Комплекс прошлого

Элли Итон, 2021

Девочки элитной английской школы-интерната Святого Иоанна Богослова слыли далеко не благочестивым поведением. Они были фанатично преданными, острыми на язык и едкими, какими могут быть только девочки-подростки. Для Жозефины годы в Сент-Джоне прошли целую вечность назад. Она ни с кем оттуда больше не разговаривала с того самого дня, как школа с позором закрыла свои двери. Жозефина возвращается к старым местам. Визит вызывает смутные воспоминания о последних неделях обреченности, которые потрясли многих. Она все ближе приближается к тайне, лежащей в основе давнего школьного скандала. Но чем больше Жозефина вспоминает, тем больше это разрушает ее жизнь, уничтожая не только ее брак и карьеру, но и ее мироощущение. Тревожный и провокационный роман Элли Итон исследует противоречивость между жизнью, которую мы ведем во взрослом возрасте, и тем опытом, который нас формирует, как личностей еще в детстве, побуждая задуматься о том, как наши воспоминания могут заставить нас пересмотреть прошлое.

Оглавление

Из серии: Элли Итон. Мировой бестселлер

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Комплекс прошлого предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

5

6

Вместе Божественные были несокрушимы. Во время субботних экскурсий мы расхаживали по городу группами по пять или шесть человек, или, по крайней мере, парой, взявшись за руки, занимая всю ширину тротуара. Мы взмахивали волосами, лукаво комментируя прохожих горожан — их макияж, дешевую одежду, которую они купили на рынке, их вес — часто в тот момент, когда они отходили не слишком далеко и еще могли слышать нас. Мы терпеть не могли толстых людей. Кроме того, это были девяностые; горожане были с ног до головы одеты в дешевый деним, а мы, руководствуясь нашими собственными тенденциями, носили черные легинсы и большие кардиганы с ромбами, которые мы покупали в магазине на Кингз-роуд; или воровали у наших отцов рубашки в розовую полоску и джемперы с V‐образным вырезом. Зимой мы носили черные байкерские ботинки, а иногда и ковбойские сапоги, прежде чем летом перейти на лодочные туфли — обувь, которую можно встретить на регате, их кожаные шнурки наматываются на пуговицы. У меня была новая пара пенни лоферов с засунутой под язычок гонконгской монетой в десять центов вместо пенса[10].

Божественные также были патологическими ворами. В частности, Дики Бальфур, родители которой владели роскошным домом в Корнуолле и давали ей изрядное ежемесячное пособие, всегда запихивала в карманы конфеты Pick’n’Mix [11] в Woolworths [12] или крала на рынке серьги-кольца. Ее отец был графом. Она могла купить все что угодно, но суть была не в этом. Менеджеры начали запрещать нам приходить или строго ограничивали количество Божественных, которые могут находиться в их магазине одновременно.

Остальные Божественные бродили по улице, встряхивая волосами, громко завывая и держась за руки. (Мы часто касались и щекотали друг друга за локти, переплетали пальцы наших рук, отдыхали у подножия статуи короля Эдмунда в центре рынка, сидя друг у друга между ног.)

Но стоило отделить нас от стаи — и мы становились никем.

— Ты уронила свой окурок, — сказала девушка и кивнула в пол.

Я сдвинула полароидный снимок так, чтобы член оказался под моим бедром.

— Если ты не собираешься докуривать, я его возьму, — настаивала девушка из Короля Эдмунда.

Ее руки были скрещены, а большой палец цеплялся за ремешок ее тканевой сумки. Когда она наклонилась, чтобы взять сигарету, сумка метнулась ко мне, и я вздрогнула. Возможно, я даже подняла руку, чтобы прикрыть лицо. Бьюсь об заклад, ей это понравилось.

Она поднесла сигарету к моему носу.

— Так ты будешь докуривать или что?

