Мрачные дни в Саннивейле

В участке мало что изменилось после моего ухода. Уилкинс корпел над бумагами, дежурный ловил мух за стойкой, а шериф Мердок бил баклуши в собственном кабинете, время от времени окидывая взглядом вверенные ему владения. Грохот входной двери слегка оживил это сонное царство. Молодой коп подскочил на стуле и затараторил:

— Мне уже звонил баллистик, он подъедет через четверть часа. Пуля у вас?

Я положил пакетик на стойку.

— Ого, сорок пятый, — дежурный поднес улику к глазам, близоруко щурясь, — Остается порадоваться, что это — не кто-то из своих.

— В участке никто не вооружен кольтами?

— Из наших ребят — никто. Сорок пятый обычно носят ветераны войны и парни из управления вроде вас.

— У вас-то есть алиби, детектив? — хохотнул Мердок, из-за открытой двери кабинета.

Я смолчал, задумавшись, а потом предположил:

— Шумер ведь воевал. У него мог остаться кольт в качестве личного оружия.

— Если и остался, то я его не видел. Впрочем, мы с ним не особо дружили, — хмыкнул дежурный.

— Дочь может знать, — предположил Уилкинс. Он закончил с бумагами и встал из-за стола — усталый, но готовый к дальнейшей работе.

— Куда там! Скорее вам Хэйнс об этом может порассказать, — шериф тоже выбрался из своего кабинета, чтобы подключиться к общему разговору, — Они с Шумером во время войны служили вместе, да и у нас были напарниками несколько лет.

— А что потом случилось? — полюбопытствовал Уилкинс.

— Хэйнс получил травму на баскетболе — они играли в местной команде ветеранов — охромел и служить больше не мог.

— Это Шумер его тогда с ног сбил, — припомнил дежурный, — Хотел мяч перехватить и всей массой налетел — тот долго подняться не мог, потом его в больницу увезли… Я в тот день за брата болеть пришел, все видел.

— Да… Не повезло парню, хороший коп был.

— А чем он теперь занимается? — спросил я.

— Охранником в банк устроился. Работенка дерьмовая, конечно, — покачал головой шериф, — А куда ему деваться. Пенсия-то маленькая; если бы травму на службе получил, а так…

Отвздыхав положенное о нелегкой доле отставных копов, мы с Улкинсом принялись прощаться. Пуля осталась у дежурного, а шериф обещал задержаться на службе и лично проследить, чтобы баллистик получил ее в собственные руки. Рабочий день был окончен. Мы надели шляпы и вышли наружу. Дождь разогнал площадных гуляк; открытые двери магазинов безуспешно ждали вечерних посетителей. Жизнь кипела только ресторане напротив: там светили огни и разогревался оркестр.

— Может, поужинаем? — предложил Уилкинс, — Я кроме пары сэндвичей, которые Мэри дала в дорогу, ничего за день не перехватил.

— Я давно забыл вкус домашней еды, — урчание в животе подтвердило мои слова, — Подкрепиться надо бы, но сперва я хочу заглянуть в банк.

— Ушам не верю: у тебя остались силы для нового допроса?

— Пока просто поговорим с Хэйнсом. Может, его и на месте не будет. Охранники обычно работают посменно. Заглянем в отделение, а там посмотрим.

— Черт с тобой… Лезь в машину, банк через два квартала отсюда.

Отперев дверцу, он сел за руль. Я устроился на пассажирском сиденье и сказал, чтобы разрядить обстановку:

— Как раз зайду в кассу и верну тебе долг…

Уилкинс молча бросил мне на колени блокнот. По его лицу я понял, что отсрочка ужина даром не пройдет. Он повернул ключ в замке зажигания, и мы покатили вокруг площади. Старик то и дело нажимал на клаксон, чтобы согнать зазевавшуюся парочку с дороги, хмурился и чертыхался под нос: когда дело касается еды, мой безобидный напарник становится сущим дьяволом.

Отделение банка располагалось в старом трехэтажном здании красного кирпича. Дверь из пуленепробиваемого стекла была заперта, но внутри горел тусклый свет. Надежды рассчитаться с долгом растаяли как лед в бокале с виски. От этого настроение Уилкинса лучше не стало. Он яростно принялся колотить по стеклу, и через минуту в глубине помещения показался молодой охранник. Высказав напарнику все, что он о нем думает, парень рассмотрел полицейские значки в наших руках, успокоился и назвал нам адрес Хэйнса, который третий день сидел дома на с простудой.

К счастью, друг Шумера жил совсем недалеко от своего места работы. Пройдя еще немного по улице, мы свернули в проулок и оказались в сумрачном дворе. Верхние этажи почти всех зданий по улице были жилыми, однако попасть внутрь можно было только из таких вот закоулков. Мы нашли табличку с нужным номером и поднялись по заплеванной лестнице. В воздухе носился запах горелого лука и в целом впечатление от дома было удручающим. Стараясь поменьше дышать, мы постучали в квартиру 7.

