Американские байки

Shenandoah, Pensilvania

Маленький город. Аккуратные, похожие на куски сахара, домишки. Газоны выглядят так, будто их вручную постригали маникюрными ножницами. Из травы выглядывают глиняные фигурки гномов и гусей, крашеные в белый цвет колеса от тележек и декоративные колокольчики на ножках.

Моя приёмная семья — фото для рекламы «Мы счастливо живём!». Я видела такие щиты вдоль дороги, когда мы ехали сюда. Они слишком красивые, чтобы быть настоящими. Ровный загар, белые футболки, глаженые джинсы. У них идеальные улыбки и обувь. Такие чистые кроссовки, будто они ходят только по домашним коврикам. Тоже идеально чистым.

— Привет, меня зовут Джейкоб! Приятно познакомиться! — протягивает руку среднего роста, крепко сбитый мужчина, видимо, папа́.

— Иди сюда, honey!²¹ Дай обниму! — невысокая женщина в огромных очках (судя по всему, это маман семейства) без стеснения сразу же лезет обниматься. «Honey» называть она с этих пор будет всегда.

Эти люди так сильно радуются моему приезду, что мне становится страшно. Папа и мама — полисмены. Ещё три ребенка. Не то, чтобы это совсем маленькие дети. Две девочки плюс минус моего возраста и их братец, очкарик-ботан. Средняя — моя ровесница.

— Эй, я Эмили! Хочешь посмотреть мою комнату? Как тебе здесь? Долго ехала?

Она засыпает меня вопросами, а я хлопаю глазами и киваю. Откуда ни возьмись берется альбом с фотографиями. Она листает его, тычет розовым ноготком в кадры.

— Я — cheerleader²²! Круто, да?

Ждёт моей реакции, которую я зажала. Мне не жалко, честно. Просто не пойму, о чём речь. Я вижу, как уголки её губ слегка кривятся. Но лишь на мгновение. Она моментально берёт себя в руки, улыбка становится ещё шире. Но, клянусь, я понятия не имею, что такое чирлидер. Судя по фоткам, она машет такими симпатичными веничками из мишуры на школьных праздниках. Прикольную форму им выдают, я в этой юбке всех бы сразила наповал, хоть и ноги у меня не такие прокачанные. Ну, ок, раз ты считаешь, что это нереально круто… Как скажешь, старушка! Cool!

Старшая похожа на среднюю, как две капли воды. Те же кудри до плеч а-ля альпийская овечка, та же широкая улыбка до ушей, в которой я с лёгкостью могу исследовать все зубы, включая самые дальние и немножечко гортани.

— Руфь! — делает она шаг ко мне и тянет лапку для рукопожатия. Ручки крохотные, как у мультяшного динозаврика. Но на проверку оказывается, что сильна она, как парень. Мне кажется, я слышу хруст ладони.

У неё такой же яркий, как у Эмили, маникюр, оливковая кожа, белые, словно только что с магазинной полки кроссовки. Смущённо пытаюсь спрятать ноги за удачно подвернувшуюся садовую фигуру в виде гигантского цветка — на мне всё ещё мои позорные, истоптанные до дыр лодочки. Старшая сестра будто не замечает мой маневр или делает вид, что не замечает. На подготовке нас предупреждали, что культура у американцев в крови. Великолепная выдержка. Я бы так не смогла. Точно бы что-нибудь брякнула. А Руфь всё продолжает улыбаться. Она милая. Классная толстовка и кольцо на пальце клёвое. Только лицо у неё словно бы не свежее и слегка помятое. Странно, с чего бы это? Младший брат прячется за своими окулярами. С ним контакта не будет, это ясно.