Верх сигареты был влажным от того, что лежал на мокром ковре. Какая мне разница, заберет ее девушка или нет, если у меня в общежитии была целая коробка сигарет, которую я обманом заставила купить в дьюти фри одного из пассажиров.

— Она же мокрая, — пробормотала я.

Девушка пожала плечами, оторвала влажный кончик, засунула в рот и зажгла оставшуюся половину окурка.

— Ага, — торжествующе воскликнула она.

Она стояла в нашем логове и курила, как Божественная. Собственно говоря, я ничего не могла с этим поделать. Я сидела на полароидном снимке. Я не собиралась показывать горожанкам такие вещи — мы бы не пережили этого. Если я встану, чтобы уйти, она увидит фото. У меня не было выбора, кроме как сидеть и ждать, пока уйдет она. Без Скиппер и близняшек я чувствовала себя безногой и незащищенной. Я вспотела, спина стала влажной.

Король Эдмунд улыбалась себе под нос и курила, скрестив руки, прислонившись к стене и преграждая мне выход, что само по себе было похоже на акт агрессии. Ее школьный галстук был снят, а распущенные волосы, очень гладкие и светло-русые, почти доходили до ягодиц. Я совершенно забыла, во что она была одета, вероятно, в стандартную серо-белую униформу школы Короля Эдмунда, но я помню, что на ее ногах были туфли на высоких каблуках, которые явно отличались своей не-Божественностью.

— Расслабься, я просто жду своего брата, — объяснила она. — Он здесь работает, хорошо?

Я догадалась, что ее брат, вероятно, был одним из тех, кого наняли в этот день, чтобы помочь вытащить наши пустые школьные чемоданы с Круга и сложить их под сценой в главном зале, где они оставались до конца семестра.

— Ах, вот как. — Я сглотнула, чувствуя, как фотография прилипает к моему бедру, а лицо начинает гореть. — Ладно тогда, хорошо.

Я кивнула, как бы дав ей свое разрешение.

Она закатила глаза. Затем, осмотрев кончик сигареты, она прислонилась к стене. Она была немного пухленькой по сравнению с Божественными, хотя и не толстой. Лицо у нее было круглое, в нижнем углу губы было пятнышко, которое она, должно быть, ковыряла. У меня тоже бывали прыщи время от времени, но Скиппер настойчиво говорила мне не давить их. Король Эдмунд прижала язык к внутренней стороне щеки и рассеянно потерла пальцем одну из ранок, в то время как ее глаза скользили по украшениям нашего логова: колокольчикам и навесу, который мы сделали, чтобы не заливал дождь.

— Славно, — сказала она, глядя на амулет от сглаза, свисающий с ветки, и ткнула в него пальцем.

— Спасибо.

— Что случилось с твоим лицом?

Я уже и забыла о порезе от бумаги и снова приложила руку к щеке — кожа была липкой. Мои щеки вспыхнули.

— Веточка, — я указала на изгородь. — Я пыталась залезть.

Я смотрела, как она подносила сигарету к губам. Она издала хлопающий звук, когда глубоко вдохнула. Я курила постоянно, но никогда не делала это так профессионально, как эта девушка.

— Ты в порядке? — Она посмотрела на меня сверху вниз. — Ты выглядишь так, будто тебя сейчас вырвет или что-то в этом роде.

Теперь я окончательно вспотела. Мое лицо онемело и стало покалывать, как будто из меня выкачали всю кровь. Однако я не двинулась с места. Сейчас я не из тех, кого легко смутить, но тогда мой порог был намного ниже. Я постоянно жаждала одобрения своих сверстников, даже тех, кто учился в школе Короля Эдмунда. От мысли о том, что она может как-то поймать меня с фотографией эрегированного пениса, мне стало буквально физически плохо.

— Головокружение, — я кивнула на сигарету, прежде чем вспомнила, что так и не успела закурить ее сама.

Она пожала плечами.