С минуту внутри было тихо, а потом раздались шаркающие шаги — слышно было, что хозяин подволакивает ногу — и дверь распахнулась. Хэйнс оказался высоким и сутулым. В целом вид он имел помятый: темные волосы с проседью всклокочены, под старой футболкой обозначилось брюшко, руки безвольно свисали вдоль тела — не верилось, что этот человек три года назад был таким же подтянутым красавцем, как наша жертва. Впрочем, карие глаза смотрели ясно, а многочисленные морщинки вокруг них говорили в пользу веселого характера. В общем, свой в доску парень. Наверняка пьет.

— Чарльз Хэйнс? Я детектив Бойд, это мой напарник детектив Уилкинс. Мы пришли поговорить…

— Насчет Генри, — закончил он за меня, — Я так и думал, проходите. Простите, дома бардак. Я третий день на больничном, а жена вчера уехала, мы с сыном вдвоем. Правда, он где-то шатается.

Он посторонился, пропуская нас в квартирку. Неуютное жилище, чего там говорить. Засаленные обои в цветочек когда-то были желтыми, потолок просил побелки, а старый паркет вспучился в самых неожиданных местах. Я успел трижды запнуться, пока дошел до гостиной и уселся на скрипучий диванчик.

— Может быть, хотите выпить? — поинтересовался Хэйнс.

Воздух в комнате был тяжелым; в заботе о собственном здоровье охранник отдавал предпочтение старому доброму виски. И средство определенно помогало: простуду выдавал лишь покрасневший кончик носа.

— Благодарю, мы на службе. Время позднее, так что лучше сразу разберемся со всеми вопросами и разбежимся по своим делам.

— У меня никаких дел на сегодня, — невесело ухмыльнулся хозяин, устраиваясь в кресле, возле которого на полу красовалась початая бутылка с ободранной этикеткой, — Но задерживать не стану. Помню еще, каково это: трудиться сверхурочно.

— Вы занимались следственной работой в полиции?

— Нет, выше патрульного так и не поднялся. Но участок маленький, людей порой не хватало, вот и приходилось пахать за двоих.

— Вашему другу повезло больше.

— Генри это заслужил, — серьезно ответил Хэйнс, — Мы дружили со старших классов. По молодости он много валял дурака, но последние годы был молодцом.

— С тех пор как ушла его жена?

— Он тяжело пережил это, первое время даже выпивал… а потом взялся за ум, слава богу. Стал помощником шерифа, серьезнее относился к службе, брал больше дежурств.

— Кажется, начальство и коллеги это не слишком ценили?

— Мне трудно судить, — нехотя сказал он, — К тому времени меня в участке уже не было. Шериф Мердок простой человек, даже слишком простой. Стареть никому не хочется, так что амбиции Генри его наверняка настораживали. Карьеристов нигде особо не любят, да и резких перемен в характере человека — тоже.

— А ведь эти перемены случились с покойным Шумером после вашей отставки… — заметил я, — Насколько нам известно, травму вы получили его стараниями — может быть, тут есть какая-то связь?

Хэйнс заерзал в кресле. Разговор ему определенно не нравился.

— Это была всего лишь игра, с любым могло случиться. Я зла на Генри не держал, но он и сам себя винил в случившемся.

— А вы — нет?

— Это была только игра, — повторил он, глядя прямо мне в глаза.

— Вы были его единственным другом?

— Пожалуй. Ребята из баскетбольной команды неплохо относились к Генри, но до дружбы там было далеко. Они, как и парни из участка, просто отдавали ему должное.

— Мне все ясно. Что ж, давайте перейдем непосредственно к делу, — я раскрыл блокнот с набросками по следствию и приготовился записывать, — Когда вы последний раз видели Генри Шумера?

— Третьего дня. Я заглянул к нему вечером, посидели немного, посмотрели бейсбол…

— Вы часто бывали у него в гостях?

— Раз в неделю точно заходил.

— Тогда вам стоит отправиться в участок и сдать отпечатки пальцев, — подал наконец голос Уилкинс.

— Я проходил дактилоскопию при поступлении на службу. Если личное дело сохранилось…

— Наверняка сохранилось. Если нет, вас позднее вызовут в участок, — сказал я, — Следующий вопрос: у Шумера, помимо служебного, был собственный пистолет? Наградное оружие или, может быть, трофей…

— О чем вы! Мы служили в пехоте, кроме винтовок в руках ничего не держали. Он особо не геройствовал и остался без наград. А если Генри и привез какой-то трофей с войны, то наверняка оставил его у венеролога, — усмехнулся Хэйнс.

— Значит, он был любителем прекрасного пола? — подмигнул Уилкинс.

— В чужих краях трудно держать себя в узде, тем более когда речь идет о француженках. Впрочем, он никогда не распространялся на эту тему. Дома ждали жены, а мы были хорошими парнями.

— Вы с Шумером вместе ушли на фронт?

— Меня призвали на пару месяцев позже. Женился буквально накануне того как Штаты вступили в войну и получил небольшую отсрочку; Оливер родился, когда я уже был в Европе, он на полгода младше Мег. Мы с Генри вместе проходили подготовку в лагере, а позднее оказались в одном полку.

Конец ознакомительного фрагмента.