И приходит ночь

В полдень они продолжили свой извилистый путь в гору. Поскольку за окном не было ничего, кроме темноты и шквалистого ветра, Рен оставалось только гадать, каким человеком будет ее пациент. Она привыкла иметь дело с трудными подопечными — солдаты не хотели подпускать кого-либо, особенно целителей, близко. Частично это было объяснимо. Все слышали о целителях, которые в критических ситуациях прижигали не ту артерию. Но сейчас ее пациент был обычным человеком, работающим на дворянина, а не солдатом. Может быть, он будет приятным.

День постепенно клонился к вечеру, температура падала. Они проехали через лощину, где скелетообразные деревья склонялись над дорогой, их ветви сжимались, как скрюченные пальцы, а узловатые отверстия смотрели на нее, как покрытые коркой глаза. Все выглядело так же, как и раньше. А вдруг они ездят кругами? Было слишком легко представить, что они заблудились в этом бесконечном дрейфующем бело-сером мире. Она доверяла Бэзилу, но после того случая в гостинице беспокойство преследовало ее по пятам. Рен открыла окно и спросила:

— Как вы понимаете, куда ехать?

Бэзил бросил на нее многозначительный взгляд через плечо.

— В это время года есть только один путь между Дану и Керносом, так как большинство горных дорог закрыты на зиму. Не позволяйте никому говорить обратное. Как еще, по-вашему, наши границы удерживались в течение последней тысячи лет?

С наступлением темноты деревья расступились и вдалеке загорелись огни города. Далеко над ним вырисовывались неровные очертания поместья. Шпиль на вершине торчал из вихрящегося снега, как сломанная кость.

— Мы туда направляемся? — спросила Рен, перекрикивая ветер.

— Да, — ответил Бэзил. Его голос прозвучал более мрачно, чем раньше. — Нам нужно проехать еще немного.

Рен не могла представить себе более изолированного места. Она уже тосковала по смогу, размаху и шуму Нокейна. Рен не была девушкой, созданной для одиночества: отрезанность от мира давала ей слишком много поводов для беспокойства.

Она прижалась лицом к окну. Холодное стекло кусало лоб, пока она выискивала признаки жизни. Однако было так поздно, что, вероятнее всего, все жители города скрылись в домах со своими близкими. Сегодня вечером Рен окажется в ловушке с умирающим мужчиной и его работодателем. Она лишь надеялась, что Лоури в самом деле гостеприимный хозяин, как о нем говорили.

— Скажите, как бы вы описали лорда Лоури?

Бэзил задумался.

— Он эксцентричный.

— В хорошем смысле?

— Я предпочитаю более заурядных людей. — Он бросил взгляд на запорошенное снегом поместье вдалеке. — Я считаю себя здравомыслящим человеком, мисс Сазерленд, но те истории о доме…

Рен нахмурилась.

— Какие истории?

— Не очень хорошие, — ответил Бэзил. — Некоторые называют это невезением. Вам наверняка скажут, что там обитают призраки.

Призраки.

Это абсурд. Рен не верила в призраков — даже не думала о них с тех пор, как была ребенком. Некоторые из сестер считали, что призраки живут в колокольне аббатства, и подначивали друг друга пробраться туда в бесконечные зимние ночи. В большинстве случаев они выдерживали всего минуту, прежде чем с визгом сбегали вниз по лестнице. Это было всего лишь игрой. Глупости от скуки и гиперактивное воображение, как часто говорила им Элоиза. «Богиня дарует новую жизнь тем, кто умирает, — сказала бы она. — Привидений не существует».

Для Рен и это было бредом. Теперь уже она хорошо знала, что никто не возвращается из лап смерти.

— А что бы сказали вы, будучи благоразумным человеком? — спросила она.

— Я не знаю. Однако в Колвик-Холл действительно что-то происходит.

Карета с грохотом выехала на лесную дорогу как раз в тот момент, когда снегопад усилился. Подняв глаза, сквозь чернильную тьму Рен увидела ветви деревьев, раскинувшиеся над ней, словно разветвляющаяся сосудистая система легких. Их стволы были согнуты посередине, как будто они отшатывались от чего-то погребенного под сугробами. Наблюдая за этими мрачными горами, Рен почти поняла, почему люди видели духов в этих бурях.

