Пропавшая карта

Я пробудилась от прекрасного сна. Мне снились птицы. Видели бы, какие у них были выражения лиц, когда я…

Ладно, проехали. Люди порой бывают так брезгливы, когда речь заходит о… как бы это назвать? Сцены побоища? Я лично обожаю такие сцены, особенно когда речь обо мне. У меня острые когти, а зубы — ещё острее. И в то же время я такая мягкая и пушистая! Это редкое сочетание, поистине великий дар.

Спала я на кровати Хармони — самое моё любимое место отдыха в этом доме. Наша с Хармони спальня располагается в очаровательной маленькой комнатке с деревянными стенами и видом на луга и тянущееся к самой горе Мисти шоссе. Если я не ошибаюсь — а я вряд ли ошибаюсь, — дети отправились с нашим гостем как раз в том направлении. Они пошли без меня? Это бывает. Обычно я не возражаю. Но бывает и иначе. Я вспрыгнула на стол Хармони — на самом деле это было более плавное и грациозное движение, но не суть, — и посмотрела в окно. Там никого не было, разве что пара цветных точек машин на шоссе.

Похоже, это один из тех моментов, когда я ощущаю потребность в небольшом обществе. По задней лестнице я спустилась в кухню. Там ничего не происходило, и даже Берты не было. Значит, она уже ушла. Рождественская ёлка в Большой Комнате стояла ровно и красиво, в нижней её части горели огоньки, но Элрода нигде не было видно. Только мама сидела в кабинете, погрузившись в какие-то бумажки. Все эти бумажки были как-то связаны с финансовыми проблемами: это можно было без труда понять по её лицу. Я скользнула под стол и потёрлась о её ногу, чтобы поднять ей настроение. Но она, кажется, вообще меня не заметила. Бывало ли такое когда-нибудь? Очень дурная тенденция.

Я не люблю дурные тенденции. Вы когда-нибудь замечали, что небольшое приключение может порой очень изменить настроение? Вот почему я решилась совершить вылазку в подвал: у меня к тому не было никаких особых поводов, хотя если вы интересуетесь мышами, то подвал гостиницы «Блекберри хилл» нужно обязательно включить в список местных достопримечательностей. Я не говорю, что вы их там обязательно встретите. Но встретили бы непременно, если бы кое-кто не потрудился время от времени устраивать туда вылазки. Этот «кое-кто» — это я. Сообщаю на случай, если до вас плохо доходит. Ничего личного, как любят говорить люди. Отнеситесь к этому, как… как-то иначе, хотя это, конечно, не самая лестная ваша оценка.

Чтобы попасть в подвал, нужно пройти мимо кухни в заднюю часть дома. Это самая старая его часть, с истёртым деревянным полом, который очень приятно касается подушечек моих пальцев. В конце вестибюля находится слегка перекошенная дверь. В этой части гостиницы, которую гости не видят, есть целый ряд вещей, которые нуждаются в обновлении. У мамы давно готовы все планы, но сначала нам нужно… да, вы уже знаете: деньги. Но вернёмся к перекошенной двери. Она перекошена так сильно, что, даже когда она закрыта, кое-кто, кто наловчился проскальзывать в узкие щели, может легко пролезть под ней.

Кое-кто вроде меня — вы правильно поняли. Я проскользнула внутрь и пошла вниз по ступенькам. Там темно и сумрачно, но меня это совсем не беспокоит. Люди довольно сносно видят на свету, но уберите его прочь, и они практически полностью слепнут. Предположим, к примеру, что вы вышли ночью на улицу, скажем, к кормушке для птиц, может, без разрешения, если уж говорить прямо… И взволнованные люди выглядывают в окно, размышляя, куда могла запропаститься эта кошка: но они вас не заметят! Я даром потеряла такое количество времени, пока не осознала эту столь важную истину. Она перевернула мою жизнь. Ну ладно: не всю жизнь, а только ночную её половину.

