-за вашего честолюбия, когда-нибудь погибнет наш город! Маркус, помоги бедняге!

Капитон подаёт одному из своих молодых жрецов, острый отточенный ритуальный кинжал. Тот, взяв его в огромную ладонь мясника, нагибается над Целием.

— Отойди от него! — страшным голосом произносит Гамилькар. — На моем корабле никогда не будет совершенно культовое убийство!

— Но, ведь дать ему умереть от агонии ещё большая жестокость! — Капитон возмущённо смотрит на Барку.

— А кто сказал, что он умрёт от агонии?! Я кое-что смыслю в ранах! Опыт большой! — Гамилькар сказал это таким тоном, от которого жрец Маркус отшатнулся. — Заберите приимпелярия! Выходим и обменяем на кого-нибудь из наших пленных! — повернулся он к, стоящим недалеко от него, своим воинам.

Гамилькар проводил взглядом уносящих приимпелярия воинов, потом, взглянув в сторону моря, поворачивается к стоящим рядом жрецам:

— Транспорт готов. Привет Молоху! — и указывает на приближающуюся к квинтиреме гемиолу.

Лицо Капитона, после этих слов полководца, залила зелень нескрываемой желчи, в его душу впились тысячи змей, каждая из которых впрыскивала смертельную дозу ненависти к этому человеку. Он, медленно повернулся, смотря на, подплывающую к галере, гемиолу… в думах своих, мечтая отомстить полководцу за все унижения…

Галера римлян медленно поворачивалась в сторону берега…

…Ласточка высунулась из гнезда, в носовой части галеры… Стук и топот на палубе, так пугавший её в течение довольно долгого времени утих… Ласточка выпорхнула в небо… Картина, увиденная ею, очень удивила и испугала! Море в нескольких местах горело!.. Птаха поднялась повыше, чтобы рассмотреть эту удивительную картину?! Пелена тумана, вследствие приближающегося рассвета, стала местами рваться и сквозь его разрывы, она увидела, что это горят остовы кораблей, совсем недавно стоящих рядом с её гнездовьем?.. Вблизи, полыхали и их обломки, чадя темным просмолённым дымом… Дальше, были видны мачты уходящих галер, откуда-то собравшихся здесь и теперь, куда-то торопящихся! Птаха, то опускаясь, то поднимаясь, полетела в сторону ближайшего города и вдруг, совершенно внезапно для себя, пролетела над двигающимися мачтами группы широких торговых кораблей, которые уже входили в бухту горы Эрик! Дальше, в сторону от бухты, море было покрыто светящимися огнями! Это удивило птаху не меньше всего произошедшего в предрассветное время! Птаха полетела в том направлении, движимая птичьим любопытством! Она чуть опустилась и увидела, что большая площадь моря покрыта рыбацкими лодками, на которых горят огни! Птаха облетела эту флотилию несколько раз, как вдруг увидела, что ее корабль с гнездом, который она узнавала по своим особенностям, идёт в бухту горы Эрик! Она, незамедлительно полетела к нему… Подлетая, она удивилась, что на рее, где совсем недавно гордо грозил клювом римский орёл, колышется месяц, весело подмигивая пенящимся волнам! Птаха-ласточка удивилась этому преображению… и юркнула в своё гнездо… Через минуту она высунулась вновь, и защебетав, поздоровалась с щупальцами солнца, показавшимися из-за горизонта моря…

…Старый Протей, всплыв наверх, принял облик засеребрившихся миллионами солнечных отблесков волн, от покрывшейся утренней ряби, которую залили светом первые лучи зари… Он в раздумье, удивлялся всему произошедшему в предрассветных отрезках времени… Последние обломки кораблей поглотило море, и Протей последовал за ними вглубь, рассуждая про себя о земной суете людей…

Блокада горы Эрик и Солунта, была прорвана в очередной раз, вышедший из города караван кораблей, без труда входил в бухту горы — лагеря, наполняя его всем необходимым…

Гамилькар, со свойственной ему находчивостью и бесстрашием, блестяще провёл задуманную им операцию. Масса лодок рыбацкой флотилии, была принята римскими орлами, за флот, пришедший из Сардинии! Римляне не только ретировались сами, но и развернули флотилию Сиракуз, встреченную ими по пути бегства!..