Как бы ей ни хотелось посмеяться над Бэзилом, в памяти всплыл старый фольклор, о котором шептались в комнатах учениц. Ей снова будто было семь лет, и она дрожала под одеялом, натянутым до ушей. «Чтобы изгнать призрака, — говорила сестра Бернадетт, а в ее глазах дико мерцал отблеск свечей, — ты должна сказать ему: “Это место принадлежит живым, и оно больше не ваше”».

Они двигались в тусклом мерцающем свете фонаря, пока не достигли конца тропинки. Она была перегорожена массивными воротами, по бокам которых возвышались каменные постаменты. Поперек кованой железной арки было выгравировано название: «Колвик-Холл».

Бэзил остановился, чтобы открыть ворота. С петель на снег посыпалась ржавчина и окрасила его в красный цвет. Что-то привлекало внимание Рен к Колвик-Холлу. Может быть, дело было в его огромных размерах или в том, что на расстоянии его силуэт был абсолютно черным. На фоне голой заснеженной земли поместье Алистера Лоури казалось еще одной горной вершиной.

Когда Бэзил остановил карету на подъездной дорожке, Рен спустилась на землю, наслаждаясь хрустом затекших суставов. У нее едва хватило времени осмотреться, прежде чем Бэзил достал багаж и подтолкнул к ней. Ранее вежливый и обходительный, сейчас он был торопливым и отстраненным, уже забираясь обратно на козлы.

— Вы не хотите зайти внутрь погреться? Или немного отдохнуть? — спросила она.

— Нет. — Его ответ определенно прозвучал более резко, чем ему хотелось, потому что следом он выдавил виноватую улыбку. — Спасибо, мисс Сазерленд. Это очень мило с вашей стороны, но мне нужно вернуться домой до того, как погода испортится.

«Не оставляйте меня здесь одну», — хотела попросить она. Бэзил взглянул на дом, словно он был проклят. Даже лошади навострили уши, били копытами по земле и вздымали тучи снега.

Рен сглотнула рефлекторный детский протест и вместо этого вяло махнула рукой:

— Счастливого пути.

— Спасибо, — поблагодарил он. — А вам удачи.

Он дернул поводья, лошади тронулись с места, и Рен осталась одна.

Она стояла по щиколотку в снегу, запорошившем сад, если это вообще можно было назвать садом. Это было всего лишь переплетение ветвей, покрытых льдом, словно странные лабораторные образцы. Рен повернулась к своему новому дому с его хмурыми фронтонами и карнизами, с которых капали злые сосульки. Дом, казалось, смотрел на нее с бельведера^[4], примостившегося на чешуйчатой крыше. От этого волосы у нее на затылке встали дыбом. Кто-то стоял там и наблюдал за ней. Она чувствовала это. Но все окна были пустыми и черными, словно крылышко жука.

«Бояться дома — это так глупо», — упрекнула она себя. Это был всего лишь растаявший снег, просачивающийся в ботинки. Просто странное поведение Бэзила, наполняющее сердце страхом.

Когда снегопад усилился, закрывая ей обзор и запутываясь в волосах, Рен занесла сумки на крыльцо. Сводчатая арка из железа прикрывала вход во внушительные двойные двери, а в металлическом плюще виднелись искаженные страданием лица и рычащие горгульи. Собравшись с духом, она схватила железный дверной молоток. Он обжег голую ладонь резким холодом. Рен подняла его и позволила ему упасть со стуком, заглушенным толстым слоем снега. Из поместья не доносилось ни звука. Она могла бы закричать, если бы захотела.

Никто бы все равно не услышал ее.

Спустя минуту двери открылись, и на пороге появилась девушка лет двадцати, освещенная светом канделябра. Четыре свечи горели ровно, едва колыхаясь на ветру, который трепал плащ Рен. Глаза девушки были скрыты тенями, но ее взгляд обжигал, горячий, как капля воска, капающая на истертые половицы.

— Лорд Лоури ожидал вас несколько часов назад.

«Какое гостеприимство».

— Прощу прощения. Погода задержала нас.

Служанка не отрывала взгляда от плеча Рен. Не сказав больше ни слова, она взяла сумки и вошла внутрь. Рен ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Переступив порог и оказавшись во мраке, она почувствовала себя так, словно ее проглотили заживо.