У нас очень большой подвал, с множеством подсобок. Самая большая — это котельная, но там есть ещё кладовка, комната для спортивного снаряжения, прачечная, комната для сломанной мебели — всё это расположено в новой части здания. Я давно знаю, что для вылазок типа этой больше годится старая часть подвала с его грязными полами, паутиной и странной ржавой сельскохозяйственной техникой. Охотиться здесь гораздо удобней. Впрочем, я не то чтобы всерьёз охочусь — скорее просто развлекаюсь, держась подальше от неприятностей. Я просто милая тихая маленькая кошечка.

Но меня же нельзя осудить за то, что я нюхаю вещи? Да, у меня есть нос: очаровательная миниатюрная пуговка, как его называет Хармони. Он так не похож на нос сами-знаете-чей. У всякого существа есть свой запах, и у мышей тоже. Мыши, собственно, пахнут довольно сильно, особенно если учесть их размер. Этот запах довольно приятен, и одна из его составляющих, хоть и не самая яркая, но зато постоянная — это запах страха. Вы не почувствуете этого запаха от меня или моих сородичей из кошачьего мира. Честно говоря, им даже от Артура и ему подобных не пахнет. Он туп, но не трус. Повезло Артуру — сейчас он во внешнем мире. Почему он, а не я? Что с миром не так? Я была на волосок от падения в пропасть дурного настроения.

И всё же я удержалась. Отчасти — благодаря тому, что вдруг ощутила запах мыши. В старой части подвала есть небольшое окно, расположенное очень высоко, на уровне земли. Стекло в нём настолько запачкано, что почти не пропускает свет. Под этим окном находится старый металлический жёлоб для угля — наследие прежних эпох. Как-то Элрод при мне рассказывал об этом Бро, и кое-кто из нас слушал внимательно. Я позволила своему носу — очаровательной миниатюрной пуговке, если я еще об этом не сообщала, — вести меня и, обойдя огромную тёмную старую печь и стопку деревянных ящиков, вышла к угольному жёлобу. И кто же отчаянно карабкался вверх по этому жёлобу к окну? Правильно — мышь! Довольно жирная мышка — мой любимый сорт. Я не спеша вспрыгнула на угольный жёлоб. Никуда эта мышь не денется — окно-то закрыто! Я иду к тебе, моя серая подруга! Насладись этими последними мгновениями своей…

Но что это? Как? Вот мошенница! Каким-то невероятным образом, добравшись до вершины жёлоба, мышь проскочила дальше вперёд и выскочила наружу? Это невероятно! Я опрометью взлетела по жёлобу, вонзила когти в подоконник и посмотрела вперёд. И что же? В одной части окна стекло было разбито и выпало, осталась лишь небольшая узкая острая полоса сверху. Пройду и я через это отверстие? Я лапой исследовала данный вопрос в тот момент, когда заметила движение на лугу. Это возвращались Хармони с Бро. А ещё, кажется, шёл снег. И, да: ещё с ними был Артур. Он медленно переваливался с боку на бок так, как делает это обычно: будто вот-вот развалится вовсе. Артур — это тот самый тип, который, по моему мнению, слишком легкомысленно относится к разваливанию всего на свете.

И тут случилось страшное. Хармони опустилась на колени и что-то сказала этому Артуру. Это было что-то ласковое — вовсе не «Плохой Артур!» или «Какой ленивый мальчик!» — и сгребла его в охапку. Нет! Нет! Но увы — это правда. Она сгребла его в охапку — хотя вы могли бы предположить, что сгрести в охапку этого толстого олуха вообще невозможно, — и несла на руках весь остаток пути до самого дома. Носить на руках собаку? Разве собака — это не рабочая скотина? Артур должен катать детей в тележке или на санках. Собачьи упряжки! Не зря же они так названы! Я в шоке отпрянула от окна.

