Когда мы танцевали на Пирсе

Нельсон не появлялся уже почти неделю, и мы о нем тревожились. Я говорю о нас с Моникой, потому что Джек сохранял спокойствие.

— Надо навестить Нельсона, — сказала я.

— Не надо, — возразил Джек. — Нельсон, должно быть, простудился. Ничего страшного.

— Они раньше простужался, а все равно выходил на улицу, — парировала Моника.

Джек почему-то старался не глядеть на нас, глаза у него так и бегали.

— Нельсон придет, когда сможет, — наконец выдавил он.

— А что, нам нельзя к нему наведаться? Интересно, почему? — не унималась я.

— Потому, — отрезал Джек, густо покраснев.

— Дав чем дело? — поддержала меня Моника. — Что еще за тайны?

— Не лезьте, куда не просят, — процедил Джек, развернулся и зашагал прочь.

Но мы его догнали.

— И нечего на нас шипеть, — сказала я. — Нельсон — наш друг, вот мы и волнуемся. Что тут плохого?

Джек остановился и впервые с начала разговора прямо взглянул нам в лицо:

— Нельсон не обрадуется, если мы заявимся к нему домой, понятно?

— Почему?

Я ляпнула это очередное «почему» и тотчас пожалела. В Джеке шла внутренняя борьба, это было видно по лицу, Джек словно пытался прикрыть Нельсона.

— Ладно, не хочешь — не говори, — прошептала я. — Какая разница?

— По-моему, разница есть, — фыркнула Моника.

Я сделала ей страшные глаза.

— А по-моему, нет разницы.

— Ну нет так нет. Забудь, Джек.

Мы втроем пошли на лужайку, в которую упирался Качельный тупик. Там было полно ребят. Мальчики гоняли мяч, девочки сидели на траве. Мы уселись подальше от остальных.

Между мной и Моникой продолжался молчаливый разговор. Да в чем дело, как бы спрашивали мы друг друга, округляя и закатывая глаза. Джек рвал травинки по одной — вырвет и пустит по ветру. Казалось, сто лет мы уже так сидим. Наконец Джек сознался:

— Я уже ходил к Нельсону.

— Ну и чего ж ты столько времени вилял? — упрекнула Моника.

— Что стряслось с Нельсоном? — перебила я.

— Не скажу.

Я уже себя не помнила от тревоги.

— Нельсон ведь… выйдет к нам играть, да, Джек?

— Выйдет. Через несколько дней.

Вдруг меня как пронзило: я о Нельсоне почти ничего не знаю, даже элементарных вещей вроде адреса, а еще подруга! Сам Нельсон — тихоня, заводиле Джеку не чета, но, странное дело, без него грустно. По крайней мере мне. И тревога гложет. От ужасной догадки навернулись слезы.

— Нельсона кто-то обидел? Поколотил?

— Да пойми же, Морин: у него тоже есть гордость. Что я за друг, если за глаза стану обсуждать Нельсона? Он сам расскажет, если захочет.

— Но ты ведь будешь его проведывать, Джек?

— Буду.

Я сразу поверила, ни тени сомнения не допустила. Конечно, что бы ни случилось с Нельсоном, Джек его не оставит.

Нельсон появился только через неделю. Мы притворились, будто не замечаем синяков на его лице и лодыжках. Нет, на синяки даже украдкой не было брошено ни единого взгляда, зато каждый из нас проявлял к Нельсону максимум предупредительности.

В тот вечер я плакала в подушку.

— Что случилось, Морин? — спросила Бренда.

Конечно, в новом доме у каждой из нас была своя комната, но мы привыкли спать в одной постели, и вот Бренда по вечерам прибегала ко мне, и я с готовностью пускала ее под одеяло. Это ведь так приятно, когда рядом с тобой теплое тельце младшей сестренки.

— Почему ты плачешь? — не отставала Бренда.

— Кто-то избил Нельсона.

— Кто?

— Отец, чтоб его черти взяли.

— Папе расскажешь?

— Вряд ли.

— По-моему, надо рассказать. Как же иначе?

— Спи, малышка.

Бренда обняла меня:

— Нельсон такой хороший, Морин.

Я чмокнула ее в темечко:

— Да, он очень хороший. А теперь засыпай.

Бренда зевнула:

— Надо поставить за него свечку, Морин. Пусть от нас будет две свечки — за песика и за Нельсона. И пусть Пресвятая Дева убьет злодея мистера Перкса — Дева ведь такая добрая!

— Это ты здорово придумала, Бренда! Завтра же сразу после уроков и пойдем в церковь.

Я еще долго не могла заснуть. Все думала о Нельсоне, замурзанном, тощеньком, в этом коричневом джемпере с дырками на локтях. Может, хоть мама любит Нельсона, раз уж ему достался отец-мерзавец? Очень я на это надеялась. А еще надеялась, что Пресвятая Дева Мария покарает мистера Перкса, переломы обеих ног ему обеспечит, к примеру.

