Реванш

— Всё! На сегодня закончили! — Зальцман вспотел. Было видно, как он измотан. — Понять не могу, почему я должен сидеть тут и просматривать всех этих недоумков, хотя самого главного идиота у нас до сих пор нет. Они что, хотят, чтобы я разъезжал по всему миру и лично оценивал сотни тысяч кандидатов?

Зальцман разбушевался и говорил так, будто именно Мэнли был виноват во всём. При этом он всё яростнее стучал своей ручкой. Это было признаком надвигающейся бури.

— Я спрашиваю, они этого хотят? Они добиваются, чтобы я совсем с катушек слетел?!

— Совет директоров решил, чтобы ты сам проверил все стадии кастинга. Только не волнуйся! — Мэнли нажал несколько кнопок на своем планшете, продолжая флегматично наблюдать, как неистовствовал его начальник.

— Тысячу и один раз я повторял, что у нас может получиться небывалый мегахит, а может выскочить очередная дурацкая видеоигра. Как ты думаешь, какой вариант в данный момент наиболее вероятен?

— Toлько потому, что у нас нет Наполеона? — усомнился Мэнли.

Шеф перестал стучать ручкой и вскочил как ужаленный:

— «Только»?! Ты видишь очередь на улице? Сколько там народу, по-твоему?

— Думаю, тысяч пять.

— Как минимум. Ежедневно, в каждом из пятидесяти городов мира. Эти люди здесь потому, что им осточертела их ужасная, скучная жизнь. Кино им не хватает, реалити-шоу, адреналина, вот мы и вкладываем миллиарды в «Реванш». Они хотят перенестись в совершенно другое время, в совершенно иной мир и поучаствовать в знаменитых сражениях.

Зальцман подошёл к плакату «Реванш — путёвка в другой век!» и простёр к нему руки:

— Мы можем, можем это устроить. Есть только одно «но» — они должны поверить. Почему Ватерлоо? Потому что Ватерлоо — легенда. Но она не может существовать без легендарного героя. Потому и не может быть Ватерлоо без Наполеона, в которого люди поверят так же, как солдаты Бонапарта, когда они…

Дверь открылась, и в офис вошла съёмочная команда — пара знаменитостей среднего пошиба, а также Майк Бэкридж — младший член совета директоров корпорации «Реванш» и редкий мерзавец.

Увидев его, Зальцман начал пятиться к выходу, отчаянно пытаясь превратить гримасу отвращения в приветливую улыбку.

— Мистер Зальцман! Уже оставляете нас? — спросил Бэкридж. — Не хотите немного пообщаться?

— Есть дела поважнее.

— Я просто хотел сообщить, что совет директоров готов задействовать все имеющиеся средства, чтобы предоставить вам всё самое необходимое. Мы на сто процентов сосредоточены на том, чтобы помочь произвести непревзойденный хит. Сам мистер Мэдисон…

Зальцман почти добрался до двери.

— Спасибо! — обозначил он поклон. — Очень благодарен! Буду держать вас в курсе!

— Да, но сам мистер Мэдисон хотел с вами тет-а-тет обсудить некоторые ключевые вопросы!

— Конечно. Вопросы перспективы развития. Понял.

— Так вот, если бы вы смогли скоординироваться с мистером Мэдисо…

— Мне пора! Труба зовёт! Благодарю!

Бэкридж попытался было ещё что-то сказать, но Зальцман пулей уже вылетел из офиса. Мэнли вежливо кивнул Бэкриджу и исчез ещё до того, как дверь за ним успела захлопнуться.

— И откуда они берут таких роботов? — негодовал Зальцман. — Может, есть место, где их клонируют и где они зубрят этот пакостный жаргон?

— Я Бэкриджа тоже очень «люблю» и готов весь день только о нём и говорить, — улыбнулся Мэнли. — Но ты не досказал о Наполеоне, что без него нет нашего Ватерлоо.

— Да. Наполеон. Вот именно. Никому не интересно Ватерлоо только потому, что там зачем-то дрались двести тысяч человек. Ватерлоо интересно тем, что это был последний шанс легендарного полководца.

Взгляд Зальцмана стал стальным:

— У нас осталось всего четыре недели до первой игры. Она определит успех, всю грандиозность нашей концепции. Но нужен настоящий Наполеон! Или нам конец. Где мы его найдём, я понятия не имею! Не знаю даже, где искать. Мне как воздух нужно вдохновение! Быстрее, быстрее, уносим ноги отсюда. У нас ещё куча работы.