Возроди меня

— Как Джеймс?

Я первый нарушаю молчание. Странное ощущение. Новое для меня.

Кент кивает в ответ, глядя на свои стиснутые пальцы. Мы на крыше, вокруг бетон и холод. Сюда я иногда выхожу побыть в одиночестве. Отсюда сектор видно как на ладони: океан вдали, гражданские, как игрушечные солдатики, ходят туда-сюда. Солнце медленно, лениво выглянуло наконец в середине дня.

— Хорошо, — отвечает Кент напряженным голосом. На нем только футболка, но обжигающий холод ему словно и не мешает. — Можно сказать, образцово. Он молодец, хорошо держится.

Я киваю. Кент поднимает глаза, и у него вырывается короткий нервный смех. Он отводит взгляд.

— Ну, не сумасшествие? — говорит он. — Может, мы оба рехнулись?

Мы умолкаем на минуту. Ветер свистит громче, чем раньше.

— Не знаю, — отвечаю я наконец.

Кент ударяет кулаком по колену и шумно сопит.

— Знаешь, я тебе этого не говорил, — начинает он, глядя куда-то мимо меня. — В ту ночь… Я хочу, чтобы ты знал — для меня многое значит то, что ты тогда сказал.

Я, прищурившись, смотрю вдаль.

Сложно извиняться за попытку кого-то убить, но я попробовал. Я сказал, что понимаю Кента — его боль, гнев, его поступки, — и добавил, что, несмотря на давление нашего папаши, он вырос гораздо лучшим человеком, чем я.

— Я говорил искренне, — отзываюсь я.

Кент постукивает по губам сжатым кулаком. Кашлянув, он хрипло говорит:

— Мне жаль. Все пошло наперекосяк, буквально все. Такой бардак…

— Да, — соглашаюсь я.

— И что нам теперь делать? — он наконец поворачивает ко мне голову, но я не готов посмотреть ему в глаза. — Как… исправлять? Мы сможем это исправить? Не слишком ли все далеко зашло?

Я провожу рукой по ежику на голове.

— Не знаю, — очень тихо отвечаю я. — Но мне бы хотелось.

— Да?

Я киваю. Кент, сидя рядом, кивает несколько раз.

— Я еще не готов сказать Джеймсу…

— Да? — удивляюсь я.

— Не из-за тебя, — быстро говорит он. — Я не о тебе волнуюсь. Просто, чтобы объяснить, придется лезть в дебри. Я не знаю, как сказать Джеймсу, что его отец был чудовищем… Я вообще считаю, ему не нужно об этом знать.

Я поворачиваюсь к Кенту:

— Джеймс не знает? Ничего?!

Кент качает головой.

— Он был совсем мал, когда умерла наша мама, и я всегда старался держать его подальше, когда рядом обретался отец. Я ему сказал, что родители погибли в авиакатастрофе.

— Впечатляет, — слышу я свой голос. — Весьма великодушно с твоей стороны.

Кент продолжает треснувшим голосом:

— Господи, ну почему я так расстроен его смертью? Почему мне не все равно?

— Та же проблема, — качаю я головой.

— Да?!

Киваю. Кент прячет лицо в ладони.

— Он все так испортил…

Кент дважды всхлипывает — две резкие попытки сдержать эмоции. И все равно я завидую его природной открытости. Вытащив носовой платок из внутреннего кармана куртки, протягиваю его Кенту.

— Спасибо, — с трудом говорит он.

Я снова киваю.

— А… что с твоими волосами?

Я настолько не ожидал этого вопроса, что едва не вздрогнул. Я думаю рассказать Кенту все от начала до конца, но мне не хочется, чтобы он спрашивал, зачем я вообще подпустил Кенджи к своим волосам, и тогда мне придется объяснять, что Джульетта очень просила подружиться с этим идиотом. По-моему, о ней нам пока говорить не стоит. Поэтому я коротко отвечаю:

— Маленькая неприятность.

Кент приподнимает брови и смеется:

— Понятно.

Я с удивлением смотрю на него.

— Все нормально, кстати, — говорит он.