Внутри было едва ли теплее и светлее. В мерцающем свете свечей Рен разглядывала громадный зал, его поразительную пустоту. С того места, где она стояла, потолок возвышался над ней примерно на три этажа. Если бы она вытянула шею, то увидела бы, как луна, узкая и изогнутая, словно игла для наложения швов, заглядывала в три окна, расположенных вдоль задней стены. Парадная лестница вилась вдоль мрачных синих стен, опоясанная перилами из полированного дерева цвета влажной почвы. Все, что находилось за пределами зыбкой досягаемости канделябров, расплывалось, как будто дом дышал и шевелил тени.

Все было совсем не так, как она представляла, — здесь было так тихо и одиноко. Где пышные вечеринки и сплетничающие придворные? Где армии слуг, несущих блюда с пирожными и чайники с чаем? Здесь не осталось ни красоты, ни жизни.

Прямо перед ней в камине горели красные угли. Справа вход в коридор был завешен массивным потертым гобеленом. Сквозь него дул сквозняк, неся с собой сугробы снега, которые проникали в главный зал, как дым. Неудивительно, что все здесь заболели. От ее дыхания изо рта вырывался пар.

— Следуйте за мной, — сказала девушка. — Я отведу вас к нему.

Она провела Рен вверх по лестнице и свернула в коридор на втором этаже. Пока они шли, свет свечей скользил по рваным краям облупившихся обоев в цветочек и рядам портретов в рамах. В неровном свете улыбки нарисованных людей превращались в насмешки, а настороженные глаза тускнели, пока не становились похожи на впалые глазницы черепа. Вздрогнув, Рен сосредоточила внимание на спутнице. Распущенные каштановые волосы девушки ниспадали свободными блестящими волнами и оттенялись простым платьем. Свет свечей заливал ее красновато-коричневую кожу сиянием, подобным рассвету. Она казалась слишком молодой, чтобы быть главной служанкой, впрочем, Лоури сказал, что большая часть его персонала умерла от лихорадки.

— Кстати, меня зовут Рен Сазерленд. Очень приятно познакомиться с вами.

— Ханна, — ответила она. Они остановились напротив двери. — Лорд Лоури примет вас здесь. Когда закончите, поднимитесь на этаж выше. Ваша комната за последней дверью справа.

— А комната больного?

— Прямо напротив вашей.

— Спасибо. Я…

Ханна уже ускользнула и свернула за угол. Рен оказалась в темноте, коридор освещался только светом, пробивавшимся из-под двери. В другое время грубость служанки, возможно, разозлила бы ее, но сейчас Рен не чувствовала ничего, кроме волнения.

Она тихонько постучала, прежде чем войти. За дверью оказалась библиотека. В ней царила торжественная атмосфера музея. Настенные бра горели жутким электрическим светом, но в комнате все равно царил полумрак, а воздух был густым от пыли. Над потолком виднелись деревянные балки, оплетенные медной проволокой и усеянные керамическими набалдашниками. «Трубки и провода», — сказал ей Бэзил, когда она спросила о том, как работает электричество. Должно быть, именно это придавало огням их странную силу.

Тяжелые красные шторы закрывали все окна, а набитые чучела зверей висели на задней стене. Между грызунами и птицами были насекомые, прикрепленные к стене за крылья, как мрачные мозаичные плитки. В центре, на почетном месте, располагалось чучело оленя с двенадцатью рогами. Он был еще не закончен: ему не вставили стеклянные глаза, и он наблюдал за происходящим сквозь зияющие глазницы.

Две другие стороны комнаты были отгорожены книжными шкафами от пола до потолка, на каждой полке стояли книги о магии, учебники по медицине, светские сборники эссе, философские трактаты, истории древних данийских святых. Что бы она ни ожидала найти в керносской библиотеке, это явно было не то. Она могла бы провести здесь вечность, читая все эти книги. У аббатства никогда не было средств, чтобы закупать дорогие тома. Ее приятное удивление, однако, сменилось недоумением, когда она заметила среди коллекции книгу «Наука магии: теория хирургической техники» — старый медицинский учебник. Какая польза для денди из страны, где нет магии, от чего-то подобного? Рен вытащила книгу и стряхнула с нее пыль.

— Груди Богини! Я не увидел вас. Вы до смерти меня напугали.