На другой день мы с Брендой отправились ставить свечки. Я обожала нашу церковку. Такая она была милая, и алтарь такой красивый, голубой, раззолоченный. У изваяния Пресвятой Девы неизменно теплилась свечка, пахло ладаном, даже когда Святые Дары не были выставлены. У входа мы окунули пальцы в чашу со святой водой и совершили крестное знамение.

— Знаешь, Бренда, сегодня Пресвятой Деве надо сосредоточиться на Нельсоне, так что давай поставим только одну свечку, чтобы Пресвятая Дева не отвлекалась еще и на песика.

— Ты ее попросишь убить Нельсонова папу, да, Морин?

— Нет. Я ей расскажу, что мистер Перкс сделал с Нельсоном, а уж она сама рассудит.

Личико у Бренды стало испуганным.

— Пресвятая Дева не сумела помочь Иисусу, а ведь Он ей родной сын! Думаешь, она поможет Нельсону?

— Видишь ли, Бренда, помогать Иисусу она права не имела. В том-то и суть, чтобы Иисус умер на кресте и тем искупил все грехи мира. Наверно, Он заранее предупредил свою матушку, чтобы не вмешивалась.

— И впрямь. Ая и забыла.

— Поэтому, Бренда, мы с тобой сейчас вознесем молчаливую молитву, а дальше пускай Пресвятая Дева ходатайствует.

— Что значит «ходатайствует»?

— Точно не скажу, но у сестры Аквинат это любимое слово.

— Как думаешь, если мы заплатим за свечку, Пресвятая Дева скорее откликнется?

— У нас ни пенса, Бренда.

— А что, если Пресвятая Дева сперва исполняет молитвы богачей? Они ведь платят за свечки.

— Не может такого быть. Закрой глаза и взывай к Пресвятой Деве, только мысленно.

Мы обе преклонили колени перед изваянием. Я стала молча молиться, и вот в каких выражениях: «Бесценная Пресвятая Дева Мария! Конечно, твой сын Иисус все видит и все знает и ты сама тоже. Выходит, ты должна знать про Нельсона, какой он хороший и добрый мальчик. Его наказывать совершенно не за что, а тем более битьем, но отец все-таки избил его…»

— Морин, а что нужно говорить? — прошептала Бренда.

— Попроси Пресвятую Деву, чтобы она походатайствовала.

— Походатайствуй, дорогая Пресвятая Дева, — прошептала Бренда.

— Этого мало. Ты ведь не объяснила Пресвятой Деве, о ком надо ходатайствовать.

— А как объяснить?

— Попроси, чтобы она ходатайствовала от твоего имени. Скажи, что на всякий случай мы отсюда до вечера не уйдем.

Я снова закрыла глаза. «Извини, Дева Мария, на чем я остановилась? Ах да, Нельсон — хороший, добрый мальчик, и он…»

— Морин, я забыла это слово!

— По-хо-да-тай-ство-вать!

— Оно очень трудное, да, Морин?

— Под стать ситуации. Если хотим, чтобы Пресвятая Дева нам вняла, надо приложить все усилия.

«Снова извиняюсь, дражайшая Дева Мария. Ты же видишь — Бренда все время встревает. Короче, я сегодня пришла просить не за раздавленного песика, а за моего друга Нельсона. Устрой, пожалуйста, так, чтобы кто-нибудь шарахнул его отца по башке, лучше всего молотком. Нет, я понимаю: убийства не по твоей части, но ты же наверняка знакома с каким-нибудь душегубом. Например, ты могла бы попросить одного из тех двух разбойников, с которыми рядом принимал крестные муки твой сын Иисус, — небось ты с ними уже давно на короткой ноге?»

Я подняла взгляд. Пресвятая Дева улыбалась мне своей всегдашней доброй улыбкой. «Послушай, Дева Мария, может, я многого прошу. Если с убийством никак не выходит, ты хоть руки отруби этому мистеру Перксу, паршивцу, чтобы ему нечем было колотить Нельсона, хорошо? Аминь».

Не то чтобы очень довольная, но, по крайней мере, удовлетворенная — разве я не сделала все, что могла? — я уселась на скамью и стала думать о Нельсоне. Представляла его добродушное лицо и немытые вихры. И как только миссис Форрест на порог пускает такого оборвыша, ведь Нельсон в ее представлении Джеку совсем не товарищ!

Рядом возникла Бренда.

— Ну что, пойдем?

Я кивнула, мы направились к дверям, однако на полпути я вдруг остановилась.

— Ты чего, Морин?

— Забыла попросить Пресвятую Деву еще об одной милости, совсем крошечной.

Быстрыми шагами я вернулась к изваянию, преклонила колени. «Только не думай, пожалуйста, дорогая Мария, будто я из тех, которым подавай все и сразу. Но, может, когда гнусный мистер Перкс будет обезврежен, ты ниспошлешь Нельсону новый джемпер? Аминь».

Я встала, но тут же снова бухнулась на колени. «Желательно коричневого цвета, дорогая Мария!»