— Ты о чем?

Кент уже сидит прямее, подставив лицо солнцу. Я впервые замечаю в нем черты моего отца — и мои.

— О вас с Джульеттой, — отвечает Кент.

Я застываю на месте.

Он смотрит на меня:

— Да правда же, все нормально.

— Не уверен, что мне было бы нормально, окажись я на твоем месте, — вырывается у меня.

Кент улыбается, но улыбка выходит печальной.

— Ближе к концу я вел себя с ней отвратительно, — признается он. — Ну и получил, что заслужил. Но дело не в ней… — он смотрит на меня краешком глаза. — Я уже давно был на грани. Я был несчастен и жил в огромном стрессе… — он пожимает плечами и отворачивается. — А открытие, что ты мой брат, едва меня не доконало.

Ошеломленно моргаю.

— Да, — смеется Кент, качая головой. — Теперь это кажется глупостью, но тогда… Я, видишь ли, считал тебя социопатом и боялся, что, узнав о нашем родстве, ты попытаешься меня прикончить.

Он нерешительно поглядывает на меня. Ждет. С некоторым запозданием я понимаю, опять-таки с удивлением, что Кент ждет от меня возражений.

Но я вполне понимаю его опасения.

— Ну, я же попытался один раз тебя убить.

Глаза Кента округляются:

— Вот об этом говорить еще рано. Это пока не смешно.

Отвожу взгляд.

— Я и не пытаюсь острить.

Чувствую на себе взгляд Кента — изучающий, пытливый. Наверное, гадает о скрытом смысле моих слов. Или прикидывает, что я за птица. Или то и другое сразу, не знаю. Мне трудно угадать, о чем он думает. Надо же, обладать уникальной способностью считывать чужие эмоции — но только не у Кента! Рядом с ним я чувствую себя не в своей тарелке — будто я вдруг ослеп.

Наконец он вздыхает.

Я словно случайно прошел какое-то испытание.

— Ладно, — говорит он как-то нерешительно. — Я был уверен, что рано или поздно ты меня достанешь, и думал только об одном: не станет меня — Джеймс тоже не выживет. Я ведь весь его мир, понимаешь? Убьешь меня — убьешь и его. — Он смотрит на свои руки. — Я перестал спать по ночам, не ел. Я сходил с ума. Я не мог справиться с собой, с ситуацией, а ты, можно сказать, жил с нами… А Джульетта… Я… — он вздыхает, громко и долго. Прерывисто. — Я повел себя как сволочь. Я все свалил на нее, винил ее во всем. За то, что ушла, когда она была единственной, в ком я был уверен. Это моя вина, мой личный «багаж». Мне еще многое предстоит обдумать… — говорит он наконец. — У меня, видишь ли, проблемы с теми, кто меня бросает.

Некоторое время я не знал, что сказать. Я никогда не считал, что Кент склонен к сложной мыслительной деятельности. Мой дар чувствовать чужие эмоции и его умение скрывать свои сверхъестественные способности сделали из нас странную парочку. Меня всегда подводили к мысли, что он бесчувственный, как деревяшка, а Кент, оказывается, куда более сведущ в чувствах, чем я думал. И красноречив.

Странно видеть человека с родственной тебе ДНК, который так свободно говорит и безбоязненно признается в своих страхах и недостатках. Это как смотреть на солнце: вскоре приходится отвести взгляд.

— Я понимаю, — только и могу выдавить я.

Кент кашляет и подытоживает:

— Ну вот, я это к тому, что Джульетта была права. Под конец мы уже отдалились друг от друга. Все это, — он водит рукой между нами, — заставило меня многое понять. Она была права. Я всегда так отчаянно чего-то хотел — любви, привязанности или чего-то еще, не знаю, — он качает головой. — Наверное, мне просто хотелось верить, что между нами есть то, чего не было. Обстановка тогда была иной… Да я и был другим человеком. Но теперь я уяснил, что для меня главное.

Я вопросительно смотрю на него.

— Моя семья, — говорит Кент, встретившись со мной взглядом. — Это все, что меня волнует.