Рен резко обернулась и увидела Алистера Лоури, прислонившегося к дверному косяку. Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами, положив руку на сердце. Лоури был красным: начиная от розовых щек и заканчивая ярким жилетом и кольцами с рубинами, отражающими свет на его пальцах. На конце цепочки на шее висел сверкающий золотой ключ с символом Керноса: оленьими рогами. На вид ему было почти тридцать, у него были темные вьющиеся волосы и ямочка на квадратном подбородке.

Рен склонила голову, чтобы спрятать румянец смущения, который, несомненно, расцвел на ее носу. Он не только застукал ее за тем, что она рылась в его вещах, но и увидел ее такой… потрепанной. Впрочем, ее дорожный костюм вполне годился для королевской аудиенции. Она споткнулась и присела в реверансе.

— Простите, что напугала вас, милорд.

— Нет-нет, не извиняйтесь! Это не ваша вина. В последнее время из-за всей этой чепухи, из-за болезни, мои нервы так расшатаны, я… — Он резко замолчал и покачал головой, а затем заговорил чуть веселее: — Но хватит об этом. Я плачу вам недостаточно, чтобы обременять своим беспокойством.

— Все нормально. Я не возражаю.

— И тем не менее, пожалуйста, позвольте оказать вам более теплый прием. — Лоури вошел в комнату, драматично взмахнув плащом. Когда он приблизился к ней, она почувствовала теплый запах: кофе и пряности. Он напоминал то самое тепло позднего лета, которое слишком быстро исчезло. В шлейфе было что-то ледяное и немного цветочное, похожее на стерилизующие химикаты.

Он возвышался над ней, и, если бы не открытое выражение лица, она назвала бы его подавляющим, почти пугающим. И все же она почувствовала, что волнуется. Его улыбка была похожа на воздушный насос. Он словно высосал весь кислород из комнаты. С поклоном он протянул ей руку.

— Алистер Лоури, к вашим услугам.

Рен приняла протянутую руку.

— Рен Сазерленд. Очень приятно с вами познакомиться.

— Взаимно. Не могу не сказать, как сильно я рад, что вы здесь. В последнее время это место стало таким одиноким и жутким.

— Могу только представить. — Рен нахмурилась. — Похоже, болезнь довольно серьезная.

— Если честно, я стараюсь не думать об этом. Целители предупредили меня, что я доведу себя до параноидальной лихорадки. — Он взглянул на книгу в ее руке и добавил: — Ах. Вижу, библиотека произвела на вас огромное впечатление.

Рен смущенно положила книгу на место.

— Верно. У вас весьма впечатляющая коллекция.

— Боюсь, это не моя заслуга. — Лоури обреченно обвел рукой библиотеку: все ее темные углы и таращившиеся чучела. — Хоть я и интересуюсь наукой, но все это досталось мне от отца. Если бы он до сих пор был жив, я уверен, он бы возразил и назвал это место простоватым.

Никто бы не назвал его простоватым. В его распоряжении была почти вся коллекция медицинских и магических знаний. Если бы Рен могла свободно читать книги из этой библиотеки, она бы умерла счастливой.

— Ваш отец был ученым?

— О да. На самом деле в свое время он был довольно радикальным человеком. Он интересовался биологией магии. Я считаю его одержимость всего лишь завистью. Он жаждал того, чего не имел. Такова жизнь.

Рен слабо представляла себе жизнь без магии. Родиться в стране без нее казалось ужасной участью. Несправедливой. Генетика керносцев снабдила их полностью функционирующим, но недоступным набором фолы. Биологическая энергия, которая производила магию, текла через них, но они просто не могли превратить ее во что-нибудь полезное.

— Что ж. — Рен прочистила горло, неуверенная в том, что стоит сказать. — В любом случае она восхитительна.

— Вы можете изучать книги в любое удобное время. — Лоури рассеянно провел рукой по полке и вздохнул, когда кончики его пальцев посерели от пыли. — Этому месту требуется немного внимания. Здесь такая… удручающая атмосфера. Довольно мрачная и безвкусная. Хотя у меня есть определенная привязанность к ней, но просто я сам мрачный и безвкусный. Видимо, это семейное.

Рен позволила своему взгляду блуждать по малиновому драгоценному камню, свисающему с мочки его уха, черному плащу, накинутому на плечи, приколотой гранатовой броши.

— Ох нет. Совсем нет.

