Душа за работой: От отчуждения к автономии

В марксистской философии 1960-х годов можно вычленить три направления.

Первое развивает идеи молодого Маркса, его гуманистический пафос и поднятую им проблему субъективности. При этом представители этого направления подчёркивают свою преемственность по отношению к Гегелю, к его «Феноменологии духа».

Второе направление сосредоточено в первую очередь на идеях «Капитала», а также на других произведениях Маркса, написанных после его эпистемологического разрыва с гегельянством. Это направление можно связать со структурализмом.

Третье направление, впитавшее в себя концептуальное воздействие феноменологии, настаивает на важности Grundrisse. Понятие всеобщего интеллекта является ключевым для этого направления.

Публикация и распространение написанных Карлом Марксом в молодости произведений теми институциями, которые призваны были выполнять функцию хранителей схоластических догм (в частности, Институтом марксизма-ленинизма), началась с большой задержкой. Лишь в 1957 году публикуемое берлинским издательством Diet^ Verlag собрание сочинений Карла Маркса и Фридриха Энгельса наконец-то выпустило «Ранние философские сочинения» 1844 года. Издание вызвало практически скандальную реакцию: оно обнаружило неожиданного Маркса, совсем не похожего на сурового автора «Капитала». В этой работе экономический материализм был смягчён рассуждениями о субъективности рабочего, которая полностью игнорировалась в строгой геометрической конструкции «Капитала».

Благодаря оттепели, последовавшей за XX съездом КПСС 1956 года, был открыт путь к переоценке разнообразных тенденций критического марксизма, левого гегельянства, а также так называемого марксистского гуманизма.

Сартр ещё в 1950-х годах вступил в идеологическую борьбу с догматизмом и детерминизмом схоластического марксизма. И в этом смысле он проложил путь к гуманистическому подходу, переоценке субъективности и отказу от диалектического редукционизма. При этом, однако, исходной точкой рассуждений Сартра был экзистенциализм принципиально антигегельянского толка.

Даже внутри самого гегельянства постепенно начали вызревать очаги переосмысления субъективности. Новая вспышка интереса к учению Гегеля имела место уже в 1920-х годах; тот же интерес засвидетельствовали в дальнейшем труды Франкфуртской школы и, наконец, «гегелевский ренессанс» 1960-х годов. Во всех этих случаях на первом плане оказывалась проблема субъективности и роли человека в исторических процессах.

Чтобы понять причину выдвижения на первый план проблемы субъективности как философского понятия, мы можем начать с нового прочтения одного из ранних сочинений Маркса. В 1960-х годах оно пользовалось большим успехом не только у приверженцев марксизма, но и, шире, в философской критике в целом.

В центре учения молодого Маркса — а также, в значительной степени, и в центре философско-политической рефлексии 1960-х годов — находилось понятие отчуждения. Попытаемся первым делом разобраться в значении этого понятия:

Рабочий становится тем беднее, чем больше богатства он производит, чем больше растут мощь и размеры его продукции. Рабочий становится тем более дешёвым товаром, чем больше товаров он создаёт. В прямом соответствии с ростом стоимости мира вещей растёт обесценивание человеческого труда. <… > Рабочий относится к продукту своего труда как к чужому предмету. Ибо при такой предпосылке ясно: чем больше рабочий выматывает себя на работе, тем могущественнее становится чужой для него предметный мир, создаваемый им самим против самого себя, тем беднее становится он сам, его внутренний мир, тем меньшее имущество ему принадлежит⁸.

В приведённом отрывке внимание Маркса сосредоточено на антропологических последствиях условий труда в рамках капиталистического производства. Что же происходит с человеком, когда он оказывается вовлечённым в производственные отношения, основанные на наёмном труде? По сути, вот что: чем больше усилий вкладывает он в производственную деятельность, тем больше растёт власть его врага — капитала, и тем меньше сил остаётся у него самого. Для того чтобы выжить и иметь возможность получать зарплату, рабочему приходится жертвовать своей человечностью, не тратить более свою энергию на достижение гуманитарных целей, не жертвовать своим временем ради них.

Понятие отчуждения основано на рассуждении Маркса о религии и мысли Людвига Фейербаха:

Точно так же обстоит дело и в религии. Чем больше вкладывает человек в бога, тем меньше остаётся в нём самом. Рабочий вкладывает в предмет свою жизнь, но отныне эта жизнь принадлежит уже не ему, а предмету. Таким образом, чем больше эта его деятельность, тем беспредметнее рабочий. Что отошло в продукт его труда, того уже нет у него самого. Поэтому чем больше этот продукт, тем меньше он сам. Отчуждение рабочего в его продукте имеет не только то значение, что его труд становится предметом, приобретает внешнее существование, но ещё и то значение, что его труд существует вне его, независимо от него, как нечто чужое для него, и что этот труд становится противостоящей ему самостоятельной силой; что жизнь, сообщённая им предмету, выступает против него как враждебная и чуждая⁹.