Немного позже мы все вместе наряжали ёлку в Большой Комнате. Мама сидела у камина и в основном работала на ноутбуке, Бро вынимал из коробок разноцветные шары, снеговиков, эльфов, и́глу, колокольчики и прочие украшения и подавал их стоявшей на стремянке Хармони, а Хармони осторожно развешивала их на ветках. Я же, расположившись на верхней полке стоящего в углу книжного шкафа, держала своё мнение при себе. Ну и Артур, как вы могли догадаться, спал у камина, завалившись на бок. Его грудь медленно вздымалась и опадала самым что ни на есть омерзительным образом.

Мама выглянула в окно. На улице уже почти совсем стемнело.

— Я начинаю беспокоиться, — сказала она.

— Да? — обернулся Бро. — Из-за чего?

— Разумеется, о господине Лемэре, — догадалась Хармони. — Что, если он заблудился?

— Заблудился? — пожал плечами Бро. — Ему нужно было просто сойти вниз тем же путём, каким он пришёл.

— Это не всегда просто, — возразила мама. — Жаль, что вы оставили его одного.

— Но он сам настоял, — воскликнула Хармони.

— Да, он настаивал, — подтвердил Бро. — Он даже не хотел платить, пока мы не пообещаем уйти.

— А вот это неправда, — возразила Хармони.

— Разумеется, правда.

— Нет, конечно.

Мама подняла руки:

— Эй, вы, оба! — Она встала. — Номер его мобильного есть на регистрационной карте. Я намерена ему позвонить.

— На горе телефон не ловит, — покачала головой Хармони.

— Может, он уже спустился и греется у Уилларда, к примеру.

Хармони взглянула на свой телефон:

— Уиллард закрылся десять минут назад.

— И всё же я попытаюсь. — С этими словами мама вышла из комнаты и направилась к регистрационной стойке.

— Правда, — буркнул Бро.

— Нет, — ответила Хармони. Подвеска яркого красного шарика выскользнула у неё из рук, и шарик, упав на пол, рассыпался на мелкие кусочки. — Смотри, что ты наделал?

— Я?

— Почему ты вечно такой упрямый? Хуже осла.

Хармони слезла со стремянки и принялась собирать мелкие алые осколки. Я наблюдала за ней: мне всегда нравится смотреть, как люди работают, это помогает скоротать время. Но сейчас мои мысли витали далеко отсюда: я размышляла о Бро и ослах. Одно время у нас в хлеву жил осёл, его звали Ослик, если я ничего не путаю. Да, Бро бывает иногда очень упрям, но он совершенно не похож на Ослика. Однажды Элрод хотел вывести Ослика из его стойла и перевести в соседнее. В результате утро превратилось в настоящее приключение. Да и день тоже. К своему удивлению, я поняла, что скучаю по Ослику. Ну, может, совсем капельку скучаю.

В комнату вернулась мама.

— Он не отвечает, — проговорила она.

Бро пожал плечами:

— Ему надо просто вернуться тем же путём.

Мама и Хармони метнули на Бро одинаковые взгляды. Собственно, в этот момент мама и Хармони были похожи во всех отношениях. Что же касается взгляда, то в нём отчётливо читалась одна мысль: «Ну что нам с тобой делать?»

Господин Лемэр не появился ни к ужину, ни когда мы закончили наряжать ёлку, ни когда настала пора идти спать. Мама звонила в отели и мотели, в сдаваемые посуточно апартаменты и прочие гостиницы, пытаясь узнать, не поселился ли господин Лемэр в одной из них, но нигде ничего о нём не слыхали.

— Я звоню шерифу, — заявила мама.

— Шерифу Ханцингеру? — удивилась Хармони.

— А у нас что, есть какой-то другой шериф?

— Нет, мам. Но что он, по-твоему, должен сделать?

— Свою работу, — ответила мама. — Пусть найдёт господина Лемэра.

— Шериф Ханцингер? Ночью? В буран? Мам, ты серьёзно? Мы же даже не уверены, что господин Лемэр правда пропал.

— А что?

— Ну, это… Он же типа шериф, а не горный спасатель, — вступился Бро.

— Надеюсь, вы не пытаетесь пренебрежительно отозваться о весе или возрасте человека. — В мамином тоне послышались нотки угрозы.