— Вы милая — и слишком любезная. Но я серьезен. Берите все что хотите. Я собирался выкинуть все его вещи много лет назад, но не смог заставить себя это сделать. Теперь боюсь, что из-за этого жизнь ускользает от меня. Когда я не смог выполнять свои социальные обязательства, все, кроме самого дорогого друга, бросили меня. Дом разваливается. Все мои слуги умирают. — Когда он глубже зарылся в подбитый мехом воротник, то стал похож на грустную распушенную птицу. — И вот я снова нагружаю вас своими тревогами. Мне нужно выпить. Хотите со мной?

— Нет, спасибо.

Пожав плечами, Лоури подошел к барной стойке рядом с письменным столом, отделанным золотом, и налил в стакан бренди из хрустального графина. Хотя его тон был легким, а слова беспечными, Рен видела отчаяние, которое поглотило всю его прежнюю игривость. Его глаза потускнели и стали абсолютно черными. Возможно, в нем было нечто большее, чем говорили люди, — может быть, даже немного доброты, раз уж он настолько переживал за своих слуг, чтобы вызвать ее.

— Я представляю, как вам было трудно в последнее время.

Услышав эти слова, он снова пришел в себя, и его улыбка прогнала затянувшийся мрак.

— Прощу прощения, мисс Сазерленд! Со мной все будет нормально. Вам не нужно позволять мне утомлять вас болтовней. Подходите, садитесь. Нам нужно кое-что обсудить.

Рен проследовала за ним к письменному столу и села напротив него. Мельком она заметила свое измученное отражение в полированной поверхности стола и отвела глаза.

— Вот мое предложение. — Он аккуратно обхватил руками бокал с бренди, все его кольца мерцали в тусклом свете. — Я устал быть усталым. В следующем месяце я планирую совершить грандиозное возвращение в общество и устроить ежегодное празднование зимнего солнцестояния. Рискуя показаться тщеславным, готов сказать, что это одно из самых посещаемых и освещаемых событий года. И осмелюсь предположить, что в этом году оно будет еще более грандиозным. Люди скучали по мне.

— По вам скучают даже в Дану, — согласилась Рен. — В прошлом году в светской хронике я читала только о ваших вечеринках. Теперь им не о чем писать.

— Правда? — Он оживился. — Что они писали?

— Я… Хм-м…

— Нет-нет. Забудьте. Вернемся к теме. — Он слегка взболтнул жидкость в бокале. — В любом случае. Как я упоминал в письме, среди знати Керноса ведутся жаркие споры по поводу заключения союза с данийской короной. Я планирую представить вас своему кругу в качестве официального дипломата, который будет обеспечивать связь между Керносом и Дану.

— Меня? — удивилась Рен. — Дипломатом?

— Да, вас. Вы будете великолепны! От вас вряд ли потребуются какие-то усилия. Вы наденете платье, которое потом еще несколько недель будет занимать каждого слюнявого папарацци на континенте. Мы будем танцевать. Выпьем. Пообщаемся. Как только я разберусь с утомительной бумажной работой, все, что вам нужно сделать, — это доставить послания Керноса вашей королеве. Вы предстанете перед правительством, и вас, конечно же, восстановят в должности. Что вы на это скажете?

Это прозвучало слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Слова Изабель эхом прозвучали в голове: «Ты безрассудная. Ты чересчур эмоциональная. Тобой легко манипулировать. С твоим послужным списком ты скорее начнешь войну, чем закончишь ее».

— Я совсем не дипломат, — пробормотала она.

— Чепуха! — Он подмигнул ей. — Думаю, вы идеальная кандидатура.

Столько всего могло пойти не так. Однако Изабель не сможет игнорировать ее, когда Рен доставит дипломатическое послание из Керноса. Как не сможет игнорировать и то, что Кернос связался с королевским бастардом из-за нее.

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, но какое же она получит удовольствие, когда собьет спесь с тети. Рен не смогла сдержать улыбку.

— Я согласна.

— Именно это я и хотел услышать. — Достав перо из чернильницы, Лоури расписался на листе пергамента и подвинул документ через стол к Рен. Она узнала изящный почерк из письма. — У меня есть хороший друг, герцог Мэттонви, он и его адвокат составили договор. Я подумал, что так, возможно, вы будете чувствовать себя более защищенной. Я понимаю, что ваше положение довольно шаткое.