Мне выделяют отдельную комнату на цокольном этаже. Пахнет она фантастически. Так пахнут все комнаты в доме, но особенно сильно — девчачьи. Вкусно-вкусно, как коробка фруктовых кремов и ванильного мыла. Или абрикосовое варенье. Или шампунь для младенцев с жёлтой уточкой на этикетке. Так же благоухает и одежда девушек, как будто они носят в кармане флакон с духами. Я едва сдерживаюсь, проходя мимо их комнат — мне хочется впиться пальцами в каждую тряпочку в этом доме и до упоения вдыхать её аромат. Боюсь, что меня не поймут. Изо всех сил держу себя в руках.

Но на этом приятные моменты и заканчиваются. Я провожу все дни у себя в комнате совершенно одна. Приёмные родители и их дети очень вежливы со мной. Идеально вежливы. Но за их улыбками я чувствую едва сдерживаемое напряжение. Не надо быть гением, чтобы догадаться — они не знают, что со мной делать. Мне тошно здесь. Мне страшно быть так далеко от дома. И вся эта вкусно пахнущая реальность никак не спасает. Новая семья неизменно улыбается мне. Они всегда рады видеть меня, по крайней мере, так говорят. Но в их глазах зреет ужас, как будто у них вот-вот сорвёт крышу. Так, как это показывают в американских хоррорах: сначала все такие благостные, таскают друг другу тосты с джемом в постель, а потом берут тесак и кромсают всё живое в радиусе пяти миль, включая кошек, птиц и не вовремя выглянувших из нор кротов.

Мне жутко неуютно, когда меня пытаются разговорить по душам. В комнате мне откровенно скучно, а в компании — страшно и хочется сбежать. На «поболтать» иду, как на допрос. Как та собачка — почти всё понимаю, а вот ответить не могу.

— Натали, чем ты любишь заниматься?

— Эээ… drawing²³.

Это чистая правда.

— Натали, какой твой любимый предмет в школе?

— Хм… English.

Ну, да, по инглишу-то я ого-го!

— Натали, какое твоё любимое блюдо?

— Ммм… chicken²⁴.

Вот тут нюансы. Как-то раз моя приятельница, так же посетившая Америку в качестве студентки по обмену, рассказывала мне, что первые полгода она питалась одной только курятиной. Каждый раз на вопрос, что она предпочитает, Танька неизменно отвечала «chicken». Её английский был настолько беден, что сказать «картошка с сосисками» или хотя бы «салат» она не могла. Окружающие не уставали удивляться, почему эта русская девочка питает такую страстную любовь к курице. Каково же было их недоумение, когда, намотав на ус элементарный набор слов, она стала есть всё подряд, с отвращением отказываясь от обожаемого ранее блюда.

Вот ещё одна проблема — как найти пропитание. Нет, тут всего и много. Завались. Но в первый же день мне была сказана фраза, которая поставила меня в жутко неудобное положение. А ещё — обидела до глубины души.

— Take care of yourself!²⁵

Это означает следующее: ты живёшь в нашем доме на правах члена семьи, поэтому можешь пользоваться тем, что тебе нужно, не спрашивая разрешения. В том числе и холодильником. Для меня — ребёнка, воспитанного на аксиоме, что категорически нельзя шарить по чужим холодильникам, это означает одно. Кошмар. Катастрофа. Голодный год. Я не могу взять что-то из еды, когда дом пуст, и не у кого спросить — можно? На кухне стоит картонная коробка с чипсами. На оранжевых пакетах — тигр Читос в солнечных очках. С этим персонажем мне предстоит общаться ближайшие недели. И очень тесно. Иногда, когда мучает жажда, пересиливаю себя и залезаю в холодильник. На нижней полке — лимонад. Вот и вся моя еда в течение дня, пока родители на работе. Я не жалуюсь. Мне нравится вкус. Но есть нормально всё равно не получается. Я давлюсь и глотаю — быстрее, быстрее! А вдруг меня, как воришку, застукают за этим занятием? Я ведь опять залезла в чужой холодильник без спроса. Ну вас с вашим «бери, что хочешь»!