— Значит, они просто разрешили тебе обкуриться в этом месте, что ли? — спросила девушка, указывая на лежащую на полу банку с окурками.

— Нет, — призналась я, хотя это было что-то вроде серой зоны.

Курение на территории школы каралось наказанием или, в случае повторного нарушения, домашним арестом. Домашний арест был невыносимо скучным — от двух до четырех недель полной изоляции, в течение которых нам не разрешали выходить за пределы школьной территории. Был обязательный тотальный контроль каждый час, от завтрака до выключения света, и с собой в бюстгальтере нужно было носить табель, в котором сотрудники делали отметки. Но правда заключалась в том, что обширная территория, охватывающая весь город, включая несколько полей для лакросса и фруктовый сад, не позволяла законно утвердить правило. Вдобавок к этому средний обхват талии наших домовладелиц, многие из которых были близки к ожирению, исключал возможность того, что кто-то из них окажется в нашем логове, даже если и попытается. К примеру, мисс Грейвз, моя домовладелица из Бробдингнега, последние пять лет редко покидала свое кресло в «яйце». Обычно она делегировала те пастырские заботы, что требуют физической активности, одной из своих заместительниц. Но ими были женщины, которые сменялись каждый год или два[13] — их выдержка была лишь вопросом времени. Они всегда оказывались худощавыми, нервными девицами лет двадцати-тридцати, не обладающими должным авторитетом. Мы с легкостью обводили их вокруг пальца.

У преподавательского состава дела обстояли не лучше. Я могу только догадываться, сколько денег, должно быть, получали эти женщины за работу в нашей школе. Их никогда не воспринимали всерьез и издевались. Они, вероятно, полагали, что продали свои души дьяволу, когда ушли из государственных учреждений, но то, что они получали в итоге, было намного хуже; это были Божественные. Если они слегка поправлялись, мы поздравляли их с беременностью. Мы спрашивали старых служанок, как зовут их парней. Мы забрызгивали их спины чернилами. Когда учитель просил нас прочитать что-то вслух или выполнить какое-то задание, мы стонали, ленились и разговаривали смешными голосами, а иногда, например в случае со сценой из «Кукольного дома», где Нора говорит: «Я почищу свою муфту», мы откровенно смеялись им в лицо.

Поскольку мы знали, что плата за обучение была ошеломляющей, мы относились к сотрудникам именно так. Как к персоналу. Они будто были у нас в рабстве. Когда нам надоедали уроки, мы поднимали крышки парт и разговаривали. Заслужить наше уважение могли только те учителя, которые были чрезмерно эксцентричны. Учительница истории, например, завивала волосы в два бараньих рога по обе стороны головы, и, когда мы проходили Версальский договор, она читала о каждом монархе начиная с 1066 года, пока мы не замолкали. Наш учитель математики, мистер Чемберс, один из немногих сотрудников-мужчин, отказался учить наши имена и просто назвал нас всех Эгги. Отчаянная тактика, в конце концов бесполезная, но, по крайней мере, они пытались.

Я удивляюсь, как многих из нас не исключили. Мы пили, курили, вылезали ночью через окна спален. Все, кроме Джерри Лейк, которая, боясь высоты, отказывалась даже подниматься по спортивному канату. Во время школьного похода, когда нам нужно было карабкаться по грязной полосе препятствий под дождем, якобы закаляя характер, Джерри бросила один взгляд на стену для спуска по веревке и сразу же направилась обратно в автобус.

Я не представляю, почему некоторые из самых талантливых учителей оставались там так долго. Если они надеялись, что в частной школе их будут ждать лучшие ученики, то они ошибались. Я всегда понимала, что наша школа не отличалась высоким уровнем образования, большинство Божественных не были талантливыми или хотя бы способными. Мы точно не Wycombe Abbey, не Cheltenham Ladies и не Downe House[14]. Наш вступительный экзамен был смехотворным. Некоторые девочки моего курса, например Скиппер, планировали в следующем году сдать только один экзамен на уровень А, что-то простое, например драматургию или кулинарию. Школа всегда гордилась тем, что выпускала хорошо воспитанных и разносторонних личностей, эдакая прославленная школа истинных леди, если угодно. Для будущих жен политиков, руководителей и председателей.