— Смотря по тому, что значит «пренебрежительно», — не сдавался Бро.

— И он вовсе не обязан идти сам: можно ведь отправить помощника Карстерса.

— Они ещё не вернулись из Диснейленда, — отрицательно качнула головой Хармони.

Так вышло, что я знакома с Карстерсами. Эмма Карстерс дружит с Хармони. Я однажды даже у них дома была. Оказалось, что у них дома живёт ручная песчанка. Очень странная идея — держать дома таких животных!

— Я не стану искать оправдания для бездействия, — отрезала мама и взяла трубку.

Дальше последовал долгий разговор с шерифом Ханцингером. Я повернула уши в мамину сторону, и мне был довольно чётко слышен глубокий хрипловатый голос шерифа. Он сказал, что сейчас безлунная ночь и снегопад, сообщил, что единственный работающий снегоход отделения на самом деле совсем не работает, а способен доехать лишь до магазина, и добавил, что граница его округа проходит поперёк маршрута Сококи, — в общем, что он так или иначе уверен, что этот тип Лемэр явится утром живым и невредимым и что нечего поднимать шум, а может, это вообще уже за пределами его юрисдикции в соседнем округе. Ну, или что-то в этом роде. Я мысленно вновь и вновь возвращалась к песчанке Карстерсов, Джерри, — если я правильно запомнила имя. Песчанки — это же какая-то прямая родня мышам? Я вновь и вновь возвращалась к этому вопросу, расслабленно и изящно лёжа на мягких корешках книг и созерцая языки пламени, пляшущие в камине.

Немножко позже, когда настало то, что принято называть ночью, мама оставила включённым уличное освещение, а дверь незапертой. Я обычно сплю в нашей кровати — моей и Хармони. Даже самое взыскательное существо не посмеет упрекнуть её в недостаточном удобстве. Но больше всего мне нравится, что Хармони спит очень крепко: так крепко, что даже не замечает, что я закутываюсь в её волосы. У неё очень густые и мягкие волосы — крысиное гнёздышко, как именует их мама. И она в корне не права с этим. Одна мысль о прекрасных волосах этой девочки — и меня уже клонит в сон.

И я очень хорошо спала этой ночью. По крайней мере, в первой её половине. Но потом я начала волноваться из-за незапертой двери. Не то чтобы у нас тут, в нашей Снежной стране, было много воров, или если бы у нас была нормальная сторожевая собака, из-за этого можно было бы вовсе не беспокоиться. Но у нас Артур. Нормальная сторожевая собака не станет каждую ночь забираться в постель к Бро, но станет бодрствовать и охранять дом. Я встала и спустилась вниз.

В доме было не до конца темно: красноватый свет исходил от окутанной гирляндами рождественской ёлки. Я постояла у двери. Она была плотно закрыта. С улицы не доносилось никаких звуков кроме свиста ветра, а изнутри, пожалуй, только сопение Артура. Ещё раз — зачем он нам здесь? Опять забыла — напомните мне, пожалуйста.

Поскольку спать мне совсем не хотелось, я решила организовать собственный дозор, начав с подвала. Это будет не первый мой визит в подвал ночью. Я люблю заходить туда по ночам: там в это время так тихо и сумрачно! Многие люди боятся темноты — это касается Эммы Карстерс, и мама тоже боится. У неё это началось примерно в те времена, когда ушёл папа. Но вернёмся ко мне. Я совсем не боюсь темноты. Я её часть! Одна из ночных теней! Да-да — и единственная тень, обладающая самосознанием. Прямо сейчас это сознание говорило: «Эй, ты, маленькая толстая мышка! Вылезай-ка ко мне — поиграем!»

Но, хотя я ощущала вокруг очень яркий запах маленьких толстых мышек, ни одной из них не было видно. Чтобы в этом убедиться, я даже залезла на верх старого угольного жёлоба. Сквозь грязное окно я увидела слабый свет, медленно двигавшийся по склону горы Мисти. Он мигнул раз, другой, и ещё. А потом погас.