В контексте общественной ситуации, сложившейся в 1960-е годы, в период расцвета индустриального общества, зрелый капитализм производил всё большее количество товаров, создавал потребителям условия для благосостояния и выполнял данные им обещания обеспечить достойный уровень жизни для всего населения. Однако удовлетворённость своим экономическим положением шла рука об руку с постепенной утратой возможности наслаждаться жизнью и тратить время в своё удовольствие. Миллионы людей чувствовали, что чем мощнее становятся экономические механизмы, тем более убогой жизнью живёт рабочий. В рассматриваемый период это ощущение было чрезвычайно распространено, и молодой Маркс дал ему объяснение, использовав понятие «отчуждения». Это понятие было позаимствовано из философии Гегеля, что позволяет интерпретировать соответствующие выкладки Маркса в гегелевском ключе.

Философским фоном для «Экономическо-философ-ских рукописей 1844 года» Маркса становится гегелевский идеализм. Открытие этой работы в 1960-е годы сопровождалось широким распространением теории Франкфуртской школы и гуманизма идеалистического толка.

Концептуальное обоснование феномена отчуждения носит идеалистический характер, поскольку исходит из представления о подлинной сущности человека, которая была утрачена, отринута, исторгнута, упразднена. Поэтому молодой Маркс осмысливает коммунизм как восстановление той самой сущности человека, которую подавил капиталистический способ производства. Иными словами, коммунистический революционный процесс трактуется как восстановление изначальной идентичности, полностью извращённой теми условиями, в которых оказался современный рабочий; речь идёт о своего рода затмении, иначе говоря, отчуждении.

Коммунизм как полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства предшествующего развития, возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т. е. человечному. Такой коммунизм, как завершённый натурализм, = гуманизму, а как завершённый гуманизм, = натурализму; он есть действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Он — решение загадки истории, и он знает, что он есть это решение¹⁰.

Идеологический изъян размышлений молодого Маркса заключается именно в этой презумпции существования всеобщей человеческой сущности, отрицанием которой становится история существования рабочего класса. Из чего же, однако, исходит эта презумпция, как не из идеалистического гипостазирования человеческой сущности? В данном случае сам язык Маркса выдаёт его концептуальную связь с Гегелем, его принадлежность к идеалистической проблематике.

Для того чтобы лучше уяснить суть понятия «отчуждения» в идеализме, а также и связанной с ним идеалистической трактовки понятия «человеческая сущность», нам нужно обратиться к работам Гегеля и к самой динамике гегелевского языка. В своих йенских лекциях 1805–1806 годов он утверждает следующее:

Я как абстрактному для-себя-бытию противостоит также его неорганическая природа как сущее; оно относится отрицательно к ней и снимает её [в] единстве их обоих, но таким образом, что оно сначала формирует её как свою самость, затем созерцает собственную форму, следовательно, пожирает самого себя. Наличное бытие, вся совокупность естественных потребностей в стихии бытия есть вообще множество потребностей; вещи, служащие их удовлетворению, перерабатываются, их всеобщая внутренняя возможность полагается как нечто внешнее, как форма. Но это перерабатывание многократно; со стороны сознания оно есть делание-себя-вещью. Но в стихии всеобщности оно таково, что становится абстрактным трудом. Потребностей много; воспринимать это множество в Я, трудиться — это абстрагирование всеобщих образов, но самодвижное образовывание»¹¹.

В этом фрагменте отчуждённый характер труда оказывается вполне определённо связан со становлением духа и диалектикой бытия-в-себе и бытия-для-другого (хотя выражено это при помощи трудного для понимания, как обычно у Гегеля, языка). Приведённое нами базовое определение вбирает в себя всю конкретно-историческую динамику труда и капиталистической экспроприации в рамках идеалистической диалектики субъекта и субстанции. В книге Гегеля «Феноменология духа» сказано следующее:

Живая субстанция, далее, есть бытие, которое поистине есть субъект или, что то же самое, которое поистине есть действительное бытие лишь постольку, поскольку она есть движение самоутверждения, или поскольку она есть опосредствование становления для себя иною. Субстанция как субъект есть чистая простая негативность. <…> Только это восстанавливающееся равенство или рефлексия в себя самоё в инобытии, а не некоторое первоначальное единство как таковое или непосредственное единство как таковое, — есть то, что истинно. Оно есть становление себя самого, круг, который предполагает в качестве своей цели и имеет началом свой конец и который действителен только через своё осуществление и свой конец¹².

Как бы решительно ни критиковал Маркс идеалистическую философию, в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» он оказывается в плену гегелевской концептуальной системы, предлагая рассматривать коммунизм как «разрешение спора между существованием и сущностью», а также приписывая коммунизму трансцендентный и эсхатологический характер. Маркс рассуждает о коммунизме так, как будто по ту сторону исторических условий есть истина, которая должна разрешить существующие противоречия. Подобного рода теологическое видение коммунизма оказало несомненное воздействие на политическую историю рабочего движения.