Девушка из Короля Эдмунда продолжила допрос.

— Значит, ты можешь курить, но не можешь смотреть телик?

— Нет. Да, — сказала я с подозрением. Это был мой первый настоящий разговор с кем-то из Короля Эдмунда, если не считать оскорблений, которые они выплескивали на нас из-за стен школы. Почему, подумала я, она так заинтересовалась нашими правилами? Чего она хотела?

— И никаких, типа, компьютеров, или игровых приставок, или видеоигр, или чего-нибудь еще? — продолжала она.

— Нет.

— Это тупо. — Девушка из Короля Эдмунда уставилась на то, что осталось от ее сигареты.

Я пожала плечами.

Отсутствие современных технологий в школе Святого Джона — еще один неизменный показатель Божественности. В одном из классов у нас был ряд древних текстовых процессоров, на которых мы учились печатать, потому как это считалось важным навыком для молодых девушек, однако все сочинения мы писали перьевыми ручками. У нас был ограниченный доступ к единственному телефону с монетоприемником, установленному в будке посреди коридора за пределами нашей комнаты отдыха, — в наименее уединенном из всех мест. Кроме того, он был открыт только в течение нескольких вечерних часов, чтобы мы не тратили время на разговоры с мальчиками. Мобильных телефонов не было вообще, хотя какое-то время мы носили с собой черные пейджеры и прикрепляли их к твидовым юбкам, как врачи отделения неотложной помощи. Сначала Толстая Фрэн не понимала, что это такое, но когда узнала, немедленно положила этому конец. У нас не было доступа в чаты. Нам не был доступен ни Facebook с его лайками и дизлайками, ни Google, ни Википедия, ни Instagram, ни Twitter, ни Snapchat, ни Gmail. Тотальное радиомолчание. Телевидение было разрешено по выходным в строго охраняемых частях, мисс Грейвз выдергивала вилки из розеток по истечении отведенного времени, часто в самой середине программы, размахивая кабелями в руке, как дубинкой. Программы, которые нам разрешалось смотреть, были бессмысленной чушью — Blossom, Jerry Springer, Gladiators, Ricki Lake[15].

— Значит, ты, по сути, в тюрьме, — размышляла Kороль Эдмунд.

Она в последний раз затянулась сигаретой, затем потушила ее о забор и швырнула окурок в банку у моих ног. Он зашипел, ударившись о влажное дно.

— Хотя, — передумала она, — мой двоюродный брат Стив сидит, и у него в камере есть телик.

Я ей не поверила. Я промокнула рукавом свою вспотевшую верхнюю губу, когда она отвернулась.

— Почему?

— Чтобы смотреть Corrie[16], — сказала она и приоткрыла глаза от своей шутки, которую сочла уморительной. Ее ресницы были такими же бледными, как и волосы, почти невидимыми, отчего глаза казались слезящимися и не очерченными.

— Я имела в виду, за что он в тюрьме?

— То да се.

— Ладно. Не важно, — сказала я, пытаясь вести себя так, будто мне все равно, хотя я раньше никогда не встречала родственников заключенных.

— Но вы, наверное, питаетесь лучше, — размышляла она.