Договор в самом деле развеял ее сомнения. Поскольку в последнее время мир, казалось, рушился у нее в руках, она ценила все прочное, за что можно было держаться. Она взяла у него ручку и начала читать. Преамбула была всего лишь стилизованным, чрезмерно раздутым канцеляризмом, но она концентрировалась на основах: обещания гарантировать пропитание и убежище. Но условия ее соглашения заставили задуматься. Они казались… ограничивающими.

Я, Рен Сазерленд, согласна со следующими условиями:

1. Я обязуюсь предоставлять подробную информацию о ходе лечения пациента каждую неделю на регулярной встрече, которая будет организована по взаимному согласию.

2. Я обязуюсь соблюдать комендантский час и удаляться в свою спальню с полуночи до шести утра.

3. Я не имею права входить в восточное крыло поместья.

4. Я не имею права покидать поместье ни при каких обстоятельствах без специального разрешения.

Если я не выполню одно из условий, я понимаю, что это соглашение немедленно будет расторгнуто, и принимаю все вытекающие из этого последствия.

Рен отчаянно надеялась, что недоумение и возмущение, которые заставили руку замереть, не отразились на лице. Комендантский час и запертые двери? Неужели и здесь с ней будут обращаться как с ребенком?

Она искоса взглянула на Лоури. Он откинулся на спинку стула и наблюдал за ней, высунув кончик языка.

— Что-то не так, мисс Сазерленд?

У нее вырвался тихий смешок.

— Прошу прощения, лорд Лоури, просто эти условия заставили меня почувствовать, словно вы мой опекун, а не работодатель.

Как и ожидалось, Лоури выглядел обиженным.

— Я понимаю ваше беспокойство. Юристы чрезвычайно, до безумия скрупулезны. Но, пожалуйста, пусть вас это не беспокоит. Если вы позволите объяснить несколько пунктов договора, я, возможно, развею ваши сомнения по поводу нашего соглашения.

Рен скрестила на груди руки.

— Хорошо.

— Я уверяю, что все это только ради вашей безопасности. Как я уже упоминал, этот дом древний. Из-за некоторых, скажем так… проблем со структурной целостностью я перекрыл доступ ко всему восточному крылу.

Она вспомнила, как было холодно на той стороне дома.

— Что там произошло?

— Несколько месяцев назад я попросил провести небольшой ремонт. Многие стены сделаны из цельного камня, что затрудняет установку электрических кабелей, и… — Он замолчал и махнул рукой. — Я уж не буду утомлять вас техническими подробностями. Пока инженеры работали, лестница рухнула и похоронила нескольких из них. Излишне говорить, что восточное крыло слишком опасно — и, кроме того, там слишком темно. После этого инцидента я приостановил ремонт, из-за чего в некоторых комнатах все еще газовые лампы. Боюсь, в том числе и в вашей. Я очень сожалею об этом.

— Ох, — тихо произнесла Рен.

— Что касается запрета на выход из поместья… Это отчасти из-за карантина, так как я бы не хотел, чтобы болезнь распространилась за пределы Колвик-Холла. Однако вы профессионал, и, если вам понадобится уйти, я с радостью дам свое разрешение. Я просто хочу знать, когда вас ждать дома, на случай если мне понадобится послать за вами. В это время года можно умереть не моргнув и глазом.

— Это часто случается?

— О да. Всего несколько лет назад у нас был несчастный случай на одной из моих вечеринок. Вышел в метель, без обуви или чего-то еще. Бедняга. Упокой, Богиня, его душу.

Лоури говорил обо всем этом так безразлично. Сколько трагедий здесь произошло? Хотя действительно имело смысл быть осторожной, учитывая все обстоятельства, Рен все еще не могла избавиться от чувства неловкости из-за всех этих правил.

— А комендантский час?

— Ах, это. — Лоури робко улыбнулся. — Боюсь, у этого пункта нет рационального объяснения. Я почти не сплю, с тех пор как здесь распространилась болезнь. Любой шум будит меня. Надеюсь, вы позволите мне эту вольность. Если вас это утешит, его соблюдают все, даже я.

— Конечно. — Рен тяжело сглотнула, ломая голову в поисках чего-нибудь еще, к чему можно было бы придраться. Однако она была гостьей в его доме, и Лоури оказал ей огромную услугу. Самое меньшее, что она могла сделать, — это проглотить гордость и придерживаться его нелепых правил во время своего пребывания в поместье.