Я приподняла бровь. Божественные выживали за счет фруктового мармелада, мягкого сыра, лапши быстрого приготовления и другой мусорной еды с высоким содержанием соли и сахара. Чудо, что мы все еще не развалились от такого питания. Печальным исключением стала моя соседка по общежитию в том семестре, Джерри Лейк, которая из-за спортивных требований и жесткого графика тренировок ела как не в себя, причем не только в школе. Три раза в неделю бежевый «Форд Эскорт» ненадолго останавливался на Круге, после чего Джерри запрыгивала на заднее сиденье, и мужчина средних лет в красной кепке, возможно, тренер или какой-то менеджер, увозил ее в кафе рядом с катком. Судя по количеству времени, которое она уделяла на сборы: одежду и макияж, — мы все предположили, что Джерри была влюблена в этого водителя, мужчину, настолько взрослого, что он мог бы быть ее отцом и вряд ли был ее парнем. Тот же самый человек доставлял ее обратно на территорию школы через четыре часа, к ужину. После чего ей разрешалось без очереди наполнить поднос и посмеяться над тарелками, в которых были и vol-au-vent с курицей, сыр, крекеры, шоколадный пудинг с пенкой на заварном креме толщиной с тектоническую плиту. Поварихи, чувствуя, что она была скорее одной из них, чем Божественной, обычно оставляли для Джерри лучшие кусочки.[17]

— Ну и что ты тогда делаешь? — Девушка из Короля Эдмунда указала пальцем в направлении пансиона через дорогу. — В выходные или типа того?

Я повернула голову, чувствуя, как рубашка медленно отрывается от спины, липкая от пота. Я была уверена, что каким-то образом она обнаружит фотографию или, что еще хуже, что кто-то из моих сверстников поймает меня здесь одну, когда я разговариваю с кем-то из школы Короля Эдмунда. Мои ноги начали неметь. Но я все равно не вставала. Когда она собиралась уходить?

— Разве твой брат не ждет тебя? — многозначительно спросила я.

— Не-а. — Она пожала плечами. — Ну продолжай, чем ты занимаешься?

Я подумала, что это идиотский вопрос. Чем на самом деле занимались люди нашего возраста? Мы делали музыкальные сборники друг для друга и обменивались одеждой. Мы осматривали наши не впечатляющие тела в узкой полоске зеркала над ручкой каждой двери общежития; стоя на наших столах, искривляя шеи, прижимались лицом к пятнистому стеклу, чтобы исследовать поближе черные точки, маслянистые, как смоляные ямы, поры. Мы, конечно, курили, протыкали друг другу уши иглой и пробкой, говорили о «лосях», мечтали о переходе на Другую сторону, насмехались над другими девушками, которых мы знали, в том числе и над бывшими Божественными, которые по той или иной причине ушли, а теперь посещали дневные школы, где, как мы представляли, был целый арсенал парней. Умелые писатели, мы часами составляли общие послания на десять, пятнадцать, двадцать страниц нашим друзьям по переписке, передавая их из общежития в общежитие, как религиозный свиток. Эти письма были перекличкой тех, кто потерял девственность или вот-вот должен был это сделать.

— На самом деле, не очень многим, — сказала я Королю Эдмунду.

— Дерьмо. — Девушка поправила ремень своей сумки, как будто она наконец решила уйти. — Неудивительно.

— Неудивительно что?

Будучи ученицами школы для девочек, мы знали, что горожане обвиняют нас в том, что мы не спим по ночам.

Девушка из Короля Эдмунда пристально смотрела на меня, скрестив руки, и по-прежнему касалась большим пальцем пятна на губе. Я неосознанно нажимала пальцем на угол полароидного снимка, вонзая его в кожу. В этот момент мы услышали голос из сарая технического обслуживания, чириканье автомобильного гудка, а затем шаги.

— Лорен, — крикнул кто-то.

— Да, что?

Мужчина протиснулся сквозь ветви. Он был одет в синий комбинезон наших ремонтников, наполовину снятый. Как у кинозвезд, которыми в том году были оклеены стены нашего общежития — Брэда, Лео и Джонни, — его волосы, как занавески, падали на обе стороны, разделенные посередине пробором.

— Поторопись, твою мать, — сказал он и остановился как вкопанный.

Он осмотрел меня с ног до головы — мешковатую мужскую рубашку, снятую с отца, в которую я была одета, туфли, которые мать заставляла меня полировать, — и его челюсть напряглась. Я неловко села на мешочке с фасолью, обняв колени.

— Лорен, пошевеливайся, — приказал он.

Потом он ушел.

Лорен закатила глаза. Она перекинула сумку через плечо, ее белые волосы струились по спине.

— Это мой брат Стюарт. Увидимся… как тебя зовут?

— Джо.

Горожанка снова закатила глаза.

— Серьезно, как твое настоящее имя?

Привычка использовать мужские имена была одной из особенностей Божественных, о которой этим летом широко сообщалось в прессе. Таблоиды, в частности, посвятили целую страницу теме наших прозвищ, подчеркнув тот факт, что за три года, проведенные Джерри в нашей школе, она ни разу не получила и не дала себе прозвища, указывая, как они говорили, на остракизм. По правде говоря, у Джерри и так было мальчишеское имя, она была всего в одной букве от мужского Гэри. В отличие, скажем, от моей матери, чьи Божественные друзья до сих пор ласково называют ее Род, Джерри [18][19]недолго поддерживала правила этой игры. Но это было для нее типично.

Девушка из Короля Эдмунда нетерпеливо щелкнула языком.

— Жозефина, — призналась я.

— Тогда увидимся, Жозефина. Я Лорен.

«Лоуренс, — подумала я. — Ларри. Лен».

Она отсалютовала мне пальцем. Я не смогла решить, иронизировала она или нет. К тому времени во рту уже так пересохло, что я чувствовала каждый его уголок, а мои ноги, передавленные от сидения на мешке с фасолью, были согнуты в детской позе коленями к носу.

— Спасибо за сигарету. Я отплачу тебе.

— Все в порядке, — сказала я ей. Это была всего одна сигарета. — Не беспокойся об этом.

— Я не крыса.

В ее голосе послышалась резкость, которая заставила меня отказаться от того, что я собиралась сказать дальше.

— Ты спишь там, да? — она указала на церковь Святой Гертруды.

Я кивнула.

— Лорен, — гаркнул ее брат. — Шевелись!

— Что ж, тогда я знаю, где тебя найти, не так ли? Я не забуду.

Когда она пробиралась сквозь кусты, ее засыпало цветами, и я застонала, без сил плюхнувшись обратно на влажный мешок с фасолью.

— Кстати, Жозефина. — Ее голова просунулась в дыру. — Отстойная фотка.

5

Оглавление

Из серии: Элли Итон. Мировой бестселлер

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Комплекс прошлого предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

10

Пенни лоферы получили свое название из-за традиции американских студентов, которые «на удачу» вставляли в прорезь монетку, как правило, пенни (пенс).

11

Pick’n’Mix — конфеты без обертки, которые лежат в магазинах в открытых ящичках и продаются на развес.

12

Woolworth — австралийская сеть супермаркетов и продуктовых магазинов.

13

Бробдингнег — страна великанов в романе Джонатана Свифта «Приключения Гулливера».

14

Wycombe Abbey, Cheltenham Ladies, Downe House — престижные школы-интернаты Англии, которые ежегодно входят в список лучших для девочек.

15

Blossom, Jerry Springer, Gladiators, Ricki Lake — комедийный сериал «Блоссом», ток-шоу о социальных проблемах «Шоу Джерри Спрингера», спортивно-развлекательное шоу «Гладиаторы», ток-шоу таблоидов «Рики Лейк».

16

Corrie, Coronation Street — «Улица Коронации», британская мыльная опера, насчитывающая шестьдесят сезонов и более десяти тысяч серий.

17

Vol-au-vent — название выпечки из слоеного теста, которая наполняется разными начинками, в том числе мясом и овощами.

18

Остракизм — изгнание из общества, решение о котором принято народным голосованием.

19

В оригинале имена записываются как Jerry и Gerry.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я