— Пожалуйста, скажите, могу ли я сделать что-нибудь еще, чтобы успокоить вас? — От беспокойства между его бровями залегла складка. — Я понимаю, что здесь может быть холодно и мрачно. Я хочу, чтобы вы чувствовали себя как можно более желанной гостьей.

— Нет-нет. Вы ответили на все мои невысказанные вопросы. — Рен выдавила улыбку. — Что касается хода лечения, я дам свою первую оценку состояния пациента…

— Генри, — подсказал он.

— Точно. Я дам свою первую оценку состояния Генри завтра. Мы можем встретиться за чашкой чая?

— Это будет идеально. — Лоури еще сильнее откинулся на спинку стула, убирая со лба кудри. Вот так, даже в пафосном наряде и при всем лоске, Рен могла видеть трещины в его маске. Он выглядел совершенно измученным — и было что-то еще. Что-то твердое, решительное и непоколебимое. Почти неистовое. — Повторюсь, я очень рад видеть вас здесь. Не думаю, что смогу выдержать хоть еще одну смерть.

Рен до боли хорошо понимала это чувство.

— Я постараюсь сделать все, чтобы этого не произошло.

— Благодарю вас, — хрипло произнес Лоури. — От всего черного и съежившегося сердца. Спасибо.

— Не стоит. — Ее взгляд вновь упал на договор. Хотя внутренности протестующе скрутило, что еще она могла сделать? Она написала внизу свое имя. Чернила отсвечивали красным в свете лампы.

Когда она подняла глаза, ей показалось, что голова оленя без глаз позади Лоури смотрела на нее. Рен поежилась. Она не была суеверной, но видеть, как за ней наблюдает столько смертей…

Это не предвещало ничего хорошего для выздоровления ее пациента.

В холле за дверью комнаты Рен пахло болезнью: отварами трав и затхлым воздухом. Ее тело ныло, а отяжелевшие глаза молили о сне, но целительная магия тянула к пациенту. Болезнь окутала дом, как погребальный покров, втиснулась в каждую щель, напоминающую рану. Она была совершенно выбита из колеи, но, возможно, знакомые ритмы исцеления успокоят ее.

Она не могла избавиться от страха, который поселился под кожей, словно озноб, как только она отказалась от своей свободы по прихоти Алистера Лоури. Но это было совершенно необоснованное беспокойство. Лоури был эксцентричным, как и предупреждал Бэзил. Осторожен, как и любой другой, ставший свидетелем стольких смертей.

Не то чтобы ей нужно было куда-то идти, особенно в такую бурю. Теперь она действительно началась, завывая и сотрясая окна, как привидение. За окном холла вид был сплошным кружащимся белым пятном.

Рен перекинула медицинскую сумку через плечо и направилась в комнату больного. С каждым шагом звук затрудненного дыхания становился все громче. Ее магия снова вспыхнула внутри, покалывая и обжигая кончики пальцев. У нее никогда не получалось сопротивляться стремлению исцелить, но это был новый вид голода. Какая бы болезнь ни поразила этого человека, она бушевала слишком долго. Еще несколько дней без лечения, скорее всего, убьют его. Дверь скрипнула, когда она осторожно открыла ее.

— Здравствуйте? Генри? — позвала она, надеясь, что не напугала его. — Я целитель, меня позвал лорд Лоури.

Но ответом была лишь тишина.

Единственная свеча, расплавленная до состояния лужи, горела во мраке, но тени упрямо цеплялись за углы, как пятна дыма. Кровать занимала почти всю комнату, ее белый балдахин был закрыт. У Рен создалось впечатление давно заброшенной комнаты, вся мебель была под чехлами. Из-за балдахина донесся влажный, лающий кашель.

Рен села на стул рядом с кроватью больного и отдернула занавеску. Мужчина лежал, завернувшись в простыни и опираясь на подушки. Хотя усталость делала ее вялой, она собрала магию и положила ладонь ему на грудь, чтобы оценить повреждения организма. Что могло уничтожить слуг за несколько недель?

Ее глаза привыкли к темноте. Постепенно вырисовывалось лицо больного. Черные волосы и смуглый цвет кожи. Властные черты лица. Слегка пухлые губы. Это был не тот величественный дворецкий, которого она себе представляла. Он был просто угрюмым молодым человеком. Просто…

Рен подавила вздох и отдернула руку.

Это был не простой слуга.

На постели больного беспокойно спал Хэл